Неожиданная Россия (СИ) - Волынец Алексей Николаевич. Страница 89
Власти империи Цин, понимая всю заинтересованность России в китайской торговле, не раз пытались использовать её как средство политического давления, периодически под разными предлогами препятствуя пропуску караванов. К тому же маньчжуров, правивших в закрытом от мира Китая, смущало частое появление в Пекине внушительного количества русских торговцев – с каждым казённым караваном их приходило несколько сотен.
В итоге в 1727 году, после инициированного маньчжурами пятилетнего перерыва в караванной торговле, стороны договорились, что помимо караванов, Россия и Китай будут вести и пограничную торговлю. «На границах ради купечества взберётся удобное место и оградится оградою…» – гласил новый договор.
В следующем году 350 солдат Якутского полка построили на границе с империей Цин (ныне граница Бурятии и Монголии) специальную торговую слободу, получившую монгольское имя Кяхта. Впритык китайцы построили свой купеческий посёлок Маймачен – в переводе с китайского «Торговый город». На следующие полтора столетия именно «кяхтинский торг» станет главным центром всей русско-китайской коммерции. Уже к середине XVIII века, в общем объеме внешнеторгового оборота России, на долю Кяхты приходилось 8-10 %.
В 1757 году империя Цин окончательно замкнётся от мира. По указу императора Хунли из страны выдворят всех иностранных торговцев, сохранив лишь два внешнеторговых центра – порт Кантон (Гуанчжоу) на юге, и Кяхту-«Маймачен» на севере. В 1758 году Пекин посетит последний казённый караван из России, после чего коммерция с Поднебесной окончательно перейдёт в пограничную Кяхту.
Радикальные изменения затронут и организацию торговли с Китаем. Указ новой императрицы Екатерины II в августе 1762 года отменит прежнюю госмонополию: «Китайский караван отдать в вольную торговлю, и позволить всем, кто бы ни пожелал, на границе торговать с платежом пошлин… И для такого ныне вольнаго в Китай торга прежде учинённые запрещения отставить и всеми товарами торги производить невозбранно».
Свободный торг с Китаем в Кяхте облагался пошлинами – наши купцы платили в казну 23 % от стоимости закупленных китайских товаров и 18 % от продажной цены отечественных. От пошлин освобождались транзитные европейские товары (т. к. с них уже была взята пошлина на западной границе России), а также наиболее необходимая в нашей стране продукция Китая – хлопок и шёлк-сырец.
Единственным товарами, полностью запрещёнными в торговле с Поднебесной, стали лишь оружие и драгметаллы. Китай тогда был не только самым населенным, но и богатейшим государством мира. Весь XVIII век он в обмен на свои шелка, чай и фарфор получал от западноевропейских купцов значительную долю всего обращавшегося на планете серебра, добывавшегося тогда главным образом в испанских колониях Южной Америки. И часть этого пришедшего от европейских коммерсантов драгметалла в свою очередь поступала из Китая в Россию в обмен на сибирские меха.
Российские же власти, в целях преумножения в стране запасов драгметаллов, запретили оплачивать китайские товары монетой – их полагалось обменивать на меха или иную продукцию.
Мамонт и белка для китайского рынка
Уже через десятилетие «вольнаго торга» пограничная Кяхта далеко обогнала по оборотам торговлю Астрахани, до того на протяжении двух столетий по праву считавшейся ведущим центром русской коммерции с Востоком. За вторую половину XVIII столетия внешнеторговые обороты России с Китаем вырос в 16 раз – с 533 тыс. руб. до более чем 8 млн. К концу того века торговля с китайцами превышала 60 % всей азиатской торговли нашей страны.
70-75 % всех русских товаров, экспортировавшихся в Китай, составляла пушнина. При том в Поднебесную шла главным образом дешевая белка, но в огромных количествах. С 1768 по 1785 годы в Кяхте ежегодно продавалось от 2 до 4 миллионов беличьих шкурок. В 1781 году здесь продали китайцам в обмен на серебро рекордное количество – 6 млн белок!
Второе место после белки занимал горностай, его в Кяхте китайцы ежегодно закупали от 140 до 400 тыс. шкурок. И естественно особо ценным предметом русского вывоза в Китай оставался соболь – на исходе XVIII века в Кяхте продавалось от 6 до 16 тыс. соболиных шкур ежегодно.
