Антология советского детектива-41. Компиляция. Книги 1-20 (СИ) - Авдеенко Александр Остапович. Страница 24

-Пранас! Пранас!

Возбуждённые люди толпились перед газетной витриной. Читали. Потрясённо ахали. Возмущались. Печалились. До сознания старухи не сразу дошло то, что обсуждала городская улица. Постепенно она вникла в страшный смысл того, о чём говорилось.

-Бандитское нападение на пассажирский самолёт.

-Когда напали? Где напали?

-Изверг, а не человек! Ни за что ни про что убил стюардессу!

-Под угрозой гибели были сорок пять пассажиров, весь экипаж. Бандитская пуля могла пробить бензопровод, замкнуть провода. Представляете? Самолёт, объятый пламенем, рухнул бы в море. Это чудо, что он уцелел.

-Ужас!

-Я себя чувствую так, будто и на меня совершенно нападение.

-Откуда они взялись, эти выродки? Кто такие?

-Отец и сын, литовцы.

-Почему литовцы? В сообщении ничего об этом не сказано.

-Прочитайте внимательно. Здешние они, убийцы. Наши с вами земляки.

Марта, расталкивая людей, пробилась к витрине. Прочитала газетное сообщение раз, другой, третий. Протёрла глаза и снова стала читать. И не верила себе. Трясла головой. Закрывала и открывала глаза. Люди молча смотрели на неё. Перешептывались:

-Его мать...

-Бедняжка!

-Нашли кого жалеть. Не женщина, а ведьма, произвела на белый свет выродка. Ишь, сердобольные!

-Неправильно рассуждаете, гражданин. Родители за своих детей не отвечают.

-Чепуха! Родители за всё в ответе. И прежде всего за то, какие у них дети.

Люди ожесточённо спорили. Марта медленно, еле передвигая ноги, удалялась от них. Не видела, куда шла. Переходила улицу как раз в тот момент, когда двинулись два противоположных потока машин. Заскрипели тормоза. Надрывались сигналы. Шофёры чертыхались. Регулировщик бросился на помощь застрявшей в гуще машин старухе. Увидев милиционера, она сказала:

-Вот и вы! Я вас давно ищу. Ведите меня скорее в тюрьму. В тюрьму! В тюрьму! Не могу смотреть людям в глаза.

Закрыла лицо, глухо зарыдала.

Милиционер вывел её на тротуар, приложил руку к козырьку:

-Счастливого пути, бабушка. Держитесь поближе к домам.

-Почему бросаете? Ведите в тюрьму! Не имею права ходить по земле.

-Почему в тюрьму?.... Что вы сделали?

-Я мать этого...Пранаса. Если бы я не родила убийцу, Таня была бы жива.

Милиционер быстро испуганно отступил, беспомощно оглянулся. Он не знал, как ему поступить.

Марта бросила зонт и хозяйственную сумку, вышла на середину тротуара, закричала во весь голос:

-Стойте, люди! Послушайте!

-Куда смотрит милиция? - брюзжала почтенная дама. - В вытрезвитель её, пьянчужку!

-Это мой сын убил девочку-стюардессу! Я - мать убийцы! Плюйте на меня, люди! Бейте. Ругайте. Я все заслужила. - Упала. Лежала на земле, из последних сил шептала: - Будь ты проклят на веки вечные!

Уже под вечер, в сумерки, турецкий полковник сказал Ермакову и Ангелине Ефимовне, что они свободны. Их отвезли в гостиницу. Перед пятиэтажным, башенного типа отелем "Кальфа", главным фасадом своим выходящим на небольшую, с круговым движением площадь, стояла большая толпа турок и, оживленно разговаривая, смотрела на окна верхних этажей.

Весь город уже знал, что произошло в советском небе, над Батуми. Корреспонденты местного радио и телевидения Анкары побывали на Ан-24. Снимали. Пересчитывали пробоины. Описывали лужи крови на дюралевом полу, красные пятна на стенах.

Первое, что услышали Ермаков и Ангелина Ефимовна, войдя в отель, - это ликующий голос четырёхлетней Лолиты. Девочка в красном носилась по лестницам, с этажа на этаж, из номера в номер. Успела подружиться со всеми пассажирами Ан-24. Ничего она не ведала о том, что произошло над морем. Не понимала, куда попала. Её мама лежала в постели, а она резвилась.

