Слепое счастье - Хмелевская Иоанна. Страница 25

— Вот так и кончаются разговоры о сокровищах, — пренебрежительно заметила она. — А воображают-то золотые горы!..

— Да что ты! Здесь же злотых двести будет, правда мелочью, но ведь довоенная мелочь теперь — нумизматическая редкость.

— А вдруг там ещё есть? — предположил Зигмунт. — Эй, Петрусь, пошуруй-ка ещё в стене!

— Ты что, спятил?! Она же может совсем рухнуть! — крикнула Шпулька.

Тереска продолжала рыться среди обломков кирпича и штукатурки.

— Наверное, здесь какой-нибудь нищий жил. Замуровал в стене свои сбережения, может, перед самой войной. Удобнее всего было бы все это смести и куда-нибудь сложить.

— Веник — в коридоре, — язвительно проинформировала Шпулька. — А что касается куда, так некуда. Разве что в сковородку, да вряд ли Янушек позволит её отвязать…

Все были настолько поглощены сбором мелочи, что не обратили внимания на рёв мотора во дворе. Только резкий гудок вернул их к действительности. Шпулька вскочила на ноги.

— Грузовик!

— О Господи! Собирайте скорее! — испугалась Тереска. — Быстрее, чтобы эти жлобы не увидели!

— Что, боишься — отберут? — сострил Зигмунт.

— Дурак, смекнут, что их клад уже нашли и им здесь делать больше нечего! Черта лысого ты получишь, а не грузчиков!

— Холера! Правильно… Скорее!

В жуткой спешке ребята хватали монеты и бросали их в жестянку вместе с прочим мусором. В кухню влетел Янушек и встал как вкопанный.

— Черт! Что это?..

— Тихо! — зашипела на брата Тереска. — Замурованный клад. Давай, собирай быстро!

— Как же?..

— Да заткнись ты! — прикрикнул на него Зигмунт. — Собирай, а я пойду к этим, а то ещё сюда припрутся…

— Не стой столбом, собирай! — рассердилась Тереска. — Я сейчас все объясню…

К Янушеку вернулась способность двигаться. Он рухнул на колени и начал старательно сгребать монеты, шёпотом требуя у сестры разъяснений. Тереска коротко описала происшествие. Янушек поднялся и посмотрел на историческую стену.

— Что хотите делайте, а я отсюда не двинусь, пока эту стенку не раздолбаю, — категорически заявил он. — А сопляк мне поможет, у него здорово получается…

Переполненный барахлом грузовик уехал, делая первую ходку, а вместе с ним отправились Зигмунт и трое добровольных грузчиков. Они так рьяно взялись за работу, что машину загрузили в рекордное время. Тереска со Шпулькой упаковывали остатки соседского имущества. Грузовик должен был забрать их вторым рейсом. Янушек обнаружил в треснувшей стене ещё одну такую же жестянку с довоенной мелочью.

— Что за люди! — заметил он с огорчением. — Подавали нищему самые грязные и задрипанные монетки! Будь они новенькие и блестящие, тогда другое дело. Приятель у меня собирает, я-то знаю! А такие — кто же купит. Разве что некоторые, самые редкие.

— Все равно: пустячок, а соседям будет приятно, — Тереска опять с головой ушла в хозяйственные вопросы. — Посуда поедет грязная, сосед вернётся — помоет. Так и быть, можно её замочить. Что-то моё человеколюбие на глазах тает. Янушек, отцепись ты от клада и принеси ещё пару газет из макулатуры!

После неудавшейся попытки Петруся запихать сестрёнку под грузовик детей заперли в абсолютно пустой квартире Шпульки и Зигмунта, где их предоставили самим себе. Шпулька считала, что там нет ну ничегошеньки, что можно было бы испортить или разрушить. Стены ещё держались, никакие провода не торчали, кроме как с потолка, но до него детям не достать. Жутко уставшие Тереска со Шпулькой проверяли, все ли они собрали, чтобы потом у соседей не было никаких претензий. Янушек приволок газеты.

— Сначала вынес на помойку, а теперь, вот, понемногу назад приношу, — недовольно сказал он. — Мартышкин труд. Там какой-то шум в вашей квартире.

Подруги посмотрели на мальчишку совершенно пустыми глазами.

— Кому говорю! Там шум какой-то!

— Какой… шум?… — умирающим голосом спросила Шпулька.

— Не знаю. Вроде как что-то рушат. Ну, чего уставились? Я бы сходил и посмотрел.

— Я не пойду, — отперлась Тереска.

