Неангелы: Девочка в домике (СИ) - Кошкина Татьяна. Страница 2
В тот день она хотела рассказать ему о ребенке, но не успела. Теперь его нет. Живой частички самого любимого человека, которую она носила под сердцем, больше нет. Ярослав теперь принадлежит другой, так решил Творец, а с ним не спорят. Он не смог, он не решился бежать с ней, оставил в одиночестве.
Так она и лежала, глядя в потолок: глаза нещадно щипало от слез, живот дергало болью, а мужчина сидел рядом и не пытался утешить. Кира тоже молчала, падая в отчаяние. Её мир рухнул, и сейчас было все равно, кто оказался на его руинах рядом с ней. Не хватило сил даже на простое «спасибо». Кира не была уверена, что за такое благодарят. Он должен был оставить её умирать. Брошенная женщина, которая не смогла защитить ребенка - не должна жить.
К ней снова прикоснулись. Михаил замкнул полюс, она почувствовала. Боль в горле отступала. Мужчина закашлялся.
- Лучше? Я не Целитель, поэтому вынужден лечить постепенно. У тебя была лихорадка, ты сильно простыла, и на десерт этот выкидыш, - в его голосе звучало пренебрежение и, о ужас, отвращение. – От этих последствий я не могу тебя вылечить, сама знаешь. Придется восстанавливаться самой. С ангиной я разобрался, с жаром тоже. Останется только слабость.
- Почему? - она стиснула зубы, едва не прикусив себе язык.
- Обсудим это позже.
Он вышел, оставив Киру задыхаться от одиночества в полутьме комнаты. Оно давило на неё, вызывало новую боль. Она аккуратно перевернулась на бок и, свернувшись клубочком, тихо заплакала. Хотелось рыдать, громко и без остановки, но он не должен услышать.
Кира не выходила из комнаты. Не хотела выходить. Апатия овладела каждой клеточкой её тела. Просто существо без эмоций, без желаний, без чувств. Дмитриев заходил три раза в день, чтобы принести еду и дать какие-то таблетки. Она пила их, не задумываясь. Что ей мог сделать этот чужой человек с пренебрежительным, холодным взглядом? Напоить ядом? Кира с удовольствием осушит этот бокал до самого дна.
Окно в комнате было – пряталось за тяжелыми темными шторами. Ей и в голову не приходило выглянуть. Какой смысл в виде из окна, когда из неё ушла жизнь? Она как ваза, брошенная в стену. Обратно не собрать. Как ни старайся, получится лишь уродливая копия прежней красоты. Да и кто будет собирать? Родителей нет. Лучшей подруги теперь тоже. Ярослав…у него теперь есть её лучшая подруга и власть, которую дарит родство с их семьей.
Михаил Дмитриев? Нелепость. Он так и не рассказал, почему нянчится с ней, как с ребенком. Да и какое ему вообще дело до девушки? Они пересекались только на первом курсе – Михаил был Наставником их группы. Строгим, принципиальным, но в тоже время демократичным и даже поощряющим фамильярность. Кира его невзлюбила после того, как он не позволил ей пересдать зачет. А потом весьма грубо отшил влюбленную в него знакомую, прилюдно высказав ей всё, что думает по поводу курсанток, влюбляющихся в преподавателей: их психологических проблемах и, возможно, извращенных желаниях.
Это был странный человек, и слухи про него ходили самые невероятные. Блестящий выпускник тренировочного лагеря, на год старше Ярослава. По сути, не взрослый еще парнишка, всего двадцать три года, но назвать его «парнем» можно было с трудом. Между бровей уже пролегла глубокая морщинка, кажется, что он все время хмурится. Колючий взгляд глаз, цвет которых всегда замаскирован*, и понять глубину силы невозможно. Немного отстраненный, хладнокровный.
По мнению преподавателей, стратег от бога, но одиночка. Он не имел близких друзей ни среди однокурсников, ни среди курсантов. Его уважали, его побаивались, его не понимали, а он не стремился объяснять. Некоторые девушки-курсантки влюблялись в молодого Наставника, привлеченные его загадочностью, но он давал им весьма жесткий от ворот поворот. Вот и все, что знала о нем Кира.
- Надоело, - констатировал на третий день Дмитриев и сорвал с неё одеяло, - подъем.
