Клан. Разбитые стекла (СИ) - "ShadowCat". Страница 2

— Лина, доченька!

Полина рванулась в тоннель с отчаянностью и решимостью того, кто уже мертв. В какой-то момент боль просто ушла, сменилась ощущением полета и легкости, которую девушка чувствовала разве что в детстве. Душа, наконец получившая долгожданное освобождение, засияла и устремилась на материнский голос, в котором было столько любви и тепла, что Полина заплакала бы, если бы могла.

— Дотянет, — вдруг донеслось с противоположного конца тоннеля. Холодный, равнодушно-деловой мужской голос, от которого Полину накрыл ужас, что она, как думала, уже не способна была испытывать. Оказалось, она крупно ошибалась. Свет в конце тоннеля внезапно замигал и погас, голос матери стих, превратившись в белый шум, а Полину закрутило неведомой силой, словно в водовороте, и безжалостно потащило обратно.

— Не-е-ет, я не хочу! Мама! — закричала Полина в глубину тоннеля. Но мать ее уже не услышала. А потом вернулась боль.

Она была жива. И вместе с осознанием этого вернулось отчаяние. И глухая ненависть к тому, кто непонятно как и зачем вернул ее в этот ад. Встретившись взглядом с серебристо-стальными глазами нежданного “спасителя”, Полина хотела послать его к черту, но вместо слов вырвался лишь слабый стон. Прохладная ладонь мягко коснулась лба, и девушка провалилась в пустоту.

Полковник Ивашин устало вздохнул, поднялся и обвел спецподразделение тяжелым взглядом, под которым бойцы лишь опускали головы. Взгляд не выдержал никто.

— Вот результат ваших ошибок, — отрезал полковник. — И моих ошибок тоже. Цена каждой нашей ошибки — жизни. Либо наши собственные, либо тех, кого мы должны защищать. Один провал спецоперации может расцениваться как случайность, второй — уже как закономерность, а если мы терпим неудачи раз за разом — это уже тенденция. Не так ли, Второй?

Второй молча кивнул, не решаясь поднять взгляд на командира. Он полностью признавал часть вины за провал. Очень большую часть вины.

— А если неудачи становятся тенденцией, значит мы — не профессионалы, а обычные неудачники, — ровно продолжал Ивашин. — И должны либо сделать выводы и исправиться, либо освободить место для тех, кто способен справиться с поставленными задачами.

— Противник очень серьезный, — пробормотал Второй.

— А мы, значит, шуты? — приподнял бровь полковник. — “Тайфун” — одно из лучших спецподразделений в этой реальности. Мы должны соответствовать этому уровню и развиваться дальше, а не быть клоунами среди спецслужб. И если мы на это не способны, беда не снаружи, а внутри, и проблема не в противнике, а в нас. Я выводы сделал, от вас жду того же. Второй, завтра встречаемся на базе как обычно, обсудим детали похеренной операции и проведем работу над ошибками. Девчонку в наш госпиталь, сдать лично в руки Айболиту.

— Так он же сапожник, а не целитель, разве что пулю достанет или заштопает, не больше, — уточнил Второй.

— Поверь, всю возможную работу целителя я уже сделал. Осталась именно “штопка”, девушка слишком слаба, чтобы сейчас вливать в нее магию. Аура не выдержит. Пусть штопают.

— Так точно, — ответил Второй. Но полковник уже исчез, оставив после себя лишь тающую серебристую дымку — след от портала.

***

Полковник Ивашин закрутился на базе до глубокой ночи. Неудачная операция требовала тщательного анализа. Куда более тщательного, чем удачные. Паршивое это чувство — ощущать себя неудачником, Высший маг, глава особого отдела КГБ к этому не привык. И не собирался привыкать. Андрей Аристархович был убежден, что такие привычки недопустимы. Вновь и вновь он вспоминал малейшие детали, просматривал линии реальности, сводил факты в четкую, строгую, выверенную систему, пытаясь собрать из разрозненных деталей, чужих воспоминаний и оборванных концов целостную картину происходящего. И не мог. Что-то ускользало. Что-то очень важное. Многомерная мозаика не складывалась, витраж из осколков разбитой бутылки никак не собирался. Последние дни выдались слишком насыщенными и трудными, устал даже он. Мужчина вздохнул и потер напряженные виски, слегка прищурившись от неприятного света мертвенно белых безликих ламп. В серо-стальных глазах вспыхнули язычки пламени. Слишком яркий и резкий свет раздражал того, чьими преобладающими Силами были Тьма и Огонь. Но полковник Ивашин не настолько часто торчал на базах и в штабах, чтобы всерьез этим озаботиться — участи штабной крысы он предпочитал учения, тренировки и непосредственное участие в боевых операциях, а любым донесениям и докладам — личное присутствие и глубокое сканирование памяти причастных лиц.

