В объятиях дождя - Мартин Чарльз. Страница 11
– Да, – сказал я и посмотрел на часы. – На твоем месте я бы тоже устал от этого. И мне, и тебе по-хорошему уже давно пора спать.
Парнишка оглянулся через плечо на женскую уборную и снова кивнул.
– Джес? – тихий женский голос донесся из-за двери уборной. – Подожди еще немножко. И не забывай: только одну порцию жвачки!
Мальчик покосился на дверь, провел рукой по стенду и прихватил еще одну упаковку, доведя список своих приобретений примерно до двадцати штук. Из его туго набитых карманов выглядывали желтые, синие и красные обертки.
– Это все? – поинтересовалась Бесси, не оборачиваясь ко мне. Когда она встала, я осознал несоразмерность ее фигуры. Чтобы стать такой, нужно было потратить немало времени и усилий. При росте пять футов и два дюйма она весила не менее трехсот пятидесяти фунтов. Она была огромной, словно памятник самой себе. На вид ей было лет сорок плюс-минус пять лет, и густо-бордовые тени для век не могли замаскировать тяжкий жизненный путь. Когда она двигалась, то бренчала, словно ходячая рождественская ель, из-за обилия украшений: около десяти ожерелий, столько же браслетов на каждой руке, кольца на всех пальцах, иногда в количестве двух-трех штук. Она была босой, что открывало кольца на пальцах ног, и носила бордовую рубашку с бретельками и без лифчика, а также шорты из спандекса. Спандекс выполнял роль неубедительного корсета, а лифчик бы явно не помешал ей. Боковые стороны ее шортов были натянуты так туго, что казались прозрачными. Стена за ее спиной была покрыта сигаретами, жевательным табаком и порнографическими журналами. Наклейка для бампера на стене гласила: «Спандекс – это мое право, и я пользуюсь им».
– Ну, здравствуй, дорогуша!
– Я смотрю, вы открыты допоздна, – заметил я.
– Золотко, мы всегда открыты. Даже по праздникам и выходным, – она склонила голову вбок и медленно улыбнулась. – У нас предприятие полного обслуживания, – она выждала короткую паузу. – Тебе нужно сменить масло? Займет не больше нескольких минут.
Что-то в ее тоне намекало, что речь идет не об автомобилях.
– Нет, мэм, благодарю вас. У меня с маслом все в порядке. Топливо, кофе да, может быть, булочку с корицей.
Рядом с кофейником стояла маленькая табличка с надписью «Лед в кубиках бесплатно, дробленый лед $1». Когда я повернулся, чтобы прочитать табличку, она шлепнулась грудью на стойку, словно кит из документального сериала «Морской мир».
– Знаешь, это забавно, но местные клиенты любят жевать лед [14], – сообщила она.
Изнутри магазин имел зеркальное остекление, поэтому, когда она поправила рубашку, вытерла рот, взяла губную помаду с кассового аппарата и нанесла на губы два густо-бордовых слоя, до меня дошел смысл ее слов.
– Да, я понимаю.
Она оторвалась от стойки и посмотрела на мой «Кэнон».
– У тебя большая камера, – она побрызгала на себя двумя видами духов, потом взяла карманное зеркальце, покатала губами, поправила мизинцем помаду в уголке рта и добавила: – Ты всегда носишь эту штуку?
– Я редко куда-то выхожу без нее, – признался я и опустил глаза.
– Ха, словно без «Америкэн Экспресс», – сказала она и шлепнула себя по колену, так что волны жира пробежали по ее бедру. – «Америкэн Экспресс», понятно?
Я улыбнулся и снова посмотрел на нее. Эта женщина жила быстро и жестко. Автозаправка была лучшим, чего она могла или хотела добиться для себя.
– Что-то в этом роде.
– Не тяжело ее таскать?
Я немного подумал и прищурил один глаз.
– Пожалуй, это все равно что носить очки. Я просто о ней не думаю.
Женщина снова навалилась на стойку и выдвинула плечи.
– Ты профессиональный фотограф или что-то в этом роде?
У дальнего конца стенда с жевательной резинкой маленький ковбой опустился на пол и сунул в рот еще три шарика жвачки. Обертки рассыпались вокруг него, как снежинки, и его рот был набит так плотно, что с трудом закрывался. Из уголков его рта сочилась розовая слюна.
– По большей части, – ответил я, улыбаясь и стараясь не смотреть на нее. – А в свободное время просто фотографирую для себя.
