Безумный корабль - Хобб Робин. Страница 10
– Ступай разыщи мальчишку! – грубым голосом приказал он ей, желая в основном, чтобы она убралась с глаз. – Да напомни ему, напомни хорошенько: если я умру – сдохнет и он сам, и его папаша в придачу. Прямо так ему и скажи, ясно?
– Сейчас пошлю за ним кого-нибудь… – отозвалась она нетвердым голосом. И направилась к двери.
– Нет! – догнал ее голос Кеннита. – Сходи сама! Сейчас же, немедленно! Найди его и приведи сюда!
Она вернулась – и ввела его в еще большее раздражение, легонько коснувшись пальцами лица.
– Иду, уже иду, – сказала она успокаивающим тоном. – Все сделаю, что пожелаешь…
Он не стал смотреть, как она уходит, – просто прислушался к ее шагам по палубе. Двигалась она торопливо, однако, выходя, дверь за собой прикрыла тихо и плотно. Он слышал, как она обращалась к кому-то, гневно повышая голос:
– Нет! Уходи! Я не позволю сейчас беспокоить его по таким пустякам!… – И добавила тихо и угрожающе: – Вот только прикоснись к этой двери – на месте убью…
И у того, к кому были обращены эти речи, явно хватило ума прислушаться, ибо никакого стука в дверь не последовало.
Кеннит полуприкрыл глаза, и душа его поплыла по течению, куда увлекала ее боль. Лихорадка обострила его восприятие мира, сделала все углы бритвенно-острыми, все цвета – ядовито-яркими. Стены и потолок уютной каюты, казалось, нависали над ним, грозя рухнуть. Кеннит отшвырнул простыню, ловя ртом воздухе в поисках хоть какой-то прохлады…
– Так-так, Кеннит… Ну и что ты намерен делать с «подающим надежды пострелом», когда он придет?
Пират как можно крепче зажмурился. И мысленно приказал умолкнуть этому голосу.
– Смешно! – безжалостно фыркнул талисман. – Ты что, думаешь, если глаза закрыть, так я тебя видеть не смогу?
– Заткнись. Отстань от меня. И зачем только я вообще велел тебя сделать…
– Ах, ах, сейчас помру от разбитого сердца. Выслушивать такие слова! И это после всего, что мы вместе пережили!
Кеннит поднял веки. Поднес руку к глазам и уставился на браслет на запястье. Ему доброжелательно улыбался маленький талисман – его собственный сильно уменьшенный портрет, вырезанный из диводрева. Кожаные завязки плотно притягивали его к тому месту, где в руке бился пульс. Жар сделал свое дело – Кенниту показалось, будто деревянное личико увеличивается и чуть ли не нависает над ним. Он снова зажмурился…
– Ты в самом деле веришь, что мальчишка способен помочь тебе? Нет ведь, не веришь. Ты не настолько дурак. Другое дело, ты с отчаяния даже и это готов попробовать… Знаешь, что меня по-настоящему изумляет? Ты до такой степени боишься смерти, что этот страх даже дает тебе достаточно храбрости, чтобы лечь под нож лекаря. А ты подумай-ка о своей плоти, которую воспаление сделало настолько чувствительной, что она еле выносит даже прикосновение простыни. И ее-то ты позволишь рассечь ножом? Только представь себе это острое лезвие, как оно сверкает серебром, пока не потускнело от крови…
– Слушай, талисман, – Кеннит чуть приоткрыл глаза, – скажи на милость, чего ради ты надо мной издеваешься?
Деревянное личико свело губы бантиком:
– А просто потому, что могу. Я, наверное, единственное на всем свете существо, способное поиздеваться над великим капитаном Кеннитом. Кеннитом Освободителем. Будущим королем Пиратских Островов… – Талисман хмыкнул и добавил: – И все-таки скажи мне, о самый неустрашимый змеиный корм во всех водах Внутреннего Прохода, чего тебе нужно от мальчишки-жреца? Ты что, возжелал его? Из-за него в твоих бредовых видениях воскресают такие картины из… хм… розового детства, что только держись. Может, ты вознамерился поступить с ним так же, как когда-то поступали с тобой?
– Нет! Я никогда не…
– Да прямо! – Талисман презрительно фыркнул. – Ты вправду воображаешь, будто можешь солгать мне? При нашей-то с тобой связи? Я же знаю о тебе все. ВСЕ!
– Я сделал тебя, чтобы ты мне помогал, а не жилы тянул… Почему ты так настроен против меня?
– Потому что ненавижу все с тобой связанное, – зло ответил талисман. – Потому что мне выть охота оттого, что я все больше становлюсь твоей частью. И помогаю тебе в том, что ты творишь!