— Я тоже! — поддержала Тереску Шпулька.

— Пожалуйста, я сам могу сходить, — предложил Янушек.

Поколебавшись, Шпулька согласилась. Обе девчонки молча дожидались его возвращения.

— Классные дети! — восторженно доложил мальчишка. — Плиту разбирают. Уже выдрали такую железяку, вроде вертела. Все в саже, как чертенята.

Тереска со Шпулькой не выдержали и побежали в соседний подъезд. Петрусь и Марыська были настолько поглощены своим делом, что даже не обратили внимания на девчонок. Те молча стояли в дверях, наблюдая за нелёгким трудом малышей.

— А тебе казалось, что здесь больше ничего нет, — горько заметила Тереска, качая головой.

— О плите-то я и не подумала, — призналась Шпулька. — Слава Богу, что я их не вымыла. Так теперь и поедут.

— Спятила? Они же все перепачкают! Сажа-то жирная!

— Ничего. Оботрём их газетами. А я-то раньше думала, что дети должны быть всегда чистыми. Теперь у меня иное мнение. Вот что значит — опыт! Янушек, ещё парочку газет…

— Лучше их в эти газеты завернуть и обвязать верёвкой, — посоветовал Янушек. — Я во дворе видал бельевую верёвку.

— А это мысль! — похвалила Тереска.

— Езус-Мария! Верёвку забыли! — охнула Шпулька. — Она соседская! Это же счастье, что дети плиту разобрали!..

В новой квартире соседей собралась вся компания. Уже наступил вечер. Отдраенных в ванне детей загнали спать, куча рваной бумаги, газет и тряпок была сметена в угол, коробки, тюки и чемоданы свалены в одной из комнат, в остальных комнатах мебель стояла так чудно, что хоть её было и немного, квартира превратилась в настоящий лабиринт. На высказанные замечания по поводу оригинального интерьера Зигмунт заявил, что он не намерен устраивать здесь бальные танцы, и категорически отказался вносить какие бы то ни было изменения. У него тоже уже не осталось никаких сил.

— Тебе-то хорошо, — пожаловалась Шпулька. — Можешь идти к нам домой и отдыхать. А мне придётся здесь ночевать, а что эти детки утром учудят, один Бог знает. Нельзя их одних оставлять.

Тереска принесла себе из прихожей стул, но тут же вскочила и стряхнула рукавом штукатурку, затем внимательно осмотрела обивку и снова села.

— Странно, везли через весь город, таскали туда-сюда, переворачивали, а штукатурка держится, — печально заметила она. — Обивка такая цеплючая, что ли… Ты не в курсе, соседи не собираются пылесос покупать?

— Не знаю, что они собираются, а только штукатурка и в диване тоже. Но мне все равно. Буду на нем спать, и конец! Эта штукатурка у них на всей мебели, что в комнате стояла. Тут аэродинамическая труба нужна, а не пылесос…

— Во всяком случае, худшее уже позади, — заметил Зигмунт, сидящий на коробке с книгами, прислонясь к стене и вытянув ноги почти до середины комнаты. — Я вам ещё не говорил, этот шофёр очень нас хвалил.

— Какой шофёр?

— Дружок соседский. Я ему все рассказал, пока ехали, я в кабину сел. Ему наша идея использовать этих лабухов как дармовых грузчиков жутко понравилась. Сказал, что сам бы так сделал, а с администрацией заводиться — дохлый номер. Уж он им дал жару, ну и я не отставал. В нашей квартире — прямо дворец. Смотреть больно. Три раза все переставляли.

— Как же ты их заставил-то? — удивилась Тереска.

— А я и не заставлял. Просто дурачком прикинулся. Они уже бежать хотели, а я все озирался — такой несчастный, такой беспомощный, ну чуть не плакал и все пытался сам двигать. Ясно было, что я — полный идиот и никуда не уйду, пока все как надо не расставлю. Ну, и что им оставалось? Помогали как черти, лишь бы поскорее закончить. В результате они таскали и передвигали, а я только пальцем показывал: это сюда, это левее… Дружок соседский, зная в чем дело, чуть со смеху не помер. Жаль, что здесь так же не получилось.

— Ну, тут уж им нечего было ждать. Хорошо, хоть в квартиру занесли. Свалили как попало и помчались к своим сокровищам.

— И примчались. Так их этот клад и дожидается! — удовлетворённо пробормотал Янушек, сортировавший и пересчитывавший на свободном клочке пола содержимое двух довоенных коробок из-под леденцов.