Женщина кивнула.
– Тогда расскажи об этом. Многие мои клиенты приносят камеры. Большие, маленькие, 35-миллиметровые, цифровые, даже видеокамеры. Золотко, я видела их все, – она указала назад через плечо. – Они устанавливают их на треноге там, в подсобке, – добавила она упершись рукой в бедро и кивая в сторону моего аппарата. – Но это хорошая камера. Сколько она стоит?
Я снял камеру с плеча и протянул ее над стойкой.
– Давай скажем, что тебе придется продать очень много бензина, чтобы купить такую. Вот, посмотри сама.
Женщина наклонила голову и слегка закатила глаза.
– Дорогой, ты же понимаешь, что я тут не топливом торгую. Кроме того, я не знаю, что мне делать с фотокамерой в руках. Я всегда нахожусь по другую сторону от нее.
– Как угодно. – Я закинул камеру на плечо и взял с полки булочку с корицей.
Когда ее рука рефлекторно потянулась к засаленным ключам от кассового аппарата, маленький мальчик выскользнул из-за стенда со жвачкой и на цыпочках подкрался ко мне сзади. Женщина посмотрела на меня, удержала мой взгляд и глазами показала на мальчика. Наблюдая за ним краешком глаза, я прошептал ей:
– Когда-то я тоже был любопытным.
Она улыбнулась и немного расслабилась. Я поставил на стойку так и не выпитый кофе, консервированные бобы и булочку с корицей и сказал:
– Все это плюс заправка.
Женщина вытянула шею, наблюдая за тем, как мальчик медленно тянет руку к спусковой кнопке моей камеры. Я смотрел на нее и заметил, что духи еще не высохли в средней складке ее тройного подбородка.
Мы стояли в молчании, но я слышал знакомый голос, говоривший: Слушай, дитя, это Божья маленькая девочка, пусть и со всем багажом, поэтому не суди по внешности. Богу все равно, как она выглядит. Он примет ее и нас в любом виде. Как ту женщину у колодца [15]. Так что замени свои линзы и начни видеть ее такой, как сказано.
Да, мэм, – я кивнул, прислушиваясь к себе. Хотя мисс Элла умерла пять лет назад, она всегда находилась где-то недалеко.
При установке на высокоскоростной режим привод камеры EOS-1V обеспечивает съемку со скоростью десять кадров в секунду. Притом что я никогда не отключал свою камеру, когда мальчик стиснул зубы и нажал на спусковую кнопку с таким видом, будто запускал ракету, она отщелкала половину ролика «Кодахрома» чуть более чем за одну секунду.
Быстрые щелчки испугали маленького ковбоя, и он отдернул руку, как будто только что выдавил кишки своей ручной лягушке. Я медленно опустился на корточки и заглянул ему в лицо, заляпанное жвачкой и липкой слюной; абсолютный страх, смешанный с полным восторгом. Я взял камеру и поманил мальчика к себе.
– Ну, ладно, – прошептал я. – Раз уж мы начали, нужно закончить этот ролик. Теперь держи палец на кнопке еще две секунды. Скажи про себя: «Раз, два, Миссисипи». – Я протянул ему камеру. – Давай. Так же, как в прошлый раз, только жми дольше и считай.
Мальчик не мог говорить, даже если бы захотел. Розовая полупережеванная жвачка выпирала из щелей между его зубами, и он мог лишь пытаться удержать ее во рту. Осознав свою волнующую задачу, он лишь кивнул и неразборчиво пробормотал «Да-ср». Он медленно поднял руку и положил палец на камеру, словно читая шрифт Брайля. Когда он нашел кнопку спуска, его глаза зажглись восторгом первооткрывателя.
Он нажал кнопку.
Тридцать шесть превосходных кадров за 3,6 секунды. Мотор остановился, потом включилась автоматическая перемотка, и мальчик снова отпрянул, поспешно засунув руки в карманы и согнувшись, как будто я мог ударить его.
– Хорошо, – прошептал я. – Это обратная перемотка. – Я повернул камеру вбок. – Вот, слушай.
Мальчик наклонился ближе, перекатывая жвачку с одной щеки на другую, что требовало определенных усилий, и прислушался. Перемотка закончилась. Я открыл задник, достал пленку, убрал засвеченный хвостик в кассету и вручил ее моему новому другу, – нечто такое, что я делал уже тысячи раз, только не для маленьких мальчиков.