Прародитель Магии Том Последний (СИ) - "Swfan". Страница 9
— Это, — отвечал ему мужчина, поднимая перед ним тот обвисший мешочек, который забрал у старика. — Плата за охрану. Я охранял тебя всю дорогу, если бы не я — ты бы не добрался. Ты обещал платить мне едой и вином, но еда была дурная, а вина было мало. Ты обязан мне эти монеты.
— Ты… Ты… — старик так вскипел от несправедливости, что лишился слов. Меж тем собравшаяся толпа, из грязной, вонючей бедноты и чистых, цветастых, только прибывших богатых людей с интересом наблюдали за всем происходящим. Человек, предложивший мужчине деньги, явно был недоволен таким вниманием и отошёл немного в сторону. Мужчина заметил его нерешимость и яростно взглянул на старика. Но тот уже был слишком взволнован и разгорячён, чтобы заметить этот взгляд и испугаться. Старик бережно взял свою внучку из рук Маргариты и заговорил с мужчиной и вообще со всей толпой, с хрипом выкрикивая слова:
— Возьми… Возьми хотя бы её… Ты можешь трёх взять, возьми ребёнка, у неё чума, она умирает… Умирает!
Бледная девочка повисла на его тощих руках.
По толпе прошёлся ропот. Мужчина ощутил на себе взгляды и замялся. Потом он сам посмотрел на мешочек с деньгами и на человека в цветастых одеждах, совершенно непоколебимого. Мужчина сжал губы. Он подумал и уже было собирался ответить, явно с усилием, как вдруг перед ним вышел молодой человек в белом с медными обручами на ногах. Тот самый, который всем тут заведовал и недавно считал. Он обвёл растерянного старика и девочку у него на руках взглядом. И произнёс:
— Стоимость её прохода равноценна двум, а не одному.
Старик опешил. Мужчина тоже опешил, но потом немедленно пришёл в себя, повесил мешочек на пояс и улыбнулся человеку в цветастых одеждах, улыбкой без капельки сомнения.
— Но… но… Почему? — залепетал старик.
— Она слабая и больная. От неё не будет проку. Нам нужны сильные люди, люди, которые могут работать и защищать наш город. Среди больных чумой могут быть воины. Когда они пройдут за стены Священного города, болезнь отступит, и они спасут сотни других; она же, без родителя, совсем одна, умрёт. Твоя дочь должна стоить дюжины человек по справедливости; мы считаем её за два, ибо мы милостивы…
— Лучше сюда посчитай, клоун.
— А? — молодой человек в белом растерянно повернулся на дерзкий голос, а вместе с ним повернулись и все те, кто слушал его речь. Они увидели девушку. Странно ряженую, не очень высокую девушку в белой рубахе, в штанах, с волосами, завязанными в хвостик.
Она стояла перед массивным камнем.
Девушка схватилась за уголок камня и приподняла его. Потом она приподняла руку, и булыжник взмыл у неё над головой, привлекая внимание всех и каждого из толпы, очень разросшейся после начала спора. Мужчина это тоже увидел, и челюсть его отвисла, — и глаза его, злые глазки с постоянным прищуром, стали круглыми как башни.
— Раз, два, три… чего не считаем? — улыбаясь спрашивала Маргарита молодого человека в белом, совершенно беззвучно разинувшего рот.
— Пять, шесть семь… Восемь, девять, десять… Сколько ты там говорил, дюжину? Одиннадцать, двенадцать, тринадцать, четырнадцать, пятнадцать. Шестнадцать. Готово, — сказала девушка, и совершенно без труда и не торопясь поставила камень назад.
— Можно идти, я так полагаю, — Маргарита протёрла руки, легонько цокнула потрясённого старика в его морщинистый лоб и повела его вниз по холму. Толпа сама расступалась перед девушкой. Люди смотрели на неё как на ожившее божество. Вдруг юная принцесса остановилась и обратила взгляд на совершенно потрясённого мужчину:
— Ах да, давай ещё так. Минус три моих за три его, так что у него теперь ноль. Ладно? — улыбнулась Маргарита.
