Неожиданная Россия (СИ) - Волынец Алексей Николаевич. Страница 45
Проблема заключалась в том, что в Нерчинском остроге тоже не было специалистов по добыче цветных металлов. Привезенные с притоков Аргуни образцы «серой да жёлтой руды» смогли исследовать лишь в следующем 1677 году, да и то случайно – через Нерчинск возвращался с Амура, из Албазинского острога «бронный мастер», оружейник Кузьма Новгородец.
Однако проезжий оружейник смог выплавить из привезённой руды лишь небольшое количество свинца. Свинец тоже был нужен, но стоил гораздо меньше серебра и тем более золота – в XVII веке пытаться наладить добычу свинца в безлюдном Забайкалье, на одной из самых дальних окраин государства, было бы, выражаясь современным языком, не рентабельно. К счастью, в том же 1677 году через Нерчинск возвращалось из Китая большое посольство Николая Спафария. Посол был потомком византийских аристократов, и среди участников его посольства было немало перешедших на русскую службу «гречан», таких же потомков византийцев, которые издавна добывали серебро в горах Малой Азии.
В XVII веке, даже через два столетия после падения Константинополя, в самом центре современной Турции всё ещё сохранялась православная автономия, в которой христиане-греки добывали серебро для турецкого султана. Потомки византийцев в ту эпоху по знаниям и опыту не уступали лучшим западноевропейским специалистам-металлургам. И вот возвращавшиеся из Китая вместе с послом Спафарием греки разъяснили Павлу Шульгину, «приказчику» Нерчинского острога, что добытая им руда всё же имеет признаки содержания серебра. Как гласит донесение того времени: «Купецкие люди гречани Иван Юрьев да Спиридон Астафьев ему Павлу досмотря руды сказали, что имана де сверху, где бывает свинешная руда, да тут де есть и серебренная руда, только надобно копать глубоко знающими людьми…»
«Не чаять ли в том больших убытков и людям тягости?..»
И вот тут первому серебру России вновь повезло. Дело в том, что вскоре после получения разъяснений от греков по руде «приказчик» Нерчинского острога Павел Шульгин был свергнут взбунтовавшимися казаками. Подобное – бунты «служилых людей» против начальства – в сибирских и дальневосточных острогах той эпохи были нередки. Опасная служба в суровых и ещё диких краях, споры о добыче, коррупция «приказчиков» и воевод, страстное желание каждого первопроходца побыстрее разбогатеть – всё это способствовало подобным конфликтам.
На Шульгина бунтовщики написали жалобу, помимо обычных обвинений в мздоимстве и притеснении подчинённых, фигурировали и более колоритные обвинения. Например, в том, что нерчинский «приказчик» извёл весь местный хлеб на производство водки и пива, а так же отбил жену одного из тунгусских вождей. «И он Павел ту жену своим насильством емлет к себе на постелю по многое время и в бане с нею парится…» – гласил отправленный в Москву донос.
В страшно далёкой столице завели обширное «Судное дело о Нерчинском воеводе Павле Яковлевиче Шульгине, обвиняемом во многих преступлениях», однако так и не смогли разобраться, кто же там был прав и виноват. Не узнаем истину и мы. Однако в историю России наверняка небезгрешный Павел Шульгин вошёл не самогоноварением и оргиями в бане, а тем, что буквально накануне бунта отправил из Нерчинска в Москву пуд предположительно серебряной руды. После бунта Нерчинский острог почти год оставался без начальства, и кто знает – не успей Шульгин отослать в столицу образцы руды, сведения о первом отечественном серебре могли бы надолго затеряться в архивах «Нерчинской приказной избы».
В Москву образцы из Нерчинска попали в начале 1679 года, и уже летом последовал царский указ: «Места, где приискал Шульгин на Аргуне реке серебряные руды досмотреть и описать, на сколько верст и сажен в длину и поперек и в глубину каких руд будет». В случае если руда окажется стоящей и пригодной для разработки, то указ требовали «всякие заводы для плавки той руды завесть», но всё же учитывать себестоимость работ или, как гласил текст царского указа – «Не чаять ли в том больших убытков и людям тягости?»
