Оборотень на щите (СИ) - Федорова Екатерина Владимировна "Екатерина Федорова-Павина". Страница 19
Арнстейн что-то прохрипел. Ульф, не обращая на него внимания, крикнул:
— Они замыслили подлое колдовство. Торгейр и Хильдегард хотели построить дорогу по воздуху в Неистинный Мидгард. Тот самый, о котором поется в сагах. Но такое колдовство использует силу душ, уже покидающих тело. Поэтому Торгейр с Хильдегард хотели наполовину сжечь — и наполовину заморозить города Эрхейма. А для этого нужно было повесить щиты конунга Торгейра во всех городах. Чтобы Торгейр, по древнему обычаю, мог получить над ними власть. И предать людей Эрхейма ледяной и огненной смерти.
Люди смотрели по-разному. Кто недоверчиво, кто зло, кто хмуро. И Ульф вдруг ощутил возбуждение.
Они слушали его. В потоке запахов, что текли со всех сторон — от воинов, от домов вокруг площади, от толпы, теснившейся за торговыми рядами — было все меньше ненависти. Все больше страха и жадного внимания…
— И я могу это доказать, — швырнул Ульф в толпу. — Отправьте кого-нибудь за щитами, что приготовили для нового конунга. Осмотрите их, люди Эрхейма. На каждом щите вы найдете две руны, начертанные кровью Хильдегард. Это Исс и Фе, знаки Льда и Огня. Только щит Нордмарка пока чист. На нем руны Исс и Фе должны были начертить в самый последний день — последний для многих людей Эрхейма. Потом Хильдегард коснулась бы щита Нордмарка, пробуждая разом все руны. А в города под щитами пришел бы неугасимый огонь, подобный тому, что пылает нынче в крепости. И лед, навроде того, что не тает в опочивальне Торгейра.
Ярлы тут же начали выкликать имена. Несколько человек метнулись к дальнему краю площади, где начинались городские улицы.
Еще немного, подумал Ульф.
Никогда прежде он не произносил таких длинных речей перед людьми. Шелком стелилась по запястью прядь альвийки. И запах Свейты уже не тревожил ноздри…
— Но прежде, чем это случилось, я перерезал Торгейру глотку, — крикнул Ульф. — Я сделал это, чтобы отомстить за смерть Олафа, которому поклялся служить. Дело было в опочивальне Торгейра. Да, мне следовало вызвать его на хольмганг. Но там была Хильдегард, и она уже тянулась к своему ожерелью с рунами. Поэтому я убил быстро. К тому же конунга Олафа тоже не позвали на хольмганг. А когда Торгейр упал, Хильдегард кинулась к нему. И задела рукой свое ожерелье с рунами. Может, она зацепила пальцем не ту руну — потому что над Торгейром сразу вырос ледяной сугроб. Он накрыл и Хильдегард. Теперь у них с Торгейром одна ледяная могила на двоих. Там, в опочивальне, под глыбой нетающего льда.
— Я не прощу… — просипел Арнстейн.
— Твое право, — отозвался Ульф. — Люди Эрхейма. По праву того, кто отомстил, я требую себе удел конунга Олафа. Я клянусь, что буду стеречь ваши жизни так же верно, как стерег прежде морские пределы Эрхейма. Мечом и клыком — я буду драться за вас. Пусть выйдет тот, кто считает мои слова ложью. Я здесь, и я жду.
Он смолк. Над строем людей перепархивали шепотки.
— Подождем немного, — вдруг заявил Скаллагрим. — Сейчас принесут щиты, мы на них посмотрим… а пока я кое-что спрошу, волк. Ты считаешь, что Хильдегард по наущению Торгейра убила конунга Олафа?
— Она это подстроила, — бросил Ульф. — И втравила в это дело Гудбранда, пообещав, что поможет ему стать конунгом. Заодно использовала Сигтрюга. Хильдегард сделала это ради того, чтобы было на кого свалить вину. А всю выгоду от смерти Олафа получал Торгейр. Ведь он был старшим наследником рода.
— Но доказательств у тебя нет. — Скаллагрим вскинул брови. — И одно непонятно. Среди рун есть Наудр, руна Подчинения… или Рабской покорности. Хильдегард могла пустить ее в ход и приказать Гудбранду убить отца. А волчья стража, отыскав тело со следами убийцы, во всем обвинила бы Гудбранда. Зачем прятать труп, открывая дыры в стенах? Зачем так путать все?
— Я не знаю, как действует Наудр, — живо возразил Ульф. — И моя жена не знает, потому что никогда не использовала эту руну. Но будь Наудр такой сильной, Хильдегард велела бы Олафу самому утопиться в море. Так было бы еще проще. Однако она этого не сделала. Значит, есть что-то, чего не знаем ни вы, ни я.
