Днем с огнем (СИ) - Вран Карина. Страница 31

Случайно намешал всякого, заполучив похмелье. Случайно научился вызову живого огня, чтобы избавиться от этого похмелья. Случайно обжег им Праскуню Карасичну. Таша случайно именно вчера решила поехать ко мне. Я случайно надумал приехать на дачку — сегодня, к свежему телу.

Хм… Тогда намешал алкогольного я только потому, что примостил свой большой зад возле барной стойки рядом с Бартош. Надо будет ей спасибо сказать. Или книжку подарить: она их любит, а мне будет повод заглянуть в книжный, прикупить чего-нибудь новенького для себя.

— А монеты дорогие… — я понял, что упустил часть беседы, задумавшись. — Елизаветинские рубли. Кто-то не пожалел, пустился в расходы.

— Надпись. Как правило, их оставляют маньяки, серийники, люди — или нелюди — с расстройством психики. Мало убить, нужно дотошно и безошибочно послание обозначить свое.

— А чем оно было сделано? — перебил я подполковника. — Простите, любопытно.

— Кочергой, — ответил Семен Ильич: я не такого ответа ждал. — В кровушку обмакивали и писали. Капли до стены оставили след. Орудие убийства мы не обнаружили, а кочергу прислонили к печи. Сомневаюсь, что мы найдем там отпечатки, но вдруг. Нам бы любая зацепка не помешала.

— А по предыдущим случаям? — спросил я. — Есть что-то новое?

— "Простите, любопытство", — передразнил меня Сергей. — "Почему на вопросы"…

Передразнить себя подполковник не дал, одного покашливания хватило, чтобы младший лейтенант замолк.

— Немного ясности в деле профессора Пивоварского появилось, да, — покачал головой старший сыскарь. — Форточка. Окно было закрыто, его попыталась выбить собою позднее студентка, а форточка была отворена. Никто не входил и не выходил через дверь, но теперь мы рассматриваем и путь по воздуху. Вешница-сорока, скажем, попала бы внутрь без труда. А это, в свою очередь, ниточка к ведьмам, но те категорически отрицают свою причастность. Убийство Дарии Ивановны, в свете данного отрицания, может дать нам новую нить в расследовании. Я удовлетворил ваше любопытство, Андрей?

— Немного, — растянул губы в подобие улыбки я. — Но немного — это больше, чем ничего.

— Славно! — поднялся из-за стола Семен Ильич. — Спасибо за чай, нам с Сережей пора в город. Маленькая просьба: перенесите, если можете, ваши… тренировки в другое место. Пока тут все не обследовали более тщательно.

Накрылись мои отгулы медным тазом, искупанном в Медном озере, что к северу от нас в полутора часах ходьбы.

— Без проблем, — сказал вслух.

Служивые укатили, не предложив мне поехать с ними. Я бы отказался, конечно, не бросать же манула на даче одного, но все же.

— В парк, значит, будем ходить, — слух у Кошара отменный, хоть один разговор повторять не придется. — Это сложнее, но что ж уж теперь…

— Может, в парк, — я потер лоб, сверился с часами. — А может и нет. Поглядим. Ладно, хвостатый товарищ, нас тут кроме немытых кружек и заварочника ничего не держит. Так что моем посуду, пакуем хвост в рюкзак, и в город.

— О как, — внимательным взглядом окинул меня Кошар. — Поглядим, так поглядим. Что скажешь, владыка огневой, к тому прислушаюсь. Если то будет не ахинея полная.

Был плюс в раннем возвращении с дачи: полупустая электричка. Удалось не только самому усесться, но и рюкзак на сиденье поставить. Тем не менее, испорченное напрочь настроение не спешило улучшаться. Как если бы я укусил бок румяного яблока, а во рту вместо сочного летнего вкуса остался привкус подгнившего лука.

А как жаль было планов на соседнюю заброшку! Понятное дело, начал бы я тренировки с площадки для мангала, но все дальнейшие, относительно масштабные "учения" намеревался проводить не в родном саду, а на брошенной стройке. И ущерб минимален, пойди что не так, и от лишних глаз прикрываться не сложно.

Смертоубийство тетки Дарьи — если это дело рук того же Злыдня, то счет к нему от меня сегодня увеличился… Впрочем, я, как и прежде, морщить извилины на тему поисков ужасного и коварного душегуба особо не планировал. Если куда как более подкованные в вопросе сыскари в замешательстве, то уж далекого от таких дел меня вряд ли настигнет озарение. Не Шерлок я, не Холмс.

