Загадка Меривезера - Стрэхен Кэй Клевер. Страница 24
– С моей работой все в порядке. Я не в вашем департаменте.
– Я всем расскажу об этом. Я…
– Ой, бросьте! Сейчас я поднимусь наверх и займусь делом. Но, леди, вы собирались что-то сказать, но вас перебил Уирт. Вы сказали, что заметили в вашей комнате что-то такое?
– Возможно, это неважно. Но моя коробка с сигаретами была открыта, и исчезло довольно много сигарет. На полу был пепел. Я подумала, что это может говорить о том, что мистер Шарван с кем-то еще провели в моей комнате какое-то время перед тем, как...
Она удивленно замолчала, поскольку со стороны мистера Шоттса раздался взрыв смеха. Я был рад услышать его – мистер Шоттс уже слишком долго писал, испещряя в своем блокноте страницу за страницей, быстро и ловко занося в нее все наши слова. Я подумал, что миссис Бейли покраснела от смущения, а не от злости, ведь она попыталась объяснить:
– Это было только предположение…
– Леди, извините, – сказал мистер Шоттс. – Я лишь подумал, что Голди мог сыграть дурную роль в истории с сигаретами. Ну, уже светлеет, – он зевнул и встал. – Если Голди не возражает и не думает, что мы сотрем его драгоценные отпечатки, то мы выйдем и осмотримся. Можете присоединиться, – сказал он Полу Кизи. – Покажете, где вы нашли нож и пушку.
Мистер Голдбергер сбегал наверх и вернулся прежде, чем остальные трое успели собраться и пообещать, что скоро вернутся.
Я же почувствовал потребность в уединении, перешел в столовую и присел там. И, как я уже сказал, здесь на меня навалился страх, ставший все более ужасным из-за своей неосязаемости, и я лишился чувств.
Глава XXII
Как вы помните, я все еще был в столовой, когда ко мне подошел Пол Кизи, и после разговора с ним я отправился в холл, чтобы позвонить Линн Макдональд в Сан-Франциско.
Как я уже рассказывал, результатом этого импульсивного поступка стало то, что я поднялся наверх и тут же сбежал вниз, и в итоге появился новый вид Кадуолладера: одной рукой сжимающего стойку перил, а второй рукой – костлявые пальцы Сары Парнхэм. Порыв его героизма смягчился, он уже не строил из себя Сидни Картона [43] и практически вторил: «Это намного, намного лучше того, что я делаю...», – и т.д. и т.п.
Нелестная картина и неудобная поза, в которой оказался толстый и сентиментальный старик. И я перехожу к той растерянности, неудачам, страхам и бедствиям, которые он пережил в последующие часы.
Мое первое потрясение произошло, когда я вернулся в комнату Вики, и увидел спокойную и отстраненную племянницу. Мягкость в ее больших карих глазах сменилась твердостью.
– Вики, слишком поздно, – сказал я. – Они слышали, как я говорю по телефону. Теперь я не могу остановить ее.
– Этого я и боялась, – ответила она. – Но не беспокойся. Мы найдем выход. Я тут подумала… – она подошла ко мне и села рядом со мной, и тихо заговорила, приблизившись к тому моему уху, что слышит получше: – У нас есть пятнадцать минут, пятнадцать драгоценных минут, и, если понадобится, мы сможем растянуть их. Конечно, мы должны сказать, что ты вышел со мной, чтобы поставить машину. Это вполне естественно: отпереть гараж, открыть дверь, и т. д. Затем…
Я попытался прервать ее. Мне хотелось рассказать о стуке, который я слышал на лестнице, помехах на радио, закрытой передней двери. Но она приложила к моим губам палец.
– Тсс-с, – предупредила она. – Я тщательно осмотрелась и уверена, что здесь нет диктофона, но все же лучше говорить потише. И, пожалуйста, дай мне закончить, – она сжала кулаки и пододвинулась поближе ко мне. – Может случиться все, что угодно. Мы должны согласовать все, что будем говорить. Дай подумать… О, да. Помни, ты вышел из дома со мной и прошел к гаражу. Я обнаружила, что забыла ключ из гаража – он остался дома, в моей сумочке. Мы попытались войти через заднюю дверь – чтобы снова не обходить вокруг дома. Но мы не смогли пройти этим путем, так что нам пришлось вернуться к парадной двери – понимаешь, все это заняло время, затем поиски ключа, и… Должны ли мы были вернуться через коридор и гараж – ведь машина уже стояла перед ним? Нет, нам может понадобиться больше времени; так что мы снова обошли вокруг дома. Ты отпер гараж. Я загнала машину внутрь. Конечно, теперь мы вошли в дом через коридорчик у гаража. Я остановилась на кухне – выпить стакан воды. Ты прошел в гостиную и был именно там, когда пришли Эвадна Парнхэм и Дот. Кэнди, тебе все ясно? Или мне повторить все еще раз?
