Корабль судьбы (Книга 1) - Хобб Робин. Страница 94

— Мне нечем отблагодарить тебя, — заметила Роника.

— А я что, говорил разве о благодарностях? — грубовато, но по-доброму отозвался Малявка. И добавил: — И потом, я ведь родной дочкой рисковать собрался… какая ж тут плата быть может? Только та, что я сам сознаю: за правое дело голову подставляю.

— Да сбегаю я, папа, — негромко подала голос Экки. — Пусть сударыня пишет записку. А я живенько к Тенирам и сразу назад.

Дубленая физиономия Малявки расплылась в неожиданной улыбке, притом не лишенной хитрецы.

— Так я и думал, что ты сама вызовешься, — сказал он дочке, и Роника обратила внимание, что вдруг стала для Экки сударыней. Странное дело, это показалось ей чуть-чуть унизительным. Она сказала:

— Только у меня, к сожалению, нет ни пера, ни чернил.

— Найдем, — заверила ее Экки. — Если мы всего лишь скромные поселенцы с Трех Кораблей, это совсем не значит, что мы все тут неграмотные!

Ее голос заметно утратил былую сердечность. Проворно поднявшись, она вручила Ронике лист вполне пригодной бумаги, гусиное перо и чернила. Роника взяла перо, обмакнула его… и помедлила, прежде чем писать.

— Нужно хорошенько продумать каждое слово, — сказала она, обращаясь не только к Рэйч, но в первую очередь к себе самой. — Нужно не просто помощи попросить, но и передать вести, касающиеся всего Удачного. Вести, которые должны как можно скорее коснуться очень многих ушей.

— То-то, я смотрю, ты не очень спешишь с нами ими поделиться, — заметила Экки.

— Ты права: об этом я как-то не подумала, — смиренно отозвалась Роника. Опустив перо, она посмотрела девушке прямо в глаза. — Трудно угадать, что принесут нам всем эти новости, но то, что они касаются всех, — это уж точно. Ты понимаешь, сатрап-то, оказывается, потеряться изволил. Когда у нас в городе запахло паленым, сатрапа увезли вверх по реке, в Дождевые Чащобы, и спрятали там его же безопасности ради. Всем известно, что вверх по реке можно пробиться лишь на живом корабле. Вот и было решено, что там его не достанут ни заговорщики из «новых», ни калсидийцы.

— Да уж. Чтобы только вы, торговцы из старинных семей, могли добраться к нему!

— Экки, — урезонил девушку отец. И, хмурясь, повернулся к Ронике: — Продолжай.

— А потом у них там случилось землетрясение. Очень сильное землетрясение. Подробности мне неизвестны, я знаю только, что оно наделало порядочно бед и сатрап некоторое время числился без вести пропавшим. А потом его неожиданно заметили в лодке, спускавшейся по течению. И с ним была моя юная внучка, Малта. — Дальнейшее язык положительно отказывался выговорить, но Роника справилась: — Из-за этого некоторые решили, что Малта вступила в заговор против собственного сословия. И что якобы именно она уговорила сатрапа бежать.

— А на самом деле? — поинтересовался Малявка.

— Что на самом деле, я не знаю, — покачала головой Роника — я всего лишь подслушала разговор, для меня вовсе не предназначенный; сами понимаете, вопросов задать я не могла. Что-то говорилось об угрозе нападения джамелийского флота, но очень кратко, и я не могу с уверенностью судить, вправду ли реальна такая угроза или ее просто опасаются из общих соображений. Что же касается моей внучки… — Тут у нее напрочь перехватило горло; ужас, который она так долго отказывалась к себе подпускать, запустил ледяные лапы в самое сердце. Роника огромным усилием проглотила застрявший в горле комок и продолжала говорить, умудряясь сохранять внешнее спокойствие: — Нет никакой определенности, удалось ли выжить сатрапу и тем, кто был с ним. Быть может, река давно проточила их лодку. Или они просто перевернулись. Куда их в итоге унесло, также никому не известно. Если же сатрап так и пропадет, это неизбежно означает войну. Обстоятельства никто не станет учитывать. Придется нам всерьез иметь дело с Джамелией, и хорошо, если не с Калсидой в придачу. И уж точно не избежать междоусобной грызни старинных семейств с «новыми купчиками».

— А Три Корабля, как обычно, окажутся между двух огней, — хмуро прокомментировала Экки. — Что ж, чему быть, того не миновать. Строчи свою записку, сударыня, и я ее живой ногой отнесу. Такие новости вправду надо распространять поскорее, а не в секрете держать!

— Ты зришь в корень и судишь верно, — кивнула Роника. Заново обмакнула перо и склонилась над сероватым листом. Но, уже выводя первые буквы, думала она совсем не о том, как бы поскорее увидеть перед собой Грэйга. Сколько препятствий придется преодолеть, выковывая в Удачном по-настоящему прочное согласие! Все оказывалось гораздо труднее, чем она себе представляла когда-то.

Перо брызгало и царапало, спеша по неровной грубой бумаге.

РАССВЕТНОЕ СОЛНЦЕ слишком ярко играло на воде, раня глаза. Матросские штаны Уинтроу были сшиты из довольно грубой материи, и каждое движение раздражало нежную больную кожу. Что до рубашки, то ее он вынести не мог совершенно — так и ходил голым по пояс. «Ходил» — громко сказано. Вернее, ему пока удавалось стоять и немного передвигаться без посторонней помощи, вот и все. Малейшее усилие — и он готов был свалиться в изнеможении. Даже теперь он едва дохромал до носовой палубы, а сердце уже колотилось, будто он принял неведомо какие труды.

Пока Уинтроу совершал свое долгое и тягостное путешествие вдоль корабля, занятые делами матросы на время оставляли работу, чтобы поглазеть на него, а потом с преувеличенной сердечностью поздравляли с выздоровлением. «Ну и видок у меня, — думал Уинтроу. — До чего я дошел: аж пираты шарахаются…»

Впрочем, преувеличенная сердечность была тем не менее искренней и ничуть не наигранной. Матросы в самом деле желали ему скорейшей поправки. Теперь он в самом деле был одним из них. Своим в доску.

Он одолел короткий трап, ведший на бак, вполне по-стариковски: ставил на каждую ступеньку сперва одну ногу, потом другую и подолгу отдыхал. Не только потому, что ему было тяжко физически. Мысль о том, что вот сейчас он увидит серое безжизненное изваяние, наполняла его таким потусторонним ужасом, что ноги вконец отказывались идти.

Но вот, оказавшись у поручней, он посмотрел вниз и увидел сверкающие жизнью цвета.