Оборотень на щите (СИ) - Федорова Екатерина Владимировна "Екатерина Федорова-Павина". Страница 42

— Не вздумай кричать. Я пришел поговорить, жена Ульфа.

Сказано было по-русски. И Света, на миг ослепшая от вспышки, рывком развернулась туда, откуда донеся голос. Только потом вскочила с кровати.

Перед дверью стоял Локки. На этот раз он был одет по-местному — в толстую шерстяную рубаху, обшитую кожей по плечам и запястьям, в темные штаны, заправленные в короткие сапожки. Но змеями, как и прежде, лоснились черные пряди. И драгоценными камнями мерцали нежно-голубые глаза.

— Ульф, — выпалила Света, сделав шаг к двери. — Он у альвы. Ты помочь?

Потом она осознала, что в спешке заговорила на местном наречии. Добавила уже на русском, сбиваясь на сипящие нотки:

— Помогите нам. Мы выполнили вашу просьбу, Ульф стал конунгом. А теперь он обернулся волком и ушел с альвами. Вы появляетесь, где захотите, вы можете…

— Нет, — перебил ее Локки. — Ульф сейчас в Льесальвхейме. И я не полезу туда ради него. Таких потомков у меня целое племя, за каждым не набегаешься. Да и спасать там некого, Ульф уже стал зверем. А виноват в этом он сам. Кто просил его лезть к светлым альвам? Красавчики из Льесальвхейма в прежние времена не раз помогали богам.

— Ульф не мог стать конунгом в одиночку, — севшим голосом проговорила Света.

Локки пожал плечами.

— Ему следовало быть скромней. И не разыгрывать из себя спасителя человеческих городов. Я рассчитывал на твой дар, когда просил Ульфа захватить власть в Эрхейме. Но ты утратила свою силу, и на этом ваша игра закончилась. После этого Ульфу следовало уйти в Ульфхольм.

У Светы по спине поползли мурашки. Это было…

Это божественно, с горькой иронией подумала она. Послать, не сказав, чего не следует делать. И осудить за то, что перестарались, выполняя наказ.

А следом Света себя одернула — глупо тратить время на обиды. Локки не поможет, теперь это ясно. Надо хоть что-то узнать, пока он здесь.

— Мой рунный дар еще может вернуться? — быстро спросила она.

— Да, если этого захочет Один, — согласился Локки. — Но пока он держит на своей коже перевернутую руну Одал, никто из его потомков не воспользуется даром предка. Одал — руна Наследного Удела. Перевернутая Одал означает потерю наследства для потомков. Всех вместе, разом.

Ну хоть тут равенство и братство, пролетело в уме у Светы.

— Боги не собираются приносить в этот мир другое веретено, так? — выпалила она. — Это потому, что перенести человека с даром способно лишь веретено Скульд, норны будущего? Но оно рассыпалось прахом в руках вашего йотуна, и теперь богам нужна я? Они спешат…

— Нет, боги не торопятся, — перебил ее Локки. — И веретенца других норн для переноса тоже сгодятся. Если асам станет невтерпеж, одно из них сразу окажется здесь. Дело в другом. Теперь боги знают, что я слежу за ними. Что я вышел из Хельхейма, где закрылся после смерти Сигюн. И асы опасаются, что я сумею украсть следующее веретено. Они хотят использовать тебя, чтобы не рисковать.

Локки на мгновенье смолк. Сказал мечтательно — даже глаза сверкнули аквамаринами:

— Знаешь, что я сделаю, если доберусь до веретена Урд, норны прошлого? Я попробую вернуть своих сыновей. Всех моих парней. А может, сумею подарить Сигюн новую судьбу. Такую же длинную, как у меня самого. Назову ее имя, спряду заново волоконце, перекину…

Он осекся и зажмурился.

Здесь все сражаются за чьи-то жизни, растерянно подумала Света. Локки мечтает вернуть тех, кого потерял. Ей самой вернуть бы Ульфа. Даже боги, и те бьются за жизни, которые можно отнять у людей…

— Забудь то, что я сказал, — пробормотал Локки. И змеисто улыбнулся. Глаза его тут же сверкнули нешлифованной бирюзой. — Поговорим о тебе. Ты понимаешь, что боги поставили на тебя двойную ловушку? Если ты любишь мужа, как любила меня Сигюн, то отдашь свой дар в обмен на Ульфа. А если ты любишь себя, то выберешь Хальстейна и останешься с ним. В любом случае, асы выиграют, и кто-то использует твой дар, чтобы создать Биврест. Поэтому ты должна избрать третий путь, и спрятаться в Ульфхольме. Это самое разумное. Я пытался подтолкнуть тебя в нужную сторону…

Вот как, отстраненно подумала Света.

