Контртеррор (СИ) - Валериев Игорь. Страница 37

Вот девять досок, на которых золотом вписаны фамилии юнкеров, которые не успели стать офицерами, но отдали жизнь, защищая жителей Иркутского генерал-губернаторства во время того бунта каторжан. Все они были награждены серебряными медалями «За храбрость» с ношением на груди, а один Знаком Георгия четвёртой степени. Я вчитался в надпись: «Заславский Казимир Александрович, 25. 02.1892 награжден Знаком отличия Военного ордена Святого Георгия четвертой степени за спасение офицера».

Как вчера мне рассказал дядька Игнат, войсковой старшина Химуля Владимир Никитич, которого спас Казимир, долго восстанавливался после ранения. На службу вернулся полковником на должность атамана Второго военного отдела Забайкальского казачьего войска. В девяносто девятом году был произведен в генерал-майоры с увольнением от службы, мундиром и пенсией. Уехал жить в небольшой городок Акша под Читой. Звал с собой Филинова, но тот не захотел бросать налаженный быт, да и Дарья была не согласна.

Я посмотрел на следующую табличку: «Аленин-Зейский Тимофей Васильевич, 15.09.1892 награжден Орденом Святого Георгия четвёртой степени личным указом императора Александра III за особые заслуги».

Перевел взгляд правее: «Селевёрстов Роман Петрович, 25.07.1900 награжден Орденом Святого Георгия четвёртой степени за бой на Колушанских высотах».

«Вертопрахов Роман Андреевич, 25.07.1900 награжден Орденом Святого Георгия четвёртой степени за бой под Эйюром», – было выбито на следующей.

– Господин полковник, позвольте поинтересоваться целью Вашего посещения училища? – услышал я за своей спиной командный голос.

Развернувшись, увидел полковника в форме Генерального штаба.

– Господин полковник, позвольте представиться. Генерального штаба подполковник Аленин-Зейский. Бывший юнкер этого училища. Будучи проездом в Иркутске решил посетить родные стены. Когда ещё представится такая возможность, – я коротко кивнул головой.

– Генерального штаба полковник Хлыновский Аркадий Григорьевич – начальник училища в настоящее время. Очень рад Вас видеть, Тимофей Васильевич. Не возражаете, если без чинов?

– Ну что Вы, Аркадий Григорьевич. Буду только рад. И извините, что не поставил в известность. Хотелось в одиночестве пройтись по коридорам и залам. Ребят вспомнить.

– Тимофей Васильевич, надеюсь, Вы не откажетесь с нами отобедать. Традицию помните?! Иначе юнкера и офицеры меня не простят. В училище был сам Ермак, а мы его не видели. Если бы Вы знали, с какими круглыми глазами ко мне в кабинет прибежал юнкер, сообщив, что Вы прошли в главный корпус училища, – полковник, усмехаясь, разгладил свои шикарные усы.

– А как он меня узнал? – спросил я, шокированный словами Хлыновского.

– Ваше вчерашнее посещение дома старшего урядника Филинова уже обросло такими слухами, что на одном конце города говорят об одном, а на другом совершенно противоположное. Но всем точно известно, что в Иркутск приехал Ермак, наперечёт знают все ваши награды, звание, описание шашки. Так что…, - начальник училища развёл руками.

– Признаться, неожиданно… Отобедать с господами юнкерами и офицерами буду только рад. Если позволите, то готов внести в меню обеда кое-какие дополнения.

Обед прошёл замечательно. Много пришлось рассказывать. Особенно по последним событиям, в которых я участвовал. Штурм фортов Таку, захват Тяньцзиньского Восточного арсенала, оборона Благовещенска и рейд генерала Ренненкампфа. В столовую даже принесли пару досок, на которых я рисовал схемы боёв при захвате фортов, арсенала, за Колушанские высоты, Малый Хинган. Только что поступившие в училище юнкера в ещё не обмятой форме слушали, открыв рты и блестя глазами. Да и старший курс мало чем от них отличался.

С господами офицерами обед продолжили в ресторане, поэтому на следующий день чувствовал себя не совсем в своей тарелке, но бутылочка «Боржоми» привела состояние души в более-менее норму. Осталось только встретиться с тем, кто меня позвал сюда.

Вернувшись после завтрака из ресторана в номер, стал прикидывать, куда в первую очередь поехать: в контору «Чурин и Ко» или «Кунста и Альберса». С обеими этими фирмами Тифонтай тесно сотрудничал. А зная про мои близкие отношения с Таралой, думаю информацию о том, где его найти можно будет узнать в первой конторе.

