Притяжению вопреки (СИ) - Навьер Рита. Страница 2

Да и доля правды в его словах есть. Матери он уж точно никогда не был нужен. А кто его отец — и сама мать не знала. Кто-то из многочисленных собутыльников.

Аните повезло немногим больше. Отец у неё имелся, правда, давно ушёл от матери и обзавёлся другой семьёй, другими детьми. И для Аниты стал совсем чужим человеком. Но у неё хотя бы был когда-то кусочек нормального детства. А Ваньку и того лишили.

Анита навсегда запомнила тот страшный момент, когда вернулась из языкового лагеря домой. Это её, тогда ещё шестиклассницу, за первое место в областной олимпиаде по английскому языку наградили путёвкой в этот немыслимо престижный лагерь, где вожатыми были настоящие американцы.

Целых две недели насыщенной и яркой жизни в комфорте, без скандалов, без мерзких пьяных дружков матери и без самой матери — разве могла она отказаться?

Эти две недели показались ей счастьем, но пролетели так быстро, что и опомниться не успела. До тошноты не хотелось возвращаться домой, в эту их ужасную квартиру-двушку, которую мать превратила в клоаку.

А когда вернулась, обнаружила маленького Ваню на грязном полу, без чувств, посеревшего, измождённого голодом и долгим плачем. Мать заперла его в дальней комнате, чтобы не лез, не доставал своим нытьём «кушать хочу», не мешал «отдыхать», и, видимо, забыла.

Анита до сих пор помнила этот цепенящий ужас, который пробрал до самых костей, когда она пыталась растормошить пятилетнего брата, но его истощённое тельце лишь безвольно обвисало в её руках. Помнила, как в панике побежала к соседям, как те вызвали скорую, как потом она рыдала в коридоре больницы и исступлённо молилась каким ни на есть богам, чтобы Ваня выжил. И клялась, что больше никогда-никогда его не оставит. Потому что не только страх за него рвал её сердце, но и вина, острая, жгучая, беспощадная. Пока она там в тепле и уюте играла, веселилась, вкусно ела и сладко спала, её младший братик терпел побои, мёрз и голодал. А она даже не вспоминала про него.

Тогда Ваню спасли и выходили. И это было настоящим чудом. Обезвоженный, изголодавшийся, с тупыми ушибами живота и головы, он был буквально на волосок от смерти.

Мать тогда судили, отправили в колонию и лишили родительских прав. Встал вопрос, куда их пристроить.

Её отец хоть и не горел желанием, но всё-таки не возражал взять в свою новую семью Аниту, но без Вани. Куда ему этот Ваня? У него и так двое детей подрастало, объяснял он. Квартира тесная, не повернуться. И жена категорически против. Анита — дочь, родная кровь, не отвертишься. И взрослая уже, могла бы стать помощницей. А вот Ваня… нет, Ваню они не потянут.

Их хотели уже определить в детский дом, но неожиданно объявилась тётка, отцовская двоюродная сестра, одинокая и бездетная. Она обоих и взяла к себе.

Тётка была странная, очень религиозная и очень строгая, но после матери всё — рай. Однако Ваня, став чуть постарше, на тёткины запреты отвечал отчаянным непослушанием. И чем больше та на него давила, тем сильнее он куролесил и шёл в разнос.

=3.

Их странной тётки уже несколько лет как не стало. Теперь они живут вдвоём — Анита оформила опеку. То есть, жили. Последний год Ваню круто потянуло на самостоятельность.

Он бросил школу, завёл сомнительную компанию, у кого обитал — не говорил, на все её расспросы — огрызался, а к ней наведывался лишь тогда, когда требовались деньги.

Анита сердилась, но всё равно давала столько, сколько просил. Ни разу не отказала. Но ему захотелось, видать, больших и лёгких денег, раз пошёл на такое…

— Господи, зачем ты это сделал? Ну зачем? — спросила она сипло, будто каждый звук давался ей с огромным трудом. — О чём вообще ты думал?

Анита и сама не знала, для чего все эти вопросы. Какая теперь разница, о чём думал Ваня, когда тайком проник в дом её шефа. Когда пытался ограбить его. Когда, пойманный на месте врасплох, разбил вазу о голову Лившица (тот по неизвестной причине неожиданно вернулся домой раньше времени) и сбежал, пока тот не очнулся.

Неважно, что его заставило так поступить. Никакие причины, никакие обстоятельства ничего теперь не изменят и выходку его не оправдают. Уже случилось страшное, непоправимое… Но она продолжала задавать эти бессмысленные вопросы, старалась понять и не понимала.