Чтобы отвлечься, я принялся вспоминать детали недавнего сна. То, что я-огонь считал вкусным топливом, на отстраненный взгляд было искусным и дорогим убранством. Люди успели вынести почти все ценности, но лепнину со стен и потолков никто не обдирал. Встроенные в стены украшательства, вроде того стремного по содержимому, но красивого на вид зеркала, огромные сверкающие люстры — все это было не унести. Очень, очень богатый дом. Или даже дворец.

А те людишки, кровавившие пальцы, чтобы спасти от огня мерзопакость из зеркала? То ж был не случайный сброд, а схожие комплекцией и ростом мужики в однотипной форме. На двоих я даже головной убор припомнил. Далеко не современный.

На форме я и сосредоточился: в клубах дыма видна она была не особо отчетливо, да и сон — не художественный фильм с отличными ракурсами. Темные, определенно темные… камзолы? Мундиры? Вроде как не черные, не серые… Темно-зеленые? Пожалуй, что да.

Жаль, я-огонь совсем не видел того, кто им приказывал оставить поганое зеркало. Причем вызвал огонь не тот командир, кто-то другой. Но в того, повелевавшего, я не только искры метать не смел, еще и обходил всячески.

Что-то он такое бросил в зеркальную гладь… Точно, бинокль. Огонь таких штуковин не понимал (невкусное же), а я сопоставил. Определенно, пожар был не на вилле богатея в современности, это даже для них слишком. Ни в обстановке, ни в голосе отдающего распоряжения не было фальши, театральности.

Вообще, у меня же знакомый историк — Бартош. Хорошо, не цельный историк, а "я только учусь", но раз моя дырявая голова не находит ассоциаций, то спросить совета у Таши — не худшая мысль.

На этой позитивной ноте мы подкатились к Пискаревке, где я и сошел с электропоезда, вспомнив заодно карасей, пескарей и прочих товарищей в чешуе да с плавниками.

"Домашних" нечистиков я рыбной темой, видимо, задолбал, поскольку на мой запоздалый вопрос: "Верно ли я поступил с карасями и так ли истолковал их появление в пакете?" — услыхал два протяжных вздоха.

— Знаешь, сколько может в глубине крыться подводных течений, Андрей? Сколько родников бьется на дне и вдоль берегов? — вопросами на вопрос ответил Кошар. — И никто, кроме водников, не знает. Тебе и нам в тонкостях водных потоков и потоков мысли водяного хозяина не разобраться. Рыбы не к худу, то точно. За сотрясание воздуха на тебя зла не держат. За Карасичей — тоже. Омут мутный, но можно так истолковать: два долга мог взять с прудовых, взял один. Из того: то ли не обидчивый, то ли мягкотелый. А может, по нраву большаку пришлось, как ты прищучил Пискаревских.

— Отдарок за гостинец — знак так и сяк добрый, — добавил со своей стороны Мал Тихомирыч. — Даже ежели со вторым дном, кое нам, сухопутным, не разглядеть.

Не то, чтобы я сильно запаривался с этой ситуацией. Но слова эти, про так и сяк, порадовали.

— Выходит, разрулил, — сказал я.

Одобрительно кряхтнул парадник. Загадочно блеснул желтым глазом манул.

Я вытянул ноги, закусил чай и чувство скинутой с плеч ноши барбариской. В обертку закрутил остатки неприятных воспоминаний. И перевернул для себя эту страничку.

Много позже, спустя несколько лет, мне попался на глаза блог любителя рыбной ловли. Там ни словечка не было о карасях, зато пелись то ли дифирамбы, то ли хулительные песни в адрес некоего товарища, выпустившего в наш Пасторский ручей пару канальных сомиков (они же американские, они же калифорнийские). Запуск рыб в ручей состоялся по обросшей легендами и домыслами версии случайно, чуть ли не аквариум по дороге через ручей пролили. А сомяшки не только акклиматизировались, они еще и заполонили все Пасторское озеро, пожрав к чертям лысым мальков, икру и вообще все, что нашли. Частичное вытеснение "аборигенов" зачлось не в плюс новоселам, а в плане достоинств рыболовы обозначили: вкусность и некостлявость, бесхитростность клева, всеядность к поклевке, азартно оказываемое сопротивление при поимке. А еще то, что он — сомик — усатенький симпатяха.