Даже знаменитая «Российско-Американская компания» осваивала Аляску именно с целью поставки мехов на китайский рынок. Добытые русскими промышленниками на Алеутских островах и приполярном побережье Америки меха каланов, морских котиков и песцов продавались китайцам в Кяхте, на севере Поднебесной, или на юге Китая в Кантоне (Гуанчжоу). Там одна шкурка «морского бобра»-калана в начале XIX столетия продавалась по 100 руб. серебром.
Впрочем, весь XVIII-й и первую половину XIX века Россия была для Китая источником ещё одного востребованного и крайне необычного товара. Ежегодно в поднебесную через Кяхту продавалось несколько сотен пудов мамонтовых бивней. Центром их «добычи» в ту эпоху был приполярный Жиганск, острог на севере Якутии. Один пуд мамонтовой кости три века назад стоил как десяток крестьянских лошадей, а объёмы продаж ископаемого товара в Китай были таковы, что учёные Поднебесной в ту эпоху искренне считали мамонта живым обитателем Сибири.
Поскольку китайцы всё же знали, что туши и костяки мамонтов всегда находят в земле и никогда не встречали на поверхности, они делали «логичный» вывод – мамонт похож на огромного подземного крота. «Далеко на севере, в стране русских, близ Ледяного моря, имеются кроты величиною со слона. Они живут в земле и умирают, едва лишь коснётся их дуновение воздуха или луч солнца… Мясо этих животных холодно, как лёд. Оно целебно для больных лихорадкой. Зубы их сходны с бивнями слонов. Уроженцы севера делают из них миски, гребни, рукоятки для ножей…» – записано в XVIII столетии в энциклопедии китайского императора Канси по итогам торговых контактов с русскими.
Китайская экзотика для России
В свою очередь Китай тоже был поставщиком различной экзотики на русский рынок – от целебных трав, вроде ревеня, до драгоценных камней. Китайский ревень, трава из семейства гречишных, три века назад считался в Западной Европе почти панацеей от всех заболеваний. И Российская империя с большой выгодой контролировала транзит популярной «травы» – закупая её у китайских купцов по 5–6 руб. за пуд и продавая на биржах Англии и Голландии в 50 раз дороже!
Существовавшая в XVIII веке повсеместная мода европейской элиты на Китай, привела к тому, что со времён Петра I во дворцах всех русских монархов и вельмож существовали «фарфоровые комнаты» и «лаковые кабинеты», оформленные в китайском стиле. Для них в Поднебесной закупали массу дорогостоящих украшений. Со времён царицы Анны Иоанновны в Китае целенаправленно заказывались даже шёлка, которые на берегах Янцзы по доставленным из Петербурга эскизам украшали вышивкой с двуглавыми орлами и прочей российской символикой.
Даже знаменитая Большая императорская корона, созданная для коронации Екатерины II и позднее возлагавшаяся на всех российских царей вплоть до Николая II, в качестве центрального украшения несла драгоценный камень, купленный в Китае – огромный ярко-алый «лал», родственник рубина. Его в XVII веке купил в Пекине один из первых русских посланников, заплатив внушительную цену в 2672 рубля – в Москве той эпохи за эту сумму можно было купить почти три сотни жилых домов. Спустя два столетия при Александре II царские ювелиры оценили китайское украшение императорской короны в 100 тыс. руб. серебром, что в современных ценах будет соответствовать примерно 3,3 млн долларов.
Впрочем, самой главной китайской экзотикой для русского рынка два-три столетия назад являлся всем нам привычный ныне чай. На протяжении XVIII века он из сугубо лекарственного средства, продававшегося исключительно в аптеках, постепенно становился модным напитком.
Если в 1749 году Россия закупила в Китае чая на 4 тыс. руб., то в 1792 году уже на 399 тыс. К концу столетия чай из Поднебесной прочно вошел в быт высших слоев русского общества. В начале царствования Александра I самые дорогие сорта китайского чая продавались в столичном Петербурге по цене 10–12 руб. за фунт, примерно, как две-три крестьянские коровы. По воспоминаниям приближенных, император Александр I ежедневно с утра «кушал чай, всегда зелёный, с густыми сливками…»