Для выполнения этих задач сибирским воеводам предписывалось найти кузнецов и иных мастеров, «хто руды знает», и отправить их «для рудного дела в Нерчинские остроги без мотчанья», то есть без промедления. Без промедления для сибирских и дальневосточных просторов той эпохи – это минимум пару лет. Лишь в 1681 году в Нерчинск в свите нового забайкальского воеводы Фёдора Воейкова добрался «рудознатец» Киприан Ульянов.
Однако сразу приступить к поиску и выплавке руд он не смог. Как объяснял в послании царю новый воевода: «Я, холоп твой, из Нерчинского острогу на Аргуню реку для плавки серебряной и иных руд казаков в нынешнем году за малолюдством послать никоими мерами не смел, потому как стоят войны большие в Мунгальских землях…»
«Какая та руда и есть ли в ней серебро…»
В наши дни река Аргунь, правый, более южный исток Амура, протекает в русско-китайском пограничье, отделяя Забайкальский край от китайской провинции Внутренняя Монголия. Но три с лишним века назад было ещё не ясно, чья это территория – то ли уже русская, то ли в сфере владений монгольских ханов или уже принадлежит маньчжуро-китайской империи Цин, как раз в то время пытавшейся завоевать всю древнюю Монголию. В далёкой Москве эти обстоятельства учитывали – конфликта с монголами боялись не слишком, а вот большой войны с Пекином опасались. Поэтому в царском «наказе» новому нерчинскому воеводе о заведении серебряных приисков на Аргуни прописали прямой вопрос: «Сколь далеко то место от Китайского государства, и не чаять ли в том с Китайским государством ссоры?..»
Воевода Фёдор Воейков в 1681 году всё же сумел выполнить одну важную задачу на реке Аргунь – основал там первый русский острог. Его возвели два десятка казаков во главе с десятником Василием Миловановым, тем самым, кто пятью годами ранее первым ходил к берегам Аргуни проверять слухи о драгоценных рудах.
Острог вышел небольшим – квадрат невысокого деревянного частокола примерно 20 на 20 метров. Однако для той местности и той эпохи даже такая «крепость» с гарнизоном из горстки казаков могла считаться серьёзным укреплением и важной заявкой на владение окрестными пространствами. В приказе гарнизону нового острога воевода Воейков строго прописал «чтоб в карты не играли и иноземскаго кумыснаго вина не пили», а в донесении царю указал, что «от того Аргунского острогу до серые руды, что называют серебряную рудою, вёрст с десять». Воевода успокоил Москву и на счёт возможного конфликта с Китаем, написав в донесении, что «от Китайского государства река Аргуня далека, с китайскими и никанскими людьми в том ссоры не будет…»
Показательно, что описывая сложности с поиском серебра, Фёдор Воейков в послании к царю, как главное достижение на Аргуни указал добычу 83 шкурок соболей – неуловимое серебро оставалось лишь умозрительным богатством, меха же являлись привычной, всем понятной ценностью Сибири и Дальнего Востока.
В следующем 1682 году очередной конфликт с окрестными монголами – степные кочевники и русские спорили о том, кто же будет брать дань с забайкальских бурят – вновь помешал провести исследование руд на берегах Аргуни. Лишь спустя пять лет после царского указа, в 1684 году, отряд из трёх десятков казаков тщательно исследовал притоки Аргуни, прорыл в разных местах глубокие шурфы и привёз в Нерчинск почти сотню пудов разной руды.
И тут многолетняя эпопея с поиском забайкальского серебра едва не кончилась полным крахом – отсутствие на Руси своей добычи драгметаллов и, соответственно, отсутствие опыта в столь непростом деле сыграли злую шутку. Специально присланный «рудознатец» Киприан Ульянов выплавить из добытой руды серебро не смог. Несколькими плавками он извлёк из забайкальской земли лишь немного свинца с оловом. «Какая та руда и есть ли в ней серебро и с чем её и какими мерами начисто плавить того не знает…» – разочарованно писал в Москву новый нерчинский воевода Иван Власов.
К счастью в далёкой Москве со специалистами было чуть лучше. Впрочем, и там из присланных с берегов Аргуни образцов руды серебро добыли не сразу. Ещё 20 февраля 1680 года прямо в Кремле в «Приказе золотых и серебряных дел» провели пробный опыт – приехавший из Саксонии, где издавна добывали драгметаллы, немецкий «рудознатец» Христиан Дробыш исследовал забайкальскую руду и сделал неутешительный вывод: «Серебра в той руде нет…»