Ермаков проводил Ангелину Ефимовну в отведённую для неё комнату, а сам пошел по этажам, рассказал, что было в госпитале, в полиции и в жандармерии, узнал от товарищей, как и когда они попали в гостиницу. Турки привезли их сюда на двух автобусах примерно через час после приземления. Выставили на столы брынзу, холодное мясо, лаваш, виноград, яблоки, персики, кофе. Позже водили в соседний ресторан обедать.

-Ну а вы небось голодны? - спросил человек в тирольской шляпе. Назвал он себя Мамедом Джафаровичем.

-Да, кажется, голоден, - сказал Ермаков.

-Кажется! Да и по вашим запавшим глазам, по голосу видно и слышно, что вы весь божий день ничего не ели. Мы тут для вас кое-что оставили. Поешьте!

-Спасибо. Не буду. Потом, может быть, поем.

Двери всех комнат распахнуты настежь. Люди тянулись друг к другу. Называли каждого по имени. Перезнакомились. Подружились. Одиночек не было. Молчаливых не было. Даже столетняя бабушка переходила от одной группы к другой. Говорила. Вспоминала. Советовалась. Утешала. Подбадривала.

Выветрился хмель у кудрявоголового батумца Аслана. Серьёзный и растерянный, он сокрушался, как там сестрёнка, что подумает о нём. Дал телеграмму о вылете - и пропал. Знает ли она, куда занесло самолёт, летевший из Батуми в Сухуми?

Солдаты с чёрными погонами связистов - Виктор Юдан, рязанец, и Николай Песков из Молдавии - не разлучались, как близнецы. Что один скажет, другой сейчас же подтвердит.

Корреспондент Лосев сидел у открытого окна и снимал центральную площадь Трабзона. На аэродроме он ухитрился запечатлеть убийцу в момент, когда тот складывал оружие к ногам турецкого офицера. Снял и его сынка с биноклем на шее, безучастно прислонившегося спиной к стойке шасси.

Молодожены Петя и Женя поняли наконец, что не одни они живут на белом свете. Жадно прислушивались к тому, о чём говорили другие. И сами говорили.

Босая, с опухшими ногами женщина всем задавала один и тот же вопрос: "Когда нас отправят на Родину?"

А женщина с золотым зубом, как и до катастрофы, с завидным аппетитом уничтожала крепкие горные аджарские яблоки и всем, всем улыбалась.

Мамед Джафарович составлял список пассажиров. Уточнял фамилии, имена, отчества.

Большинство пассажиров Ан-24 забыли сейчас все свои болезни, домашние неурядицы, важные и неустроенные дела. Всё отступило перед одной-единственной проблемой: когда они вернутся домой?

У доброй половины курортников были транзисторы. Они настроены на волны Москвы, Тбилиси, Баку. Все ждут, не сообщит ли Родина о злодейском нападении на Ан-24 и о тех мерах, которые предприняты для вызволения попавших в беду людей и самолёта.

Пока об этом ничего не сообщалось.

Ужинать отправились все вместе. Впереди всех, на руках у Ермакова, - девочка в красном, Лолита. Женщины - в центре группы. От отеля до ресторана не более ста метров. И на всём этом расстоянии слева и справа двойной шеренгой, спина к спине, лицом к пассажирам Ан-24 и спиной к землякам выстроились вооруженные полицейские. Боковые улочки перекрыты машинами-фургонами. Трабзонцы, обыкновенные турки, главным образом мужчины, мирно стояли по краям тротуара, за полицейским ограждением. Одни серьёзно и молча разглядывали советских людей, впервые попавших в запретную зону. Другие смотрели весело, с улыбками. Третьи осмелились махать руками, доброжелательно кивать и говорить.

За ужином Ермаков перевёл товарищам то, что ему удалось услышать на улице.

-Трабзонцы возмущены бандитским налётом на наш самолёт. Сочувствуют нам. Рады видеть нас на своей земле. Жалеют убитую.

Ужин тянулся долго. Небольшой ресторан не в состоянии был быстро обслужить одновременно сорок человек. Хозяину пришлось раздобыть на стороне дополнительную посуду, срочно закупить необходимые продукты и нанять официантов-поденщиков. Четверо молодых длинноволосых парней весь вечер таскали с кухни тарелки с салатом, с сыром, с хлебом, с пловом, с баклажанами, начинёнными мясом, с лапшой, замешанной на меду. И половину того, что было подано, не съели пассажиры. Хозяин стоял за буфетной стойкой и сокрушался:

-Почему всё не кушаете? Мы так старались угостить вас. Самые лучшие, самые свежие продукты приготовили. Ешьте, пожалуйста!