Неожиданная Россия (СИ) - Волынец Алексей Николаевич. Страница 59

Император Пётр I приговорил командира конвоя и его наиболее свирепого к рекрутам унтер-офицера Киндякова к смертной казни – их «колесовали», то есть расчленили прямо перед Московской губернской канцелярией в назидание её коррумпированным чиновникам.

«Наёмщики» и инородцы

Не удивительно что при таких нравах тяжкая рекрутская повинность воспринималась хуже каторги, а крестьяне всячески пытались уклониться от неё. В годы царствования Петра возник даже своеобразный бизнес по уклонению от «рекрутчины». Во-первых, нередко вместо своих сыновей и родственников за деньги нанимали добровольцев в рекруты. При Петре цена такого «заместителя» колебалась от 10 до 30 рублей, архивы сохранили даже несколько договоров о таких сделках между крестьянами и наёмными рекрутами.

Во-вторых, быстро сложились целые шайки таких профессиональных «заместителей», которые, получив от крестьян деньги, записывались в число рекрутов, но при помощи сообщников быстро бежали по пути на «рекрутный двор» и снова, благодаря отсутствию в те времена системы личных документов, шли наниматься в такие лжезаместители.

Поэтому уже в 1715 году выставление в рекруты заместителя («наёмщика» по лексике того времени) было запрещено именным указом Петра. Хитрые крестьяне из поместий Троице-Сергиева монастыря после этого указа попытались нелегально сдать в качестве рекрутов таких «наёмщиков», назвав их своими именами и выдав за местных селян. Когда уловка вскрылась, с виновных взяли по 20 рублей за не поставленного рекрута и ещё по 20 рублей штрафа (огромные по тем временам деньги для сельских жителей). После этого случая царь велел впредь при вскрытии подобных фактов наказывать взысканием трёхлетнего солдатского жалованья, а при рецидиве – пороть кнутом и ссылать на каторгу.

За побеги от призыва по указу от 27 сентября 1700 года велено было пойманных беглых рекрутов вешать. Но добровольно явившиеся из побега рекруты от наказания освобождались. В январе 1705 года, накануне всеобщих рекрутских наборов, царь несколько «смягчил» наказание – вешать теперь полагалось только каждого третьего пойманного беглого рекрута по жребию, а прочих бить кнутом и ссылать на вечную каторгу.

За бегство рекрута также наказывались его родственники (отцы, братья, дядья) и свойственники (племянники, зятья, тести и т. п.), им полагалась ссылка вместе с их жёнами и детьми в новозавоёванные города. Однако даже такие драконовские меры лишь частично удерживали от дезертирства – в петровские времена бежало и уклонялось от службы не менее 10 % рекрутов.

Каждый тридцатый мужчина

До 1720 года тяжкая рекрутская повинность распространялась исключительно на православное русское население. Первыми же нерусскими рекрутами иного исповедания оказались, как ни удивительно, финны. Их было немало в шведских полках и русские по опыту войны считали уроженцев Финляндии хорошими солдатами. Поэтому в 1720 году царь Пётр распорядился провести рекрутский набор среди финских крестьян и горожан.

Финляндия тогда была страшно разорена русско-шведской войной и, к удивлению русского командования, набор рекрутов в финских сёлах прошёл без затруднений. Уже к осени 1721 года план набора выполнили, забрав на вечную службу 2171 человека. При этом большую часть финских рекрутов отправили служить на другой конец империи, в Астрахань.

Сразу по окончании Северной войны царь Пётр задумал поход в Персию. Путь туда начинался с Волги, и царь обратил внимание, что многочисленные нерусские народы Поволжья до сих пор не обложены рекрутской повинностью. И указом от 19 января 1722 года Пётр I распорядился брать рекрутов с черемисов (марийцев) и мордвы на общих с русскими основаниях. Это объяснялось тем, что марийцы и мордва уже считались крещёными, тогда как на всё ещё остававшихся язычниками чувашей, удмуртов и исповедовавших ислам казанских татар рекрутская повинность при Петре не распространялась.

