Любовь по смете не проходит (СИ) - Винд Дасти. Страница 32

— У тебя какие-то дела? — спросила я, совсем не обрадовавшись перспективе остаться одной среди влюбленных пар.

— Да, — нехотя ответил Женя. — Нам завернули один проект — не дали разрешение на строительство. Заказчик — мой хороший знакомый, и мы хотим выяснить, какого черта происходит.

— И как будете выяснять?

— Пригласим проверяющих на базу. Порыбачим, покатаемся на моторке…

— Потом веслом по башке и в воду, — подсказала я.

Женя с укоризной посмотрел на меня.

— Нет. Потом шашлыки, уха, виски, водка…

— Девочки, — снова сумничала я.

— Я тебе больше ничего не буду рассказывать.

— Так девочки будут?

— Нет. Мы будем отдыхать чисто мужской компанией. Чтобы не отвлекаться от дела.

— С ума сойти, — вздохнула я и больше ничего спрашивать не стала.

Вот они какие — дела на выходных. Похоже, для Жени такого рода отдых был нормальной практикой. Работа у него прочно занимала первое место во всех аспектах жизни, и отстаивать приоритет своих желаний я пока опасалась. По правде говоря, думала, что ещё рано тягаться с его привязанностью к делу.

"Всему свое время", — решила я и не стала настаивать на его визите в мой отчий дом.

В общем, субботним утром, ровно в шесть часов, в нашу дверь постучали. Пашка ещё спал, и я попросила Женю не звонить. Схватила заранее приготовленный рюкзак с едой и одежкой для ночевки у родителей, подтянула джинсы, одернула майку и, открыв дверь, замерла на пороге.

Я впервые видела Женю в повседневной одежде — белая футболка, светлые джинсы и обычные кеды. Он, вытянув руку, ладонью опирался о дверной косяк и улыбался мне, смотря сверху вниз. В таком прикиде босс выглядел и моложе, и крупнее. Я разве что слюни не пускала, оглядывая его, а он смотрел на меня, чуть приподняв брови, и явно наслаждался моей реакцией.

— Доброе утро, — Шершневу, наконец, надоело выпендриваться, и он, взяв меня за руку, притянул к себе. — Готова к долгой поездке?

Я обняла его за плечи и, встав на цыпочки, поцеловала. Поцелуй затянулся, потому что ткань футболки была такой тонкой, а касаться его тела было так приятно, что я как-то увлеклась, и шеф, проявив благоразумие, отстранился первым.

— Аня, — он поправил джинсы. — Давай ка придержим коней, а то поутру очень сложно контролировать себя.

— Да… Прости…

— Простить? Чудо… Разве за это просят прощение?

Он взял меня за руку, коснулся браслета, который я носила теперь всюду, и потянул к лестнице.

— Пошли. Сегодня у нас много дел.

— Ты поедешь к моим родителям? — сразу спросила я.

— Пока не могу сказать точно. Зависит от того, уговорит ли компаньон проверяющих на совместный отдых.

— Ладно, — я вздохнула.

Женя обернулся и тихо произнес.

— Прости, что так вышло.

— Ничего, я все понимаю! Никаких "прости"!

Однако обидно было — где-то в глубине души маленькая, по уши влюбленная эгоистка желала заполучить все внимание этого мужчины, что сейчас шел с ней за руку.

В пути мы говорили о работе. О новых и старых клиентах, о результатах конкурса, которые вскоре должны были опубликовать, о башне-маяке перед ЗАГСом, который теперь представлял из себя решетчатую башню с винтовой лестницей вокруг светящейся бледно-лиловым светом оси, что наверху, под конусообразной крышей, раскрывалась в виде огромного цветка орхидеи.

— А почему ты решил стать архитектором? — спросила я, когда речь зашла о тяге босса к рисованию.

— Просто потому что хотел. Мне нравилось рисовать, а дизайнерское дело казалось слишком скучным. Про изобразительное искусство не шло и речи — воображению требовались точные цифры и монументальность, масштабность, — Женя пожал плечами. — Наверное, так. А ты?

— Я считаю, что архитектура — это связь поколений. Ее понимают и принимают все, в отличие от литературы, живописи, религии. Хочу оставить след в истории… По-детски как-то, да?

— Ну почему же… Все мы этого хотим.