Юноша в белом похлопал ресницами, посмотрел на камень, на мужчину, — тот задеревенел от его взгляда — сглотнул и кивнул. Мужчина вздрогнул и пару секунд не мог вообще пошевелиться. Потом он вдруг почувствовал пустоту у себя на поясе, и увидел, что мешочек исчез, и что человек в цветастом наряде теперь бежит, именно бежит за девушкой, размахивая этим мешочком и звеня монетами. Тут мужчина не выдержал, заревел и помчался на юную принцессу. В миг он оказался у неё за спиной, занёс топор, и спустя всего мгновение мужчина уже лежал на земле, с грубым лезвием, всаженном в черепушку, разливая кровь, а девушка и старик медленно удалялись от его трупа, спускаясь с холма в сторону городских врат…
…
…
…
Маргарита провела старика за стены. Всю дорогу он молчал, — не мог найти слов, не мог выразить своей благодарности, — и лишь когда они ступили в людные улочки города, и девочка вдруг застонала у него на руках, старик издал радостный вздох и начал сумбурно то благодарить Маргариту, то обращаться к своей внучке, взывать к ней, то снова пытаться целовать Маргарите ноги, от чего она ловко уворачивались… Старик убрал волосы, налипшие на лицо внучки, и с замиранием сердца наблюдал, как медленно разлепляются её глазки. Девочка раскрыла веки. Поморгала. Она взглянула на своего дедушку, и улыбнулась. Потом на Маргариту и улыбка её бледных губ стала похоже на ясный полумесяц. Маргарита улыбнулась девочке в ответ, слегка.
Улыбаться как раньше, во весь рот, у девушки почему-то теперь не получалось. Все улыбки её казались немного вымученными, жалкими, как свет солнца в мгновение перед закатом.
Принцесса вернула старику мешочек с монетами, — старец пытался отказаться, но девушка настояла, — а затем вместе он, она и девочка отыскали где снять на пару дней жильё.
Весь вечер, — а был уже именно вечер, — Маргарита провела вместе со своими спутниками, услышала их рассказ, очень печальную историю, придумала своё прошлое, очень забавное, и с наступлением ночи ушла.
Выйдя на городские улочки, Маргарита пошмыгала носом и уверенно побрела в одном определённом направлении. Вскоре девушка остановилась на крыше небольшого дома, сразу напротив которого был сад, целая роща кольцом, а за нею — великий храм. Где-то в нём, под ним, в его недрах, под землёй, девушка ощущала источник таинственной жизненной силы, которая пронизывала весь город, и вдоль границ влияния которой были выстроены его стены. Маргарита сжала зубы, и, ощущая сильнейшее дурное предчувствие на сердце, стала пробираться в храм.
Девушка прошла рощу, в которой обитали белые обезьяны, прошла тёмные своды храма. Она обнаружила потайной проход и спустилась в его недра. Маргарита вошла в небольшую комнатку глубоко под землей, закрытую семью дверями, — и встала перед медным ларцом с золотистыми узорами на пьедестале.
Девушка, слегка подрагивая, вздохнула. Она понимала, что жизненная сила, наполнявшая город, вовсе не лечила болезни, но только подавляла их симптомы. Если лишить город этого сокровища, он за ночь превратиться в обитель больных и убогих, а на вторую ночь едва ли не половина его жителей погибнет и сгниёт. Волны гноя заполонят улицы, смрад привлечёт тысячи мух. Великие белые стены замкнут внутри себя братскую могилу…
Маргарита вздохнула и с мольбой на сердце, обращённой в никуда, открыла ларец.
Внутри лежал камешек.
Немного зеленоватый.
С янтарным отблеском.
Шестигранный.
Это был Камень жизни.
Девушка сжала кулаки, и пальцы её рук громко захрустели.
236. Ради Себя
236. Ради Себя
Как-то раз Маргарита поинтересовалась у Альфии, чем именно та занимается в эльфийских землях по указу её отца. Девушка ответила не сразу. Она поправила волосы, выглянуло в окно, наполненное холодным голубым небом, — стояла зима, — и сказала сухим голосом, что обязанности её были следующие: она подавляла восстания, держала в узде недовольных, руководила войском и обеспечивала приток жизненных сил, корма, для Отголоска Весны, чтобы та скорее повзрослела. Маргарита разумеется, и довольно бездумно, спросила, как именно обеспечивается «приток жизненных сил», на что Альфия, пуская в холодные голубые небеса тёплый белый дымок, ответила, что делается это очень просто — эльфами.
Иногда это преступники, — убийцы, воры, провокаторы — иногда просто недовольные и не умеющие скрывать своего недовольства; иногда сумасшедшие, не способные мыслить здраво; а иногда просто бедняки с улиц. Всех их запихивали в поезда, перевозили в земли Вечной Весны, перерабатывали и удобряли с их помощью землю.