Притяжению вопреки (СИ) - Навьер Рита. Страница 19
Поначалу её пытались уговорить, убедить. Рассохин даже обронил, что спать с этим хакером, если уж для неё это дело принципа, никто не заставляет. Секс, так сказать, в обязательные условия не входит. Можно просто общаться с пареньком, как бы дружить. Главное, иметь доступ в его дом. Завоевать доверие. Стать для него «своей». Хотя с сексом будет проще и надежнее.
Она спорила, отказывалась… до тех пор, пока Лившиц не вышел из себя.
— Хватит тут мне истерить и ломаться! Ты не понимаешь, дура, что на кону стоит весь мой бизнес?! Весь! А это миллионы! Кого волнуют твои «не могу», когда речь идёт о миллионах?!
— Марк Аркадьевич, успокойтесь, — вмешался невозмутимый Рассохин.
— Я спокоен! — рявкнул, покраснев от гнева, Лившиц. — А теперь послушай меня. Твой брат меня ограбил, так? Ты умоляла дать ему шанс, предлагала отработать за него, так? Тогда какого хрена ты теперь строишь из себя трепетную лань? Или соглашайся, или пошла вон.
— Марк Аркадьевич, не горячитесь, — опять подал голос Рассохин. — И ты, Анита, тоже подумай как следует прежде, чем отказываться. Ведь для твоего брата это и правда единственный шанс.
— Не горячиться? Как тут не горячиться? — продолжал психовать Лившиц. — Время же идёт… И так сколько упустили… А сейчас ещё с ней нянчиться?
Он зажмурился, растопырил ноздри и тяжело, шумно дышал. Поперёк лба некрасиво вздулась голубая узловатая венка. Потом снова открыл глаза и посмотрел на Аниту.
— Брата, говоришь, увидеть хочешь? Хорошо. Смотри.
Несколько секунд он яростно щёлкал мышью, затем развернул к ней монитор.
— Вот он, брат твой, как видишь, целый и невредимый… пока ещё.
То, что видела Анита на экране, больше всего напоминало тюремную камеру-одиночку. Хотя в камере есть окно, пусть и зарешеченное. Тут же были голые каменные стены.
Может, это подвал? Или гараж? Узкая койка — единственная мебель в том помещении, чем бы оно ни являлось. На этой койке сидел её Ваня, подтянув колени к подбородку. Всё в той же чёрной толстовке.
— Видишь, как он скучает, — мстительно процедил Лившиц. — Спрашивает всё время про тебя. Истосковался. Хандрит. Ну ничего, сейчас мы его взбодрим.
Он тут же кому-то позвонил и… дальнейшее напоминало какой-то дикий ужас. Спустя несколько секунд после его звонка к Ване вошли два бугая, сдёрнули его с койки на пол и, не давая тому даже подняться, принялись его методично избивать ногами и резиновыми дубинками.
Смотреть на это было невозможно. Анита кричала, бросалась к Лившицу, но её удерживал Рассохин, рыдала в голос, умоляла остановить зверские побои, клялась, что всё сделает, всё…
Позже, заезжая в квартиру в новостройке в том районе, где жил «объект», она говорила себе: ну что ей какой-то чужой парень? Она просто спасает брата. Да, это гадко втираться в чьё-то доверие. Ей самой противно. Но когда твоего родного человека истязают, носиться с высокими принципами — непозволительная роскошь.
Она, конечно, надеялась, что никакого знакомства не выйдет. Ей было велено всего лишь постоянно попадаться ему на глаза. Особой инициативы пока не проявлять, чтобы всё казалось естественным. Маршрут его Рассохин легко вычислил и придумал для неё работу, куда она тоже якобы ездила по утрам. Оставалось надеяться, что этот гений просто не обратит на неё внимания. Они же такие рассеянные, эти увлечённые люди, в свои мысли вечно погружены…
Но этот оказался не такой. Совсем не такой. С виду — совершенно обычный молодой мужчина. Весёлый, немного нахальный, улыбчивый. Но главное, заметил он её сразу. Хотя тут так сложились обстоятельства, что не заметить было сложно. Он тогда разглядывал её всю дорогу, а она так перенервничала, что, выскочив потом из автобуса, еле отдышалась.
