Звездная пыль (СИ) - Гейл Александра. Страница 15

— Балерины — вас называют ангелами, но на самом деле это дьявол вас послал. Чтобы искушать мужчин.

Вит сгреб с моего лица волосы и обласкал его глазами.

— Все балерины? — почти ревниво уточнила я.

— Нет, не все, — ответил он хрипло.

Я хотела услышать иное, но интонации позволили мне своевольно додумать и даже улыбнуться. Вит явно понял свою оплошность и весьма грубо обхватил пальцами шею.

— И как вышло, что никто не делает это с тобой каждую минуту? — прохрипел он прямо мне в губы.

— Я не позволяю, — ответила я так же дерзко.

— Неужели? — неожиданно зло бросил Вит, надавливая на мое горло сильнее и бесстыдно раздвигая бедра коленом.

Но больно не было, и наказания я не усмотрела. Обвила его талию, прижимая еще теснее к себе. От желания в глазах потемнело и, когда мужские губы буквально врезались в мой рот, я вцепилась в твердые плечи, чтобы стать ближе, еще ближе. С каждым рваным вздохом, дрожью и несдержанным стоном становилось все очевиднее, что моя увлеченность этим человеком не имела никакого отношения к балету и обещаниям. Я просто влюблялась. Безоглядно и бесстрашно. Мне казалось, что не может быть причин против, если людей так тянет друг к другу.

Но стоило мне об этом подумать и потянуться к пуговицам рубашки Вита, как он резко оттолкнулся от меня и поднялся. Окончательно дезориентированная и обескураженная, я инстинктивно опустила взгляд на выпуклость на его брюках. Что не так с этим человеком? Впрочем, очевидное предположение было не менее очевидно опровергнуто. Кажется, мое внимание к… деталям господина Астафьева не порадовало: он резко отвернулся и отошел на несколько шагов.

— Может, все-таки объяснишь мне, что происходит? — прозвучал мой громкий и резкий голос. Неожиданно высокий.

— Я уже говорил: этого не будет, — бросил через плечо Вит.

Усмехнувшись в ответ на свои невеселые мысли, я вскочила с дивана и одернула платье. Нет, в такой безобразной ситуации я еще не оказывалась. У мужчины дома, но им же отвергнутая.

— Помнится, это было до того, как ты привез меня сюда с весьма очевидными намерениями. Нравится ходить по лезвию ножа, Вит?

— Нравится, — бросил он нейтрально. — Всем нравится целовать красивых женщин.

На языке крутилось много всего, но я не собиралась говорить о сексе или тем более к этому самому сексу склонять мужчину. Это же просто немыслимо! Так не бывает! Даже несмотря на то, что я бы позволила ему… все.

С трудом подавив желание размозжить что-нибудь о голову Виту — ну или голову Вита чем-нибудь, — я осознала, что во всем виновата сама. Я позволила ему слишком многое. Оказалась слишком… доступной. Эта мысль ударила очень больно. Некого винить в том, что я казалась в таком унизительном положении. Все случившееся — мой осознанный выбор.

— Что ж, господин спонсор, я действительно надеюсь больше не оставаться с вами и вашими тараканами наедине! — вызверилась я.

Он обернулся и подозрительно на меня взглянул. Я с горечью обнаружила, что самообладание к нему вернулось в полной мере. Вот бы мне так же. Ох, видел бы меня сейчас Адам — в жизни бы не упрекнул в недостатке эмоций. Зарезать человека, говорит, при мне можно? Ну, может, и можно, да вот только вышвыривать меня за дверь как использованную половую тряпку нельзя!

Как меня вообще угораздило почти влюбиться в этого напыщенного индюка? Пара колких фраз, намеков на мое блестящее будущее да комплиментов внешности, плюс шоколадный батончик — и я уже таю в руках Астафьева, подставляя уши под новые порции лапши.

Я схватила туфли рывком, наклонилась, чтобы поправить ремешки.

— Куда ты собираешься ночью в таком виде? — спросил Вит с тихим бешенством.

Не знаю, что на меня в этом момент нашло, но я поднялась, взметая в воздух волосы веером, и прочувствованно выставила в сторону господина спонсора средний палец. Не понимаю, с чего именно, но он расхохотался и взялся за телефон.

