Игрок (СИ) - Гейл Александра. Страница 24

— Отличная попытка выведать день недели, — смеется моя мучительница.

Чтобы я не мог предъявить ей в качестве обвинения цифру, она не только не называет дат, но и медсестрам запретила, а поскольку это не правило, а что-то вроде игры, те слушаются охотно и беспрекословно. Обычно в таких случаях отлично срабатывает подкуп, но у меня чуть ли не впервые в жизни с собой ни копейки!

— Слушайте, прошло уже достаточно времени, хватит меня мучить!

— На вас здание упало. В данном случае слово «достаточно» не работает.

После таких вот безжалостных выпадов я отбрасываю сомнения в том, что она полноценный врач. Не раз говорила, что является хирургическим ординатором, но я не так мало знаю о медицинском образовательном процессе, чтобы не понимать — хирургическим ординаторам место в операционной, а не у постели пациента. Скользкая история. И с какой бы я стороны ни пытался устроить к данной теме подкоп — везде глухая стенка. Не знаю почему, но это меня ничуть не раздражает, только раззадоривает. Наверное, если бы ко мне приставили мямлю, я бы потребовал ее сменить тут же. А с этой особой и поспорить не прочь. Ладно, не время об этом.

— Что это у вас в руках? Газета?

— Да, решила попытаться разгадать сканворд, но засыпалась на вопросе про романы Донцовой. Неужели у кого-то хватило времени их все прочитать?

— Вы удивитесь, но у кого-то хватило времени их все написать. Лично меня больше пугает именно эта мысль. — От звука ее смеха и сам пытаюсь улыбнуться, но губы совершенно не слушаются. — Ну? Где я сейчас? — спрашиваю с интересом.

— Ммм… кажется, в Индонезии, — отвечает она, шелестя страницами.

— И как же, по мнению родителей, меня туда занесло?

Понятия не имею, как им удается кормить газетчиков такой чушью, но пока у больничной койки журналистов нет — пусть развлекаются.

— Хм, думаю, идейным вдохновителем вашего туристического маршрута выступает Андрей Николаевич. Не удивлюсь, если через несколько дней вы окажетесь в Антарктиде, в рамках, скажем, самого кругосветного путешествия в истории. Ну или подхватите неизвестный науке вирус и пожизненно останетесь в больнице на Гоа. У Капранова весьма специфическое чувство юмора. И, судя по всему, вашим родителям его урезонить не удается.

— Передайте ему, что я за больницу на Гоа, — сообщаю я девушке.

— Вам нравится на Гоа?

— Не особенно, — пытаюсь вспомнить подробности прошлогодней поездки туда. Было весьма грязно… — Но в Антарктиде точно хуже.

На некоторое время повисает молчание, а потом я пытаюсь завязать разговор снова, потому что иного занятия у меня нет. Я бы с удовольствием почитал. Да даже Донцову, но и этого сомнительного удовольствия ныне лишен. Что ж, в таком случае несчастный, обиженный руководством больницы собеседник отнюдь не лишний.

— Как вас зовут? — спрашиваю.

— Опять забыли? — настораживается она.

— Нет, доктор Елисеева, я пытаюсь выпытать ваше имя. Если вы его и сообщали, то так давно, что я не запомнил.

— Жен. — Как странно.

— Жен?

— Жен.

— Евгения?

— Нас с вами даром что еще не припаяли друг к другу, поэтому, думаю, ничего страшного не случится, если вы станете звать меня по имени. Жен.

— Но все-таки Евгения?

Она начинает смеяться. И я бы тоже улыбнулся, но это невозможно, пока мне не сделали пластику…

— Александровна, — утрированно серьезно сообщает она.

— Жен Санна, значит, — хочется улыбнуться, но снова ничего не выходит.

— Она самая.

— А почему Жен, не Женя?

— Потому что для иностранного уха ближе. Мы несколько лет жили за границей.

А она все больше и больше подогревает мое любопытство. Сама вся загадочная, так я ее еще и не вижу…

— Может быть, поспите?

— По-вашему я не выспался? Или уже успел утомить вас болтовней?

— Ни то, ни другое. Просто… я бы на вашем месте предпочла поспать. Навряд ли вы высыпаетесь в обычной жизни. А восстановление во время сна идет лучше всего.

— Только подойдите ко мне со шприцом, полным снотворного — и я ударю вас гипсом единственной не привязанной руки.

— Зря вы так опрометчиво. Завтра его могут снять, а если ударите меня — рискуете снова повредить руку, — доверительно шепчет она, наклонившись.

Это лучшая новость за последнее время. Я не вру. Мой мир весьма скуден, реальность состоит из звуков, запахов и девушки, которой отведена незавидная роль аниматора для пострадавшего мецената. Но я счастлив. Не будь ее, я бы, наверное, выпрыгнул из гипса и полез на стенку. Куда там! Во всей больнице только три человека знают, кто я такой. И двое из них слишком заняты, чтобы развлекать пусть даже и Кирилла Харитонова.

— Расскажите о себе.

— Мне двадцать шесть, я нейрохирургический ординатор.

— Это я уже слышал.

— А что вы не слышали?

— Я уже много всего слышал, но не видел. Как вы выглядите?

— А как вы думаете?

— Представляю вас как тринадцать из Хауса.

— Удивительные глаза и неизлечимое заболевание. Отличный выбор, — присвистнув, удивляется она. — Предлагаю вам так думать и дальше.

— Не хочу. Шатенки такие ароматы не носят.

— Что? — кажется, смущается девушка.

— Либо это удивительно вульгарно, а на невоспитанную особу вы не походите.

— Но я не пользуюсь духами на работу. У многих на них аллергия и… думаю, вы что-то путаете.

— Тогда смените их на что-нибудь более дешевое. Вероятнее всего, утром вы духами не пользовались, но едва уловимый след остался. Может, из-за шарфа или другой одежды. Так вы ответите на мой вопрос? Не станете мучить?

— Я… брюнетка, — осторожно отвечает доктор.

— Стало быть, я все-таки угадал. — В груди разливается удовлетворение. Пусть я не стал на шаг ближе к зрению, но свою хваленую проницательность не утратил. — А еще?

В этот миг открывается дверь, и в палату въезжает тележка с едой. Позвякивание тарелок выдает. Ну вот, ушла от ответственности. А я уж было подумал, что достаточно ее смутил, чтобы вытянуть все подробности… Обидно. Так и придется собирать картинку по крупицам.

— Ну как дела у нашего Счастливчика? — спрашивает сестра.