Наверное, ей просто надо было сейчас что-то говорить, цепляться за слова и фразы, чтобы не сорваться в истерику, чтобы не сойти с ума от безысходного отчаяния, стыда и страха…

— Зачем ты полез к Марку Аркадьевичу? Почему именно к нему? — голос её всё-таки сорвался в крик.

— Ну, у нас там есть чел, зовут Ярик… — шмыгая носом, рассказывал Ваня. — Я у его сеструхи живу… жил… Ну вот он свёл меня с мужиком одним. Мутный тип, вроде как ауешник*, но при бабках. На приличной тачке рассекает, башляет за всех в кабаках, ну и вообще… крутой, короче.

— Ауешник… башляет… — простонала с горечью Анита. — В кого ты превратился, Ваня? Ты нормальные слова знаешь?

— А что в них ненормального? — огрызнулся по привычке Ваня, но тут же сник. — Ну, платит, значит, за всех. Ну и вот он про тебя спрашивал. Мол, правда ли, что ты моя сеструха. Он знал откуда-то, что ты работаешь на Лившица. Ну то есть заранее знал.

— И?

— Ну а потом он спрашивал всякое… про тебя, про него… А потом предложил заработать. Сказал, что у Лившица есть одна вещь, которая ему не принадлежит. И если я её достану, он мне сразу же на руки отстегнёт двести косарей деревом. Ну, в смысле, двести тыщ рублей.

— Что за бред? Какая вещь?

— Да монета какая-то. Древняя. Золотая. Сильно ценная. Этот твой Лившиц типа отжал её у одного коллекционера по беспределу. Ну, мне так тот мужик рассказывал. Коллекционер — старпер какой-то полудохлый — сильно хотел её вернуть, нанял этого мужика, а он… он — меня.

— Тебя? — полуплача-полусмеясь переспросила Анита. Нет, нанять Ваню — это действительно звучало до смешного абсурдно. Только вот совсем не до смеха ей было. — Кто он? Как зовут?

— Кого? Мужика или коллекционера?

— Да обоих.

— Старпёра как-то называли, вроде… но я не запомнил. А мужика все Валетом зовут.

— Имя у Валета есть нормальное? Фамилия? Хоть что-то?

— Ну есть, наверное. Я документов его не видел. Нафига мне его имя? Валет да Валет.

— Идиот! Господи, какой идиот! И история эта твоя с коллекционером — ну бред же полный.

— Ничего не бред! Щас покажу.

Ваня порылся в своём телефоне, потом сунул ей.

— Вот, фотки этой монеты… Её твой Лившиц у старика оттопырил… считай, украл.

— Всё равно чушь какая-то, — бормотала Анита, невидящим взором скользнув по экрану смартфона. — Но даже если и так, ты-то тут причём? Зачем ты полез? Это их дело…

— Так двести штук же…

— Двести штук? Ты совсем ничего не соображаешь? Думаешь, они бы тебе понадобились, даже если б у тебя всё получилось? — с внезапной злостью выпалила Анита. — Думаешь, долго бы ты на воле гулял? Да тебя сразу бы поймали. Ладно, у тебя нет ума, нет совести, но элементарный инстинкт самосохранения ведь должен же быть!

Глупый Ваня хлопал глазами.

— Да как меня поймали бы? Если б этот твой Лившиц не появился раньше времени, всё бы вышло чики-пуки…

— Идиот! У Лившица камеры по всему дому…

— Так я лицо-то не светил. Я капюшон накинул и голову не поднимал. И эти… как их там… отпечатки пальцев не оставлял. Я перчатки надел…

— … и охрана…

— Так ты же сама говорила, что у него всего два охранника и оба на улице торчат или в какой-то сторожке. Что он не переносит посторонних в доме и даже прислуга у него приходящая… И охрана поэтому во дворе… Только если взлом или тревога…

— Я говорила? — переспросила Анита и поморщилась.

И ведь правда, последнее время Ваня невзначай выспрашивал у неё про шефа. Вот про охрану в частности точно задавал вопросы. И про дом спрашивал, что и как там у него. И про коллекции тоже как-то интересовался. Теперь-то понятно, откуда этот интерес. А она даже не заподозрила. Радовалась, дура, что Ваня с ней разговаривает, общается, работой её интересуется, а не как раньше — или молчит, или грубит. Да и как заподозришь? Ведь это же Ванька, брат её, мальчишка совсем…