Кеннит испустил судорожный вздох…
– Чего бы ты хотел от меня?… – спросил он. Это была жалоба побежденного, просьба о милосердии и пощаде.
– Хороший вопрос… Жаль, он тебе никогда раньше в голову не приходил. Чего бы, значит, я от тебя хотел?… – повторил талисман, словно пробуя на вкус эти слова и определенно наслаждаясь. – Возможно, я хотел бы заставить тебя пострадать. Возможно, я хотел бы поиздеваться. Возможно, я…
Тут за дверью прозвучали шаги. Стук башмачков Этты… и легкий шорох босых ног.
– Будь с Эттой добрее, – торопливо потребовал талисман. – И, может быть, я…
Дверь открылась, и он тотчас умолк, превратившись в обыкновенную деревянную бусину на запястье больного. Вошел Уинтроу, и следом за ним – шлюха.
– Я привела его, Кеннит, – объявила Этта, прикрывая за собой дверь.
– Отлично. Оставь нас одних.
Если треклятый талисман полагал, будто сможет его силой к чему-либо принудить, – он здорово заблуждался…
– Кеннит… – замялась Этта. – Ты уверен, что это разумно?
– Нет, – сказал он. – Как раз напротив, я уверен, что это величайшая глупость. Люблю, знаешь ли, глупости делать. – Кеннит говорил негромко, вполглаза наблюдая за деревянным личиком у себя на запястье. Никакого движения – лишь глазки посверкивали. Должно быть, талисман обмозговывал страшную месть. «Ну и шут с ним. Пока я еще дышу, ничто не заставит меня расшаркиваться перед поганой деревяшкой…»
– Выйди, – повторил он. – Оставь нас с мальчиком наедине.
Этта вышла, держась неестественно прямо. Она плотно притворила дверь – это вместо того, чтобы как следует ею хлопнуть. Как только она скрылась, Кеннит кое-как сел в постели.
– Подойди, – велел он Уинтроу. Тот повиновался, и Кеннит, дотянувшись, откинул угол простыни, так что его изувеченная нога предстала во всей красе. – Вот, – сказал Кеннит. – Ну и что ты можешь для меня сделать?
Зрелище было такое, что мальчишка побледнел. Кеннит видел, какого внутреннего усилия ему стоило подойти к постели вплотную и рассмотреть его ногу вблизи. Ко всему прочему, от нее еще и воняло – Уинтроу помимо воли поморщился. Однако потом он прямо посмотрел на него своими темными глазами и ответил честно и просто:
– Не знаю, право. Выглядит очень скверно… – Вновь глянул на ногу и встретился глазами с пиратом: – Давай рассуждать так. Если мы не попытаемся отнять зараженную часть ноги, ты точно умрешь. Так что, пытаясь сделать операцию, мы, собственно, ничем не рискуем.
Кеннит растянул губы в деревянной улыбке:
– Я-то точно особо ничем не рискую. А ты – собственной жизнью и еще жизнью отца.
Уинтроу коротко, невесело рассмеялся:
– Я же знаю, что в случае твоей смерти мне головы не сносить – вне зависимости от того, сделаю я что-нибудь или нет… – И кивнул в сторону двери: – Она уж точно не позволит мне надолго тебя пережить…
– Боишься моей женщины, а? – Улыбка Кеннит стала пошире. – И правильно делаешь… Ладно. Так что ты делать-то предполагаешь?
Он пытался спрятать свой страх, говоря о нешуточной операции как о ничего не значившем пустяке.
Мальчик вновь уставился на его ногу… Он нахмурился, размышляя. Выражение крайнего сосредоточения лишь подчеркивало его юность.
Кеннит бросил один взгляд на свой разлагающийся обрубок… После чего предпочел следить за лицом Уинтроу. Он невольно содрогнулся, когда мальчик протянул руку…
– Я не буду касаться, – пообещал Уинтроу. Он говорил почти шепотом. – Мне просто нужно узнать, где кончается здоровая плоть и начинается пораженная.
Он сложил руки «лодочкой», словно собираясь удержать что-то под ними. Поднес ладони к самой ране, потом его руки медленно двинулись выше, скользя вдоль бедра. Уинтроу прикрыл глаза и склонил голову набок, точно к чему-то прислушиваясь. Кеннит молча следил, как двигались его руки… Что он ощущал? Тепло? Или нечто более тонкое – например, медленное действие яда?… Руки мальчишки заметно огрубели от тяжелой работы, но изящество, присущее пальцам художника, никуда не исчезло.