— И ты тоже? — я испытующе посмотрела на собеседника. Тот не сводил глаз с дороги.

— Наверное, — уклончиво ответил он и надолго замолчал.

Мимо тянулись унылые постройки промзоны, за которыми темнели деревья придорожной лесополосы. Скучнейший вид — и глазу не за что зацепиться.

— А каким ты видишь дом своей мечты? — спросила я.

— Что? — Женя вздрогнул, будто очнувшись. — В смысле на заказ или свой собственный?

— Для себя.

— Не знаю… Для себя я проектировал здание офиса компании. И результатом я остался доволен.

— Ну а дом? — не отставала я. — Для досуга, жизни, семьи?

Женя нахмурился.

— Кухня, комната, санузел. Мне нравится моя квартира. А почему ты спрашиваешь?

— Это было мое первое серьезное задание в университете — спроектировать дом, в котором вы бы хотели жить. Я нарисовала себе настоящий дворец — со двором, размером с аэропорт, всеми системами… Он получился таким огромным. И бестолковым.

— Для большой семьи?

— Для одной меня, — я засмеялась. — Но, если честно, я вряд ли смогла бы жить одна. Даже переехав в город, мы с братом решили поселиться вместе. Сила привычки.

— А я привык к одиночеству.

— Я тебе не помешала?

— Совсем чуть-чуть, — Женя отвернулся, пряча улыбку.

Но мне почему-то взгрустнулось. В каждой шутке, как говорится, есть доля шутки.

— Дома у нас и сейчас шумно, — опустив глаза, заметила я. — Тебе, наверное, не понравится.

— Я не хотел тебя обидеть, — он положил руку на мое колено. — Это тоже сила привычки. Привыкаешь жить без привязанностей. В своей норе, по своим правилам. Но потом все меняется. Само по себе. Понимаешь… Ты не думаешь, что одинок, пока не появляется тот, кто это одиночество рушит.

Я погладила его ладонь, и мы надолго замолчали. Недосказанность, недооткровенность остались висеть между нами тоскливой тишиной. Мне начинало казаться, что Жене не нужно мое признание. Я, в силу привычки, ждала, что главные слова он скажет первым. Но босс молчал, и это молчание отталкивало меня на периферию откровений.

Никогда бы не подумала, что чем сильнее чувство, тем труднее в нем признаться.

Через два часа мы остановились перекусить у маленькой, в три двора, деревни. Расстелили пледик на капоте, ели бутерброды, пили яблочный сок. От обочины, минуя дворы, уходил к горизонту уже чуть подернувшийся желтизной луг.

— Лето было прохладное, — заметила я. — Смотри, сколько цветов.

Женя отложил булку с колбасой.

— А ведь я ещё не дарил тебе цветы… Надо исправляться, — заявил он и, отряхнув с ладоней хлебные крошки, спрыгнул с вала прямо в траву. Тучи всякой мелочи прыснули от него во все стороны.

— Стой! — вскрикнула я и засмеялась. — Ну, куда ты…

А Женька шел по лугу, срывая то белую ромашку, то синий василек, то пушистый цикорий, собирая простой, но лучший в мире букет. Он принес мне эту охапку, сам счастливый от своей выходки, передал в руки кусочек лета, разноцветного, душистого, легкого, теплого…

— Женя, — шептала я, перебирая лепестки цветов. — Сумасшедший…

Мы сели в машину, я положила букет себе на колени, а из листвы ко мне на руки выскочила жирная саранча. Хорошо, Женя не успел набрать скорость, потому что завизжала я так, что шеф выпустил руль. Я сроду не боялась ни насекомых, ни пауков, ни змей, но эта гадость появилась так неожиданно и близко, что мой деревенский опыт общения с подобными созданиями попросту не успел включиться. Саранчу мы, конечно, поймали и из машины выгнали, но времени потратили много.

— Извини, я ее и не заметил, — зачем-то оправдывался Женя.

— Да ничего! Я насекомых не боюсь. От неожиданности так.

— Здоровый кузнечик.

— Это саранча.

— Хотела тебя съесть?

— Ну, вообще-то съесть ее могли мы. У нас в деревне есть одна семья…

— Короче, как в Макдак сходили. Я понял.

Так мы и добрались до Закатного — смеясь и болтая о ерунде.

С развилки, на которой мы свернули вправо, уже был виден темный купол храма.