– Мне все ясно. Но…
– Нет. Думаю, нам нужно повторить все чуть подробнее.
Так она и сделала, повторив все от начала и до конца, практически слово в слово.
– Теперь мы заставим их поверить, что Тони вошел в дом за эти пятнадцать минут, и, как сказала Эвадна, с ним пришел кто-то еще. Кто-то, кто застрелил его, пока мы были снаружи. А затем он, тот, кто застрелил его, либо сразу же спустился вниз и ушел, пока мы были на улице, либо притаился наверху, выжидая возможности улизнуть. В любом случае, уходя, он выбросил пистолет во дворе. Нам не придется отчитываться о том, как он сбежал. Конечно, выбрасывать пистолет из окна было бы ошибкой. Но не имеет значение. У нас нет объяснения всему этому. Понимаешь, мы ничего об этом не знаем. Мы столь же несведущи и невинны, как и все в доме. Нож во дворе? Мы не представляем себе, откуда он. Будем молчать. Не станем выдвигать никаких теорий.
Конечно, мы должны были сказать, что слышали выстрел, когда были на улице. Но поскольку мы не сказали об этом, будем придерживаться взятой линии. Не абсурдно ли то, что это единственное из того, что мы знаем на самом деле… Нет. Нам нельзя бояться. Я читала, что психологические игры являются важной частью расследования. Значит, мы должны психологически соответствовать. После того, как мы обговорим это – здесь и сейчас, мы больше не будем даже упоминать об этом. Даже друг другу. После этого разговора мы станем невинны. И в собственном сознании мы будем невинны. Запомни это. Мы не слышали выстрела – вот и все. Мы изложим факты, и пусть они ищут объяснение. Например, ты – светлая мысль шотландца о глушителе. Ох, – ужаснулась она, – я так рада, что я не преступница. Я имею в виду, что я не настоящая злодейка. Потому что если бы я была ею, было бы так легко повесить это дело на кого угодно. Например, на Эвадну Парнхэм.
Хелен только что была здесь, она ушла, пока ты поднимался по лестнице. Она рассказала мне о найденном стихотворении. Она просто чудесна, не так ли? Я люблю Хелен. Но я собиралась сказать, что я подумала, будто она… ну, по крайней мере, немного задумалась насчет Эвадны, хотя Хелен даже не намекнула на это. Но она заставила меня задуматься о том, что Эвадна виновна. Скажем, так:
Она поднялась к себе после того, как Меркель привез ужин, и она оставалась наверху довольно долго – по меньшей мере, минут двадцать, а убийство, как мы знаем, занимает всего минуту. Она ушла за сигаретами. Допустим, она не нашла их у себя в комнате и зашла за ними в комнату Хелен. Как ты знаешь, спустившись к нам, она курила одну из сигарет Хелен, и, как я приметила, ее портсигар был набит ими. Хелен сказала, что у нее пропало много…
– Их взяли детективы – это было, когда мы были в ее комнате.
– Не важно. Возможно, Эвадна подсела на марку Хелен. Дай подумать… Да, она прошла в комнату Хелен. Там был Тони, они из-за чего-то поссорились, и Эвадна застрелила его. Сделав это, она испугалась и выбросила пистолет в окно. В следующий миг она пожалела об этом; она вырвала из книги стихотворение, напечатала текст и подделала подпись, оставив страницу, надеясь сбить детективов со следа. Возможно, она планировала найти пистолет во дворе и вернуть его в комнату. Как бы то ни было, сразу после того, как она пристроила стихотворение, она прошла в свою комнату и сломала собственный ксилофон. Она нуждалась в объяснении, почему она спустилась в мрачном и расстроенном настроении. Она знала, как легко поссориться с Дот. Ей была нужна ссора – чтобы выплеснуть эмоции и, как ширма, для отвода глаз. Говоря это, я почти верю, что все так и есть. Это очень страшно – то, что можно так легко переложить вину на кого-то другого. Это слишком просто. Я не должна это делать. Мне нужно приложить все способности, чтобы твердо поверить в нашу невиновность. Но вместо этого я разработала еще дело против Дот и против Освальда…