Это не любовь (СИ) - Шолохова Елена. Страница 30
«Пусть её отчислят. В конце концов, сама виновата. Отчислят – уедет и всё пройдёт», – повторял он с тяжело колотящимся сердцем.
Телефон загудел так неожиданно, что он в первый миг непроизвольно вздрогнул.
Кто мог звонить так поздно? И тут же взвился страх: никто, кроме родителей. Но и те в такой час могли звонить только в самом крайнем случае. В том случае, если… об этом даже думать не хотелось.
Он взял телефон, мельком взглянул на экран и замер. Звонили не родители. Аксёнова. В груди странно кольнуло.
– Да? – ответил холодно.
Она совсем с ума сошла, что ли, звонить ему среди ночи?
Однако в ответ услышал плач.
Пьяная, догадался он. И это вызвало новую вспышку злости. Несносная, сумасбродная девчонка! Что она себе возомнила? Как ей объяснить, что все эти опереточные страсти не для него?
Он уже собрался высказать ей всё это, как подвывания прекратились, и она выпалила:
– Простите, Александр Дмитриевич. Пожалуйста, помогите! Я в беде. Я не знаю… мне не к кому больше обратиться.
– Что случилось? – озадачился он.
Кое-как он допытался, где она и что с ней. Да и то понял лишь в общих чертах: пила-гуляла в незнакомом месте с незнакомой компанией, потом еле унесла оттуда ноги, но сама без денег и не знает, как оттуда выбраться.
Что ж, это совершенно в её духе. Только вот такая безголовая, беспечная, легкомысленная дура могла встряпаться в нечто подобное.
И как у неё ещё наглости хватило звонить ему, будто они приятели? Как посмела просить его о помощи после тех гадких слов? По-хорошему, стоило её послать и пусть бы выпутывалась сама, рассуждал Анварес, поспешно натягивая джинсы.
Спустя несколько минут он уже нёсся по ночным улицам, дрифтуя на поворотах. А ещё спустя четверть часа был на месте.
68
Её заметил издали, но когда подъехал ближе – опешил. Никак не ожидал, что Аксёнова будет в таком виде. Практически раздетая и в тапках!
Она неуклюже села в машину. От холода её буквально колотило. Анварес прибавил тепла, но, видно, она уже промёрзла до самых костей. Снял куртку, передал ей.
– Накиньте. Куда вас отвезти? – спросил, а у самого сердце так и бухало в груди.
– Не з-знаю… мне… некуда идти. Общежитие з-закрыто. Не п-пустят, – голос её звучал сипло и простуженно, зубы клацали.
– И что будем делать? – скосил он на неё взгляд.
Она пожала плечами. В скрюченных окоченевших пальцах был зажат телефон. Единственное, видимо, что прихватила с собой.
– Может, стоит в полицию обратиться? Вас там не…
Она мотнула головой.
– Нет, – просипела. – Я же сбежала. Н-не надо в п-полицию.
– Как вообще такое могло произойти? – он вновь стал раздражаться. – Ведь это ж додуматься только! Ну какой дурой надо быть, чтобы пьянствовать с незнакомыми парнями?
На удивление, она не спорила. Сидела, дрожала, опустив низко голову. Ну вот что с неё взять? С этой бестолочи?
Анварес шумно вздохнул. Тронулся с места. Вдруг вспомнил, что вечером немного выпил – когда мчал сюда, даже не подумал об этом. Ну а теперь уж ничего не поделаешь. Не попасться бы ещё в придачу ДПСникам.
К счастью, пронесло.
Остановился во дворе своего дома, заглушил мотор, но выходить не спешил. Посмотрел на неё – она как окаменела в одной позе. И даже не спросила, куда он её везёт, куда привёз.
– Пойдём… те, – наконец позвал он.
Она, не говоря ни слова, выбралась из машины и засеменила следом.
В лифт он вошёл первым, затем – она. Встала рядом, всё так же молчком, не поднимая глаз. Дрожит от холода.
Он украдкой наблюдал за ней, а сам думал – что ж он творит? Хотел избавиться от этого наваждения, а сам привёз её домой. И вот она всего лишь стоит рядом и вид у неё, прямо скажем, очень далёк от эротичного, а у него уже играет кровь и внутри всё сладко ноет.
Хотелось обнять её за плечи, согреть, но к ней нельзя прикасаться! Потому что, чувствует, иначе сорвётся. Он и так еле держится.