Мимолетная мысль о сканировании памяти вновь закономерно перетекла на проваленную операцию в Изварино. Теперь на том месте лишь дымящаяся воронка и пространственный разлом, откуда периодически лезут белые тени и какие-то плотоядные растения. Он уже послал туда группу зачистки и мага-пространственника, но разлом — это слишком серьезно, нужно проконтролировать лично. Так же необходимо установить личность девушки, чем уже вовсю занимаются смежники. И человеческие ведомства придержать на расстоянии от опасной зоны, пока там не станет спокойно — все равно в таких делах от них мало толку. Пусть копаются в ориентировках на пропавших без вести. Даже от девчонки, чудом спасенной в Изварино, пользы должно быть куда больше. Прошло почти двое суток, пора бы ей уже очнуться. Странно, что медблок молчит, как дохлая рация. Андрей Аристархович вздохнул и по памяти набрал внутренний номер медблока.

— Полковник Ивашин. Айболит на базе?

— Я, товарищ полковник, — ответила трубка знакомым голосом Айболита, военно-полевого хирурга, или по-простому — “сапожника”.

— Как девчонка?

— В отключке, — после секундной заминки ответил Айболит.

— Не темни, мясник, — прищурился маг. — Доложи по существу.

— Сегодня пришла в себя, и сразу попыталась выйти в окно, — с трудом выдавил правду врач. — А у нас чай не первый этаж, и даже не второй, Аристархович. Ничего не слышит, истерика, полный неадекват. Пришлось вкатать лошадиную дозу снотворного и привязать к кровати.

— Я что приказал? Глаз с нее не спускать и как только придет в сознание, сообщить мне, — слишком спокойно констатировал Ивашин.

— Она физически не могла бы встать, с такими-то травмами, — оправдывался Айболит.

— Отставить, — прервал поток слов маг. — Иди в свой модуль, отоспись, а то не соображаешь уже. Сам займусь.

Трубка сердито звякнула. Андрей Аристархович устало выругался и направился в медотсек, петляя по бесконечным гулким коридорам. Сил на телепортацию уже просто не осталось.

Айболит ошибся. Девушка находилась в сознании — магически ускоренная регенерация не только восстанавливала организм, но и заставляла его сопротивляться действию наркотика, на который боящиеся гнева начальства медики не поскупились. Привязанное к кровати тело в больничном халатике при появлении в палате незнакомца испуганно дернулось, в распахнутых глазах цвета балтийского янтаря, смотрящих сквозь пространство, застыл страх, за которым читалась ненависть и глухая боль.

— Кто вы? Что вам нужно? — бледная, что умертвие, тоненькая, как тростиночка, девчушка смотрела на него, как на самого дьявола или злейшего врага. Словно ждала удара. Он уловил в голосе девушки панические нотки. Фон его Силы, даже вполне спокойной, пугал и подавлял и не таких… маленьких бабочек. Ничего, будет послушнее и сговорчивее. Клиент «созрел». Хотя, встряхнуть бы ее хорошенько, чтобы не смела так смотреть, душу выворачивая. Покойница, мать ее…

Вошедший незнакомец, вытащивший ее практически с того света, казался Полине воплощением дьявола. Сильный. Безжалостный. Опасный. Стальной монолит. В нем явно чувствовалось что-то жуткое, нечеловеческое, а эти глаза цвета расплавленного серебра ей не забыть до самой смерти. Полина мечтала, чтобы смерти ей пришлось недолго ждать. И каждой клеточкой тела ненавидела сероглазого дьявола, отодвинувшего смерть, не давшего соединиться с мамой, просто вырвавшего из такого желанного света и покоя ради… Причин Полина не представляла, но точно не ради благотворительности. На любителя добрых дел незнакомец не походил. Да и пистолет в его кобуре явно не для добра, красоты и милосердия засунут. Он приказал ее обколоть и связать, больше некому. Сильнее ненависти к этому дьяволу был только страх. Животный, первобытный ужас перед непонятной, но могущественной силой, от которой хотелось бежать без оглядки. Только от нее не убежать даже на тот свет.