Ну и конечно, после той поездки он потом уже намеренно выискивал её взглядом. И этот его беззастенчивый взгляд смущал её неимоверно. Но самое ненормальное, что спустя каких-то две недели эти утренние поездки стали нравиться ей самой. Пока ещё безотчётно. Просто в очередной раз по пути на автобусную остановку она поймала себя на том, что ждёт их встречи с каким-то смутным, но приятным волнением.
Как так случилось — ей и самой не понятно. Ведь она даже первое время в мыслях старательно называла Эйса «объектом». Пыталась таким образом не воспринимать его как человека, как мужчину, но… не получилось. Да там и сразу было понятно, что не получится.
А потом Лившиц стал терять терпение. Требовал действий, результата… Однако Эйс, несмотря на явный интерес к Аните, подходить к ней не спешил. Тогда устроить их «знакомство» взялся Рассохин. Его парни (где только он нашёл таких гопников?) два вечера впустую караулили его у супермаркета, а на третий Эйс, как назло, поплёлся за ней следом, и эти сволочи разыграли сцену как по нотам. Впрочем, рано или поздно это всё равно случилось бы.
А дальше всё завертелось слишком стремительно… Нельзя в него влюбляться, ежедневно твердила она себе как мантру. Но у Эйса оказалась совершенно обезоруживающая улыбка. И смотрел он так, что сердце то невольно замирало, то, наоборот, начинало колотиться быстрее. Или, может, это сказалось долгое одиночество, что она так быстро сломалась, что поддалась влечению.
Зря, конечно, она допустила их сближение. Пыталась ведь избежать, обуздать неуместное влечение, потому что знала — обоим потом будет только хуже, больнее. Но ничего не вышло, не сдержалась. Нырнула в эти отношения как в омут.
Господи, как же хотелось, всё бросить, про всё забыть и просто остаться с ним. До щемящей боли в груди, до ломоты во всём теле.
Но Лившиц и Рассохин всё чаще и настойчивее напоминали ей о том, что она должна сделать, отравляя и без того горькие последние дни. И время так неумолимо быстро текло…
— Как только он закончит свою работу полностью, — наказывал ей безопасник, — дожидаешься, когда уйдёт из дома, забираешь его ноутбук, все свои вещи и уходишь. Телефон вместе с симкой сразу выброси. И смотри, только чтобы следов никаких не оставила…
=22.
Таксист высадил её у Крестовоздвиженской церкви. Так велел Рассохин. Спустя десять минут там же её подобрал водитель Лившица. Какой-то новый, незнакомый. Впрочем, ничего удивительного — Марк Аркадьевич постоянно менял приближенных к телу работников: охранников, водителей, даже приходящих горничных. Подозревал каждого, а после Ваниного вторжения стал совсем параноиком.
В машине водитель был не один. Вездесущий безопасник вольготно расположился на заднем сиденье, поджидая её.
Анита открыла дверцу и замешкалась.
Рассохина она знала плохо. Она понятия не имела, кто он, откуда, когда примкнул к Лившицу, есть ли у него вообще какая-то личная жизнь. Даже возраст не смогла бы определить. Невысокий, сухощавый, с совершенно голым блестящим черепом он казался ей то старым, а то — вполне молодым, но неизменно отталкивающим. Одно лицо чего стоит — абсолютно непроницаемая маска. Ни разу она не замечала у Рассохина хоть каких-то эмоций на лице. Светло-голубые глаза смотрели всегда равнодушно и как будто насквозь. От одного его взгляда нестерпимо хотелось поёжиться и прикрыться.
Когда она ещё работала пресс-секретарём, встречала его редко. Может, пару раз всего и видела. А вот потом их встречи стали частыми и… до жути неприятными. Именно он её инструктировал, а если подозревал в ней хотя бы слабое сопротивление — тотчас угрожал: «Ты помни, сделаешь что-то не так — ответит твой брат».
А вчера и вовсе выдал: «Жаль пацана, брата твоего, что-то совсем он сдал. Дня три назад вздумал вдруг буянить. Ребятам пришлось его утихомирить. Но немного перестарались, правда. Бедняга аж кашлял кровью. Третий день теперь лежит не встаёт. Ему врача бы, но пока никак… ну ты сама понимаешь…».
Хоть Анита и видела, что он намеренно это сказал. Наверняка, заметив её метания, решил подавить волю, чтобы даже не думала соскочить, чтобы сегодня сделала всё, как надо. Конечно, он просто манипулировал, играл на её чувствах, но всё равно у неё случилась истерика.