Анварес прикрыл глаза, слегка откинул голову назад, прислонившись затылком к холодной металлической стенке лифта. Сам себя ведь теперь мучает…
А с другой стороны – ну а куда ещё её везти? Общежитие действительно закрыто до шести утра, это он откуда-то знал. Не бросать же эту дуру на улице.
Он посмотрел на экран телефона – почти половина четвёртого. Ничего, уж как-нибудь потерпит её часа два-три. Потом отвезёт в общежитие, и на этом всё.
– Вон там ванная, – указал он, когда зашли в квартиру. – Можете помыть руки. В шкафчике найдёте чистое полотенце. А я пока приготовлю чай. Вам нужно как следует прогреться. Но горячий душ пока принимать нельзя, сердце может не выдержать. Лучше чуть позже…
69
Аксёнова пила чай, обнимая кружку обеими ладонями, будто грела руки. Пальцы у неё были тонкие, длинные и ровные. Никакого вычурного маникюра.
Анварес поймал себя на мысли, что смотрит на её пальцы непозволительно долго, и поспешно отвёл взгляд. К чаю он подал печенье, батон, нарезал ветчину. Но всё осталось нетронутым.
Ей в чай он плеснул немного виски, чтобы разогнать кровь. Допив, она вдруг вскинула голову и, глядя на него в упор, произнесла срывающимся полушёпотом, от которого вдоль спины побежали мурашки. Или это от взгляда её внезапного такая реакция?
– Спасибо вам огромное, Александр Дмитриевич, за то, что выручили меня сегодня.
Пытаясь скрыть волнение, Анварес неопределённо пожал плечами, мол, ничего сверхъестественного он не сделал, так что не о чем и говорить.
– И ещё… – Она вновь опустила глаза. – Простите меня, пожалуйста, за то, что я так вам сегодня сказала. Я это просто от злости, сгоряча... На самом деле, я бы ни за что так не поступила. Честное слово.
Вспоминать те её слова было, мягко говоря, неприятно. Даже в контексте извинений. Что ей ответить – он не знал. Отмахнуться добродушно, мол, ерунда, не стоит внимания – не мог. Потому что для него это совсем не ерунда, но и выяснять отношения тоже не хотел. И чтоб хоть как-то заполнить паузу, предложил ещё чаю. Она согласно кивнула.
– Поешьте хоть что-нибудь, – придвинул он к ней тарелку с ветчиной и батоном. – Вам сейчас нужны калории.
Она послушно взяла ломтик.
Затянувшаяся пауза нервировала. Вроде им и не о чем разговаривать, да и вообще Анварес любил тишину, и бессмысленная болтовня его быстро утомляла, но тут молчание тяготило до крайности. Оно обостряло чувство неловкости. И вообще обостряло все чувства, усиливая и без того растущее напряжение.
Наконец она допила чай и, отставив кружку в сторону, пролепетала:
– Спасибо.
– Можете сходить в душ теперь. Прогрейтесь хорошенько.
Она всё с той же непривычной покорностью кивнула и прошлёпала в ванную, оставляя на паркете мокрые следы.
«Чёрт, надо же ей дать что-то сухое и тёплое», – спохватился он, глядя ей вслед.
Анварес прошёл в спальню. Вдруг смутился расстеленной кровати и поспешно накинул покрывало. Затем раздвинул двери шкафа-купе и долго смотрел на аккуратные стопки белья, пытаясь сообразить, что ему нужно.
Вся эта ситуация обескураживала настолько, что в голове царил полный хаос, а в душе – раздрай. Наконец выудил футболку и тёплые носки. Стукнулся в ванную – дверь оказалась приоткрыта.
– Юля, – позвал он и, чувствуя, как из груди поднимается душная, горячая волна, заглянул внутрь.
Аксёнова сидела на бортике ванной, закрыв лицо ладонями. Одетая.
– Тебе плохо? – незаметно для себя перешёл он на «ты».
Она качнула головой и вдруг выдала:
– Мне ужасно стыдно… перед вами.
Ну… ему тоже было бы стыдно. Хотя он в такую ситуацию и не попал бы. Но он – взрослый мужчина, глупо сравнивать себя и её.
– Сейчас тебе лучше подумать о том, как бы не заболеть. Вот, – протянул он ей бельё. – Наденешь потом.
70
Анварес слонялся по квартире, не находя себе места, и невольно прислушивался к шуму воды. И никак не мог унять волнение. Это же подумать только – Аксёнова прямо сейчас моется в его душе!