Мои размышления прервал стук в дверь, которая отворилась, и на пороге застыл Николай Иванович, собственной персоной.

– Здравствуйте, Тимофей Васильевич. Позвольте зайти, – Тифонтай, дождавшись моего ответа, вошёл в номер и проследовал к свободному стулу.

Я смотрел на купца, одетого в традиционную одежду маньчжур, отмечая, что с момента нашей последней встречи в Порт-Артуре Тифонтай сдал физически, заметно постарев.

– Хуже выгляжу, Тимофей Васильевич, – спросил купец, будто прочитав мои мысли.

– Льстить не буду, Николай Иванович. Год назад выглядели лучше.

– Тяжёлым был этот год в Китае. Для всех, кто там был, тяжёлым, – Тифонтай как-то протяжно вздохнул-выдохнул и замолчал, глядя поверх моей головы.

Ещё раз вздохнув, купец засунул правую руку в левый рукав халата, достав оттуда деревянный пенал с сургучными печатями и протянул его мне.

– Это письмо от дзяньдзюня Чан Шуня к Его императорскому величеству. Что в нём я не знаю. При встрече господин Чан просил передать для вас, что это письмо очень важное, и должно попасть только в руки Государя.

– Чего-то такого я и ожидал, – пробормотал я и, взяв в руки пенал, проверил печати.

Встав из-за стола, дошёл до шкафа, где стоял дорожный чемодан, сделанный мне на заказ. Открыв потайное отделение, положил футляр туда, закрыл отделение, чемодан, и вернулся за стол.

– Что заказать, Николай Иванович? Признаться не ожидал увидеть Вас у себя в номере. Кстати, как Вы меня нашли?

– Тимофей Васильевич, о том, что в Иркутск приехал Ермак и где он остановился, не знает, наверное, только младенец. Вы очень популярная здесь личность. Простой казак, который спас цесаревича. Первый офицер – выпускник Иркутского юнкерского училища, ставший Георгиевским кавалером. Человек, которого хунхузы Приамурья назвали Белый ужас и объявили награду за вашу голову. Герой похода в Китай, который первый ворвался в форт в Таку, взорвал ворота арсенала в Тяньцзине, захватил орудия и знамёна у китайских войск, осадивших Благовещенск, советник генерала Ренненкампфа во время его беспримерного рейда. Я ничего не забыл?

– Часовню… тоже я развалил? – произнёс я, вспомнив бессмертные слова Шурика.

– Какую часовню? – недоумевая, спросил Тифонтай.

– Это я пошутил неудачно. Так, что-нибудь заказать, Николай Иванович?

– Нет, спасибо. У меня в городе сегодня много дел. Раз уж подвернулась такая оказия, – ответил купец, махнув рукой.

– А как Вы стали посланником правителя Цзилина? – поинтересовался я. Мне, действительно, было любопытно в каких взаимоотношениях Тифонтай и Чан Шунь.

– Благодаря Вам, Тимофей Васильевич, – с усмешкой ответил купец. – О таких высотах в знакомствах, как с дзяньдзюнем провинции, даже и мечтать не смел. Но господин Чан откуда-то узнал о наших с вами взаимоотношениях, и я был вызван в Гирин к нему на приём. И вот теперь я здесь. Кстати, вот письмо от вашей сестры, – с этими словами, Тифонтай достал уже из правого рукава ещё один пенал и передал мне.

Раскрыв футляр, я достал лист, исписанный женским почерком на английском языке. Извинившись перед Тифонтаем, углубился в чтение. Если кратко, то всё у Алёны или Ли Чан Куифен было хорошо. Племянники здоровы, старший начал обучение в дворцовой школе и боевым искусствам. Если будет возможность, то сестра просит поклониться могилам родителей и родственников. Желает здоровья и просит меня беречь себя.

– Спасибо, Николай Иванович, – искренне произнёс я, закончив чтение.

– Это я Вас должен благодарить. Если бы не вы, то с господином Чан Шунем я бы никогда не смог познакомиться. А он сейчас один из двух правителей провинций, которые смогли сохранить войска, обученные иностранными советниками и вооруженные современным оружием. Поэтому Чан Шунь и командующий Бэйянской армии дзяньдзюнь провинции Чжили Юань Шикай имеют теперь большой вес у императрицы Цыси, хотя оба принадлежат «Партии реформ». И они оба являются сторонниками дружбы с Российской империей.