— Как раз это я уже понял, — подметил Вит, заставив меня покраснеть до корней волос. — Я сейчас вызову такси, а ты притормози где-нибудь в подъезде и дождись машину. В таком платье ты дойдешь разве что до следующего извращенца вроде меня.

— Если что, я серьезно: что бы там ни было в твоей голове, не можешь закончить начатое — не лезь ко мне. Мне и без твоего участия дерьма в жизни хватает.

Вот теперь он разозлился, прищурился и… кивнул, а я с третьей попытки открыла дверь и вышла из квартиры. Добравшись до кабины лифта, я буквально стекла по стене на корточки и стерла со щек злые слезы. Все тело напоминало струну, которую растянули до скрежета обшивки, а затем резко спустили. И каждый из микроразрывов остался на месте. Представив, как буду сорок минут трястись в машине такси, я сунула пальцы в сумку в поисках спасительного плеера. Вставила в уши бочонки и откинула голову, отдаваясь мелодии из новой постановки и запрещая себе думать обо всем другом. Музыка втекала в мое тело и что-то меняла внутри, закаляя, освобождая. Странно, я не знала, откуда взялось это ощущение предательства. Вит был очень осторожен с обещаниями, так откуда? Я должна была выбросить его из головы. Насовсем. Имел значение только балет. Он же обязан был спасти меня от спонсора. До премьеры будут еще какие-то фотосессии, кампании, согласования и натянутые улыбки, а потом все пойдет в штатном режиме, как «Рубины». Благодетелей «драгоценной» постановки мы видели в лучшем случае дважды в год. Так может и к лучшему, что этот сезон ведет за собой Диана? Прима обязана скакать и хлопать глазками перед спонсорами, а ее замена (то бишь я) — нет. Вот и не стану. У нас с этим самым спонсором, очевидно, слишком гремучая смесь.

С трудом поднявшись на ноги, я вышла из лифта и села в такси, не оглядываясь. Я была уверена, что Вит смотрит из окон. Что ж, пусть играет в свои игры с кем другим, а мне есть, чем заняться.

Глава 5

Официальное открытие театрального сезона должно было состояться в начале сентября, и до этого времени мы пахали как проклятые. Особенно я. В попытках забыть собственную глупость я загоняла себя до неспособности думать. Старалась изо всех сил. Но пай-девочка не получилась: за день до первого спектакля мне позвонили из маминой лечебницы и сообщили, что она в гневе разбила телевизор, и за него нужно заплатить. Срочно.

Сидя в шесть часов утра в электричке с плеером в ушах, я проклинала свое решение отправить маму в лечебницу подальше от города. Пришлось закатить небольшую истерику, чтобы персонал сделал исключение и поднял задницы с кроватей пораньше: так я бы успела на репетицию. За те деньги, что я им перечисляла каждый месяц, можно было требовать даже ковровую дорожку. И да, я не оговорилась и не приписала чужие заслуги: к размещению матери и оплате ее счетов не приложил руку никто из нашей семьи. У меня просто не осталось выбора. Либо держать мать дома и надеяться, что она не станет снова прикладываться к бутылке и чудить, срывая мне репетицию за репетицией, либо найти заведение, где будут решать вопросы без моего участия. Я выбрала второй вариант, исключив из своего списка дел человека, который отобрал жизнь отца и испоганил мою. Да, я ее не простила. Да, мне за это не стыдно!

Ровно в семь тридцать восемь я вошла в калитку психиатрической лечебницы, ненавидя это место всей душой. Идеальные выбеленные стены и однородно-зеленые газоны, яркие и сочные даже в сентябре. Я намеренно смотрела именно туда, потому что вовсе не хотела обнаружить в окне душевнобольного, застывшего статуей и изучающего меня. Уже одно то, что в день открытия сезона я вынуждена была встать в четыре после затяжной репетиции и ехать в психиатрическую клинику, не настраивает на позитив. Да, я суеверна.

Разместившись на стуле в кабинете врача матери без приключений (слава богу!), я с затаенным злорадством отметила, что мужчина выглядит примерно таким же несчастным и невыспавшимся, как я.

— Вы что, не могли направить мне счет для оплаты? — поинтересовалась я раздраженно. — Или подождать пару дней?