Кира судорожно начала поправлять задравшуюся вверх сорочку. Успел увидеть? Нет? Михаил игнорировал и её внешний вид, и глупые движения. Приведя себя в подобие порядка, девушка осторожно спустила ноги с кровати. Вставала она эти дни очень редко и только, чтобы доползти до ванной.
- Стоп, - он подошел к комоду, достал из ящика пару огромных шерстяных носков и, присев на корточки, осторожно надел их на ноги Кире, - пол холодный.
Она удивленно смотрела на него. Что это было? Забота?
- Спасибо, - озадаченная девушка так и сидела, свесив с кровати ноги. Шерстяные носки приятно согревали. Михаил раздвинул шторы, полумрак комнаты развеялся – осталось лишь яркое солнце. Кира знала, как редко в ноябре случались такие солнечные дни. «Погодники» редко спорили с природой.
Она встала с кровати и подошла к окну. Оно выходило во внутренний двор, огороженный высоким забором, по периметру которого рос низкий кустарник. Кира молилась, чтобы это был не шиповник. Только не шиповник. В центре двора, видимо, располагалась клумба, напоминавшая сейчас просто кучу грязи. Снег еще не лег, а цветы давно завяли и теперь их промороженные коричневые стебли печально торчали по кругу.
- Можно открыть? – ей нестерпимо захотелось вдохнуть морозного ноябрьского воздуха. Поздней осенью уже действовали зимние законы, если за окном яркое солнце, значит, вместе с ним пришли и морозы.
- Прыгать будешь? – усмехнулся Михаил, слегка приоткрыв форточку. Он заметил злобное выражение её лица, шутку девушка не оценила.
- Отстойное чувство юмора, - она полной грудью вдохнула влетевшую в комнату свежесть.
- Привыкай, - пожал плечами мужчина и закрыл окно, после чего быстро вышел из комнаты, оставив девушку в компании сотни вопросов.
Шторы она больше не закрывала и до вечера прогуливалась по комнате туда-сюда, отчего-то боясь выйти за её пределы. Что ждет там за порогом комнаты? Кто ждет там? Дмитриев не пришел в обед, и ближе к четырем часам Кира поняла, что пора спасать себя самостоятельно. Девушка в очередной раз покинула мягкую кровать и, стуча голыми пятками по холодному полу, вышла из комнаты. Про лежащие на кровати теплые носки она благополучно забыла.
Комната располагалась на втором этаже, рядом с лестницей, ведущий в прихожую. Кира аккуратно спустилась. Слабость все еще была весьма ощутима, пришлось крепко держаться рукой за деревянные резные перила узкой лестницы.
Из небольшой прихожей в разные стороны вели несколько дверей. Кире предстояло выбрать ту самую, единственную и неповторимую кухонную. Запаха вкусного ужина нигде не витало, поэтому пришлось действовать наугад. Девушка открыла первую попавшуюся дверь и вошла. Это была определенно не кухня, а что-то вроде кабинета. Мрачная обстановка: темная мебель, массивный стол из почти черного дерева, шкафы, встроенные в стены со всех сторон, тяжелые, давящие. Будь там идеально чисто, впечатление было бы совсем гнетущее, но весь кабинет был завален бумагами: стол, тумбочка, несколько скомканных листов валялись на полу.
«Ну и свалка. Интересно, у него тут муки творчества, что ли? В писатели заделался?» - абсурдность мысли была в том, что Мыслители не способны к созданию произведений искусства. Совсем. Творец так заточил их мозг, что ни один мыслитель не сможет написать стоящую книгу, оперу или нарисовать шедевр. Кира вошла и подняла с пола смятый листок бумаги, развернула.
Почерк у Михаила, если это его записка, мелкий, рубленный и четкий. Разобрать можно было бы без труда, не будь все многократно зачеркнуто. Какая-то схема, иерархия. Заголовок гласил: «Оптимальная организация Теней».
Кира поморщилась. Тени. Она терпеть их не могла. Мрачные серые люди, каждый из которых – опасность в чистом виде. Почему Ассоциация позволяла провинившимся Мыслителям становиться Тенями? Всем известно, что это армия предателей. Все войны в мире были из-за того, что они предавали Ассоциацию и вставали за спинами людей – защищали злодеев, жестоких тиранов, убийц. Какое дело ему до Теней?