При всей тяжести «рекрутчины», именно она давала крестьянам и низшим сословиям единственный шанс подняться вверх по социальной лестнице. Солдаты, дослужившиеся в петровских полках до первого офицерского чина, получали дворянское звание. Как писал сам царь Пётр в одном из своих указов: «Все офицеры, которые произошли не из дворянства, и их дети, и их потомки, суть – дворяне, и надлежит им дать патенты на дворянство».

В конце царствования Петра I треть офицеров русской армии были бывшими рекрутами, заслужившими дворянство и командирские чины в боях и походах. Всего же за первую четверть XVIII века в Российской империи «призвали» в армию 284 тысячи рекрутов – примерно каждого тридцатого мужчину.

Глава 30. Забытые товары России: ревень, поташ, карлук и кошачий мех

Экономическая история находится в тени политической. Монархов и полководцев помнят лучше, чем былые успехи торговли или хозяйственные кризисы. Нашими современниками напрочь забыты даже названия товаров, некогда игравших в российском экспорте роль не меньшую, чем сибирские соболя при первых Романовых или газ и нефть сегодня. Поташ и карлук – кто вспомнит сегодня эти термины, когда-то важнейшие для мировой и российской экономики? Кто сегодня знает, отчего русские цари вводили смертную казнь за хранение гречишного корня?

Порою забытая история экономики не менее ярка и драматична, чем самые острые перипетии политики. Попробуем кое-что рассказать об этом.

Смертная казнь за гречишный корень

«А ежели хотя фунт того ревеню, где бы ни было у кого найден будет, то взыскано будет не токмо отнятием всего имения, но и смертною казнию… И сей указ публиковать печатными листами во всем государстве, и при всех портах и таможнях, чтобы никто неведением не отговаривался» – гласил документ, утверждённый 22 июня 1735 года императрицей Анной Иоанновной. Лишь неделей ранее был издан указ о конфискации всего имущества нелегальных продавцов «того ревеню». Но императрице этого показалось мало, и спустя несколько дней наказание для нарушителей госмонополии на ревень максимально ужесточили.

Смертная казнь вводилась и для таможенников, уличенных в пропуске ревеня за границу. Указ императрицы был небывало подробным и пугал нелегальных продавцов даже преследованием спецслужб за пределами России: «Объявить всем купцам, что не только здесь, но и в Англии и Голландии и в других местах смотреть повелено, дабы о таком воровском отпуске ревеня и от кого туда отпущен известно было. Будут такие ослушники сысканы и по вышеописанному истязаемы…»

Ревень – всего лишь трава из семейства гречишных с хорошим содержанием витаминов, ныне интересная лишь отдельным любителям садоводства. Из корня ревеня можно сварить вкусное варенье. Ни для чего большего он ныне не применяется, за исключением нескольких рецептов народной медицины. Однако три столетия назад ревень на международных рынках стоил баснословные деньги – такие, что царская казна считала его продажи в фунтах, то есть буквально в граммах.

Секрет прост – со времён античной медицины ревень включался в массу рецептов, считаясь если не панацеей, то чем-то близким к этому. С XVII века в Западной Европе корнем ревеня пытались лечить буквально всё – от чумы до геморроя. Сегодня это выглядит наивным, но тогда ревень являлся важнейшим ингредиентом в мировой фармацевтике, от Пекина до Лондона.

Смертные кары в указе царицы Анны Иоанновны становятся понятны при взгляде на цены. В 1735 году пуд ревеня в Петербурге стоил 37 рублей – столько же, сколько 5–6 крепостных или полдюжины лошадей. Но на рынках Голландии и Англии цена за пуд ревеня в том году достигала 289 рублей!

В Россию «гречишный корень» попадал из Восточной Сибири и Китая. Отдельные виды ревеня росли даже на берегах Дона, но максимально целебным и ценным считался именно сибирский или китайский ревень. Государственная монополия на него просуществовала с короткими перерывами более столетия – от царя Алексея Михайловича до императрицы Екатерины II.