Поставь на меня (ЛП) - Монро Лайла. Страница 31

— Фильм уже начинается. — Я отвожу взгляд в сторону, уверенная, что мои щеки покраснели, как пожарная машина. — Ты кончил?

Я тут же жалею о своем выборе слов, потому что слышу за спиной его хихиканье.

— В скором времени, — говорит Джейк, и я стараюсь не думать о том, каково это будет. Все становится еще хуже, когда мы устраиваемся на своих местах, сидя бок о бок в темноте. Зал наполовину заполнен, но мне все равно кажется, что мы совершенно одни перед мерцающим экраном. Я ерзаю на сиденье (почему эти сиденья всегда такие чертовски неудобные?), как только моя рука дотрагивается до его руки на подлокотнике, я отдергиваю, будто от ожога, бормоча «прости», но он ничего не отвечает.

— Надеюсь, ты понимаешь, что должен делиться, — говорю я, хватая горсть его попкорна и запихивая в рот.

Девушка ведь должна есть, верно? Кроме того, он тогда давно выпил у меня текилу, тогда в новогоднюю ночь, так что мы можем быть квиты.

— У меня имелось предчувствие, — сухо замечает он, запихивая горсть попкорна в рот, мы молча жуем. Ну не совсем молча, а чертовски шумно хрустим, словно хрустим пенопластом. Показывают трейлеры, но я чувствую на себе взгляд Джейка, поэтому поворачиваю к нему голову.

— Что?

— Ничего. — Улыбается он. — Просто интересно, что случилось с мистером Голливудом? Он тебя бортонул?

— Нет, — отвечаю я. — Он встретил меня на самом верху Эмпайр-Стейт-Билдинг, если хочешь знать. Он даже принес цветы!

— Тогда что ты здесь делаешь?

Я вздыхаю.

— Оказывается, он просто хотел потрахаться.

Джейк смеется.

— Ну и ну, спасибо за сочувствие.

— Я не буду тебе напоминать, что говорил именно об этом.

— Вот именно, не стоит, — огрызаюсь я. Свет гаснет, и начинается фильм, но я не могу сосредоточиться на действие, происходящем на экране.

Я не могу отделаться от мысли, что в последний раз, когда мы так мирно сидели близко, потом целовались у меня в квартире, и вдруг у меня в мозгу начинает прокручиваться повтор, как в киноленте. Кроме того, он пользуется каким-то цитрусовым одеколоном, который вызывает мысли о голом пляжном отпуске, отчего я совершенно не могу сосредоточиться на Брюсе Уиллисе и его впечатляющих бицепсах.

«Остынь, сексуальная маньячка», — говорю я себе, стараясь не обращать внимания на тепло, исходящее от Джейка рядом со мной. Но это бесполезно. Как бы я ни старалась и как бы сильно не хотела остыть, я не могу понять, что происходит на экране, как было раньше. Его присутствие рядом меня сильно отвлекает… и я уже знаю, какой огромный отвлекающий маневр он приготовил.

Его летние брюки ничего не могут скрыть.

Как только зажигается верхний свет, я почти уверена, что все еще красная от всех фантазий, которыми развлекала сама себя, а Джейк кажется таким расслабленным и абсолютно беспечным. Мы выходим на улицу и останавливаемся на тротуаре.

— Мы могли бы выпить, — как бы между прочим предлагает Джейк. — Если только тебе не нужно домой.

— Конечно, — соглашаюсь я.

— Я знаю одно местечко неподалеку. — Джейк кивает на юг, и мы двигаемся в ту сторону по тротуару. Одна из вещей, которые я люблю в этом городе — это бродить по нему поздним вечером, когда все стихает, заглядывать в витрины магазинов и нырять в ночные закусочные за пирогом и кофе, когда проголодаюсь. И воздух ранней весны пахнет цветами, я на секунду закрываю глаза и делаю глубокий вдох.

— Я люблю весну, — замечаю я. — Я люблю эти мгновения, когда кажется, что весь город расцветает, наполняется запахом цветов, выглядит таким чистым.

— Согласен. — Джейк ухмыляется. — Ты, наверное, так же любишь кошечек, щенков и радугу! И единорогов! — Он указывает на темный переулок, и я закатываю глаза, хотя он и не смотрит на меня.

— Я и забыла, какой ты на самом деле, Мистер Циник. По крайней мере, ты должен признать, что это был отличный фильм, — говорю я. — Я смотрю его каждый год. Ничто так не пробуждает во мне рождественский дух, как Брюс Уиллис, ходящий по битому стеклу, почти не вздрагивая!