Скаллагрим опустил брови, соглашаясь. Ингьялд, помедлив, убрал руку с плеча Арнстейна. И тот сразу заревел:
— Все ложь. Я выйду на бой, волк. Но сперва, чтобы все было по-честному, мы уравняем силы. Двое… нет, трое людей против оборотня…
— Кто это "мы"? — холодно уронил Ульвдан, хозяин Хреланда. — Против одного всегда выходит один. Даже с драконами в сагах и то дрались поодиночке. А если ты не веришь в свою правоту и победу — стой там, где стоишь, ярл Арнстейн.
Вот это да, изумленно подумал Ульф. Люди на стороне оборотня? Хотя…
Крепость Нордмарка сейчас никому не нужна, мелькнуло у него. Пока в ней горят неугасимые огни, никто туда не сунется. И мужчины из конунгова рода нынче мрут как мухи. А ярлы хотят одного — побыстрей вернуться в свои земли, да приглядеться к колдуньям, живущим по соседству. Не владеют ли они той же силой, что Хильдегард…
— Ульвдан верно говорит, — громко заметил Скаллагрим. — Бейся сам, ярл.
— Я согласен, — вдруг объявил Ульф. — Я разрешу ярлу Арнстейну выйти на бой с подручными. Пусть только ярл решит, сколько человек ему нужно, чтобы он мог замахнуться без страха.
Арнстейн побагровел. От закованных в темную броню хирдов морской стражи прилетела пара смешков.
Вот как, с легким удивлением подумал Ульф. Надо смешить людей, чтобы они меньше боялись…
— Сначала дождемся щитов, — строго сказал Скаллагрим.
И все ярлы посмотрели в ту сторону, куда ушли их люди. Только потемневший с лица Арнстейн по-прежнему ел глазами Ульфа.
Ждали они недолго. Посланцы вернулись бегом, забросив щиты на спину. И ярлы их тут же разобрали.
— Накладки отковыряйте, — бросил со своего места Ульф.
Ульвдан, хмуро глянув на него, подсунул кончик топора под одну из стальных накладок, набитых на доски щита. Выворотил широкую узорчатую полосу вместе с гвоздями, и взялся за следующую накладку.
А следом Ульвдан замер, разглядывая два темно-багровых знака на досках, в этом месте выскобленных до светлой древесины. Прямая черта Исс и руна Фе, напоминавшая факел на ветру…
Заскрежетало железо — ярлы отковыривали накладки с остальных щитов. Затем Скаллагрим громко произнес:
— Волк сказал правду. Руны те самые, что он назвал. И нарисованы они на всех щитах, кроме одного, украшенного росомахой. А я-то еще думал — почему накладки на конунговых щитах обмазаны смолой? Чтобы уберечь руны от дождя, иначе незачем. Эти щиты мы сожжем, тут все ясно. Но сейчас нужно решить другое…
И ярлы снова посмотрели на Ульфа.
Надо их подтолкнуть, торопливо подумал он. Тут же крикнул:
— Люди Эрхейма. Я скажу, почему буду стеречь вас верней любого человека. Вы проживете без оборотней легко — но нам без вас не прожить. Без ваших дочерей род оборотней пресечется. Наши дети будут бегать в волчьих стаях, а Ульфольм превратится в кучу берлог…
— А я скажу, почему он рвется в конунги, — завопил Арнстейн. — Он сговорился со светлыми альвами. Вон они, за его спиной. Ответь, волк — если ты такой честный, зачем привел сюда этих? Да любая из наших девок согласится лечь с волком, лишь бы он не отдал ее светлым. Тут во всем обман.
Вот и в этом обвинили, подумала Света, стоя за спиной Ульфа — и сжимая кулаки.
В следующий миг мягко звякнула кольчуга. Мимо Светы, чуть не задев ее плечом, прошел один из светлых альвов. Встал рядом с Ульфом, снял шлем…
И по ветру плеснула темно-медная грива, пронизанная рыжими искрами.
— Я Сигвейн, сестра конунга альвов Силунда, — крикнула альвийка. — Мы пришли, чтобы человеческие города не обратились в пепел и лед. Мы хотим мира для ваших городов, потому что люди нужны нам не меньше, чем оборотням.
Ответом альвийке было молчание.
Они любуются ей, вдруг осознала Света. Вон и Ульф обернулся к Сигвейн…
Прядь альвийских волос — тех самых, темно-медных — трепетала в воздухе за рукой Ульфа.