— Но у меня ничего не вышло, — продолжил Локки. — Поэтому я здесь. Забудь об Ульфе. Перестань о нем хныкать. А если будешь упрямиться, я подтолкну Сигульфа. И он обойдется с тобой так, как положено обходиться с непослушными бабами. Запах твоей ненависти Сигульф переживет, спать с тобой он не собирается. К тому же Сигульф останется здесь, когда ты уплывешь в Ульфхольм. И ему будет не до того, чем пахнет жена брата. Ты все поняла?

Еще раз услышу эту фразу, и завизжу, мелькнуло у Светы.

— Вы все время говорите, что толкаете волков куда надо, — бросила она. — Но придя сюда, первым делом попросили меня не кричать. Боитесь, что оборотни прибегут, а вы не сможете затолкать их обратно в дверь?

— Ты забываешься, — заявил Локки. — Я боюсь?

Тон его был недовольным — однако губы странно дернулись. Словно он хотел усмехнуться, но сдержался.

— Твое счастье, что разговор почти закончен. Осталось добавить одно. Я не позволю тебе управлять Сигульфом — как ты сделала недавно, пригрозив ему Хальстейном. В следующий раз Сигульф тебе не уступит. И если альвы пришлют весточку до того, как ты отплывешь в Ульфхольм, Сигульф просто запрет тебя здесь. Ты не выйдешь из крепости, и не отдашь альвам свой дар.

Вот и Локки заговорил о весточке, мелькнуло у Светы. Однако он добавил "если"…

— Впрочем, я дам тебе время одуматься, — отрывисто произнес Локки. — В память о Сигюн. Но помни о том, как умерла колдунья Ауг. Инеистый, убивший ее, все еще служит мне. Поэтому поступай разумно, женщина из Мидгарда. И поскорей уплывай в Ульфхольм. Не бойся, без шерстистого мужика в постели ты не останешься. Это Сигульф не хочет на тебе жениться — а Ингульф готов хоть сейчас. Заласкает так, что садиться будет больно…

Опочивальню вдруг залила пронзительно-белая вспышка, и Локки исчез в ее сиянии.

Света, задохнувшись от грязи в его словах, моргнула. И с ненавистью уставилась на то место, где секунду назад стоял Локки.

Вот и поговорили, пролетело у нее в уме. А ведь он предок Ульфа. Мог бы помочь праправнуку. Жаль, не успела спросить, как альвы собираются забрать рунный дар. Ответ вроде лежит на поверхности, но…

Света вздохнула и шагнула к кровати. С размаху села, затем подумала — что-то здесь не то.

Раз Локки не жалеет своего далекого потомка — его жену он тем более жалеть не должен. И сейчас ему выгодно спровадить отсюда носительницу дара. Да поскорей, пока она лишена силы рун. Локки мог бы спрятать мастерицу рун в какой-нибудь дыре или сразу убить. Глядишь, боги и принесут в этот мир очередное веретено. Словам Локки о том, что боги не торопятся, верить не следует. Ему вообще нельзя верить, ни в чем…

Но он меня лишь припугнул, мелькнуло у Светы. И визитом инеистого лишь пригрозил.

Расчувствовался? Все в память о Сигюн?

Света резко мотнула головой. Подумала вдруг — Локки бог лжи, а не любви. Он не расчувствовался. Он сделал следующий ход на доске, что лежит между ним и богами.

Как там называлась игра, о которой Локки говорил Ульфу? Хнефатафль? Локки изобразил, будто не хочет, чтобы дар Ульфовой жены достался богам. Но сам оставил ее там, где до нее могут дотянуться асы.

Следующий ход должны сделать они. Как бы проскользнуть между игроками, один из которых отвел ей роль наживки…

Мне придется научиться играть в хнефатафль, мрачно решила Света. А затем схватилась за ножницы, лежавшие на покрывале.

* * *

Но спокойно закончить намеченное ей не дали. Вскоре за дверью крикнули:

— Дротнинг, тебя хочет видеть человек Хальстейна.

Недолго сын конунга ждал, хмуро подумала Света. И вскочила. Укрыла одеялом вещи, разложенные по кровати, бросила:

— Да, войти.

Потом она торопливо, почти испуганно сжала левую ладонь в кулак. Палец, проколотый иглой, сразу заныл.