— Это напоминает мне Рождество в доме моей мамы, — фыркает он. — За вычетом взрывов.

— Все так плохо? — Спрашиваю я. — Мой дом тоже не был обычной картиной Рокуэлла до того, как мои родители окончательно развелись, они ссорились круглосуточно, — вздыхаю я. — А когда они не ссорились, то просто игнорировали друг друга. Когда мы вместе садились за стол, они использовали меня и сестру, чтобы передать другому, например: «Лиззи, пожалуйста, скажи своему отцу, чтобы он передал масло». Теперь, когда я вспоминаю эти моменты, мне кажется, очень странно. — Я пожимаю плечами, хотя воспоминания немного жжет. — Наверное, именно тогда, я познакомилась с классическим кино, и меня немного успокоил тот факт, что люди действительно могут любить друг друга и не все браки обречены на неудачу.

— Наверное, я вырос с недоверием ко всему, что связано с подобными вещами, — задумчиво произносит Джейк. — Моя мама была так не уверена в себе, хотя была и сногсшибательной, великолепной, как любая кинозвезда. Но мой отец был настоящим бабником, вечно разъезжал по городу или торчал на «деловых встречах» до рассвета. Во всяком случае, она всегда считала, что вот-вот потеряет его, поэтому, чтобы ее как-то успокоить, он покупал ей подарки — огромные букеты цветов, украшения, автомобили, дизайнерскую одежду и меха, в общем все что угодно. Но это не помогло. Я хочу сказать, что бриллиантовое ожерелье не способно компенсировать то, что он мог ей дать — свое время и внимание. Как такое могло случиться? Все эти вещи были дорогой заменой, которая казалась такой дешевой, потому что она ожидала от него гораздо большего.

— И что произошло с твоими родителями? — Спрашиваю я.

Он пожимает плечами.

— В конце концов ей надоело, что он бегает по женщинам, и они расстались. Он потом несколько раз женился, но все его последующие браки быстро заканчивались. У меня есть сводная сестра Руби от его второго брака, мы отлично с ней ладим, и сводный брат от его третьей жены, который является дьявольским отродьем Сатаны.

— Кто из них — жена или брат? — Смеюсь я.

— Оба. — Джейк ухмыляется. — Сейчас отец помолвлен с какой-то польской моделью, с которой познакомился в прошлом году. Это полная катастрофа, но что тут можно поделать?

Я поворачиваюсь и смотрю на него, его профиль четко вырисовывается на фоне ночного неба. Впервые я осознаю, что вся его анти-романтическая чушь на самом деле имеет вполне реальные корни. Теперь вполне логично, что любой, выросший в такой семье, как он, примерно также относился бы к романтике, предполагая, что это всего лишь серия бессмысленных жестов, ловушек.

А это значит, что для женщин он останется всегда таким, и в этом совсем нет его вины. Но все же. Он выглядит так, как самая горячая железнодорожная катастрофа, которую я когда-либо видела, и вдобавок ко всему, совсем не такой придурок, каким себя выставляет.

Я чувствую укол сочувствия к нему, за которым тут же следует волна желания.

— Не слушай меня. — Он смущенно пожимает плечами. — Всю эту чушь я должен говорить своему психотерапевту, а не тебе.

— Нет, все нормально. — Я пожимаю плечами. — Ты и так уже знаешь большинство моих самых сокровенных романтических секретов. Ты и четырнадцать миллионов человек.

Он смеется.

— Думаю, да.

Мы останавливаемся на углу, ожидая, когда светофор поменяет свет, он легонько кладет руку мне на поясницу. Это самый незначительный жест, почти ничтожный, но мне приходится бороться с желанием придвинуться к нему поближе и слегка наклониться к его плечу. Хочется притянуть его к себе, поцеловать прямо на тротуаре, на этом пустынном углу улицы, целовать до беспамятства, затем упасть на заднее сиденье такси и остановится у его дома, и продолжить то, на чем мы остановились прошлой ночью — его твердым членом у меня в руках и его пальцами, скользящими к моей киски.

Я отрицательно качаю головой, словно очнувшись от дурного сна. Теперь уже я ни за что не буду с ним выпивать, потому что одним коктейлем не кончиться, будут два, а может быть и три, и не успеешь оглянуться, как я окажусь в его постели.