Корабль судьбы (Книга 2) - Хобб Робин. Страница 51

— Может быть, — согласился Рэйн неохотно. Насмешка драконицы показалась ему обидной, и он сказал: — Зато твое племя так богато воспоминаниями, что, наверное, вы совсем о будущем не гадаете?

Тинталья издала странный горловой звук, и Рэйн не взялся бы судить, рассмешил ее его выпад или обидел.

— Мне нет нужды придумывать небывальщину, — сказала она. — Я и так знаю, что будет. Драконы снова займут подобающее им место Повелителей Трех Стихий. Мы снова станем править землей, морем и небом.

И она прикрыла глаза.

Рэйн же поразмыслил над ее словами и спросил:

— А где она, Страна Драконов? Наверное, выше по реке, за Трехогом, за пределами Дождевых Чащоб?

Тинталья наполовину приоткрыла один глаз, сверкнувший переливами серебра, и теперь Рэйн вполне уверился, что услышанное позабавило ее.

— Страна Драконов? Ты что, имеешь в виду некое пространство, заключенное в границы? Да уж, вот единственное будущее, доступное пониманию человека! Мы правим небом. Мы правим морем. И мы правим землей. Всей землей, сколько ее ни есть.

Веко снова начало опускаться.

— А мы как же? — спросил Рэйн. — Как же наши города, веси, поля, виноградники?

Глаз опять открылся.

— Что — они? — переспросила Тинталья. — Нам-то до них что? Вы, люди, можете продолжать спорить и драться за то, кому где что сажать. И кому доить ту или иную корову. Так всегда поступало человечество. Ну и можете продолжать, если вам это нравится. Наш закон мудрей! Все, что ни есть на земле, принадлежит тому, кто съест это первым. Моя добыча — моя пища. Ты добыл — тебе и есть. Все очень просто. И мудро.

«Вот так-то», — сказал себе Рэйн. А ведь некоторое время назад он почти полюбил ее. Он искренне любовался ею, когда она синей искрой уходила в вышину. И она примчалась ему на выручку, хотя, погибни он в схватке с морскими волами, это освободило бы ее от данного ему слова. И даже сейчас он лежал согретый и защищенный ее телом. Ну так почему всякий раз, как только между ними начинало зарождаться нечто вроде истинного товарищества, ей обязательно нужно было ляпнуть нечто такое вот самодовольное и унижающее его достоинство и его расположение к ней опять сменялось почти враждебной настороженностью?

Рэйн закрыл глаза, но сон не шел к нему, а в голове без устали крутилась все та же мысль: «Что же такое я все-таки выпустил в этот мир?» Если она сдержит слово и поможет ему отыскать Малту, ему тоже придется исполнить обещанное. Он представил, как морские змеи строят себе коконы и потом выходят из них крылатыми драконами. И будут еще драконы, которых он самолично освободит из какого-нибудь города, погребенного под землей.

Что, если ради женщины он собирался обречь на рабство все человечество?

Но даже если и так — отчего-то цена все равно не казалась ему слишком высокой.

Малта по привычке стукнула в дверь, но потом все же вошла, так и не дождавшись ответа. Внутри было темно, и она не сдержала раздраженного возгласа. Два шага — и она пересекла маленькую каюту, чтобы отдернуть с иллюминатора плотную занавеску, а потом суровым тоном обратиться к Касго:

— Мало проку в том, чтобы вот так валяться в темноте и впустую жалеть себя!

Сатрап повернул голову и посмотрел на нее, так щурясь на свет, что глаза превратились в две узенькие щелки.

— Я умираю, — хрипло пожаловался он (в который раз за время их путешествия, вот что интересно). — И никому нет дела до моих мук. Он нарочно раскачивает корабль, я знаю, он нарочно раскачивает его. Чтобы лишний раз посмеяться надо мной на глазах у команды.

— Ничего подобного. У «Пеструшки» просто такой ход. Капитан сам рассказал мне прошлым вечером, во время ужина. Так уж у нее корпус устроен, и в этом все дело. Если бы ты выбрался на палубу, подышал свежим воздухом и посмотрел на воду, качка перестала бы так сильно беспокоить тебя!

— Слова, слова…— пробормотал Касго. — Я-то знаю, что мне действительно помогло бы. Я хочу покурить. Вот единственное средство против морской болезни!

— Да послушай же наконец. Первые два дня я тоже в лежку лежала, и тогда капитан Рыжик порекомендовал мне то же, что и я тебе сейчас. Мне было худо, я подумала, что терять уже нечего, попробовала. И помогло! Капитан сказал — дело в том, чтобы самому увидеть, как корабль двигается относительно воды. Ну, что-то в таком роде. В общем, пока сидишь тут внизу и смотришь в стену или валяешься на койке впотьмах, твой желудок не в состоянии разобраться, что же чувствует голова!

— Скорее, мой желудок не может разобраться с тем, что моя голова знает, — парировал Касго. — Я же сатрап, великий государь всея Джамелии, и прочая, и прочая. И при всем том какая-то банда оборванцев пиратов держит меня — меня! — в плену да еще в таких нечеловеческих условиях! Я — властитель Жемчужного Трона. Я ношу титул Возлюбленного Са. Я — наследник доброй тысячи мудрейших правителей, династии, чье начало отсчитывается чуть не от сотворения мира. А ты смеешь разговаривать со мной, как если бы я был ребенком, не утруждая себя даже подобающим обращением. — И он снова отвернулся к стене. — Нет, лучше уж умереть. Пусть я умру — и тогда-то весь мир восстанет во гневе и ополчится на вас за то, что вы со мной сделали. На вас… на тебя…

Может, в душе Малты и шевелились какие-то крупицы сострадания, но эта мощная волна жалости к себе любимому смыла их мигом и без остатка. Да уж! Нечеловеческие условия! Каютка ему, видите ли, маловата. И служанок — всего одна Малта. А всего хуже, по-видимому, было то, что пираты предоставили ей отдельное помещение. «Пеструшка» была не особенно велика, но Рыжик с командой явно знали толк в личных удобствах. И признавали такое же право за своими невольными спутниками.

Изначально Малта собиралась уговорить Касго присоединиться к ней за капитанским столом. Теперь она видела, что эту идею, похоже, придется отставить. Но все же решила сделать последнюю попытку и сказала:

— Чем валяться тут, как разобиженное дитя, и воображать посмертное отмщение, от которого тебе ни жарко ни холодно уже не будет, лучше бы ты проявил какое-никакое присутствие духа. Покамест в глазах этих людей вся цена тебе — твое имя и титул. Может, встанешь на ноги и покажешь им, что все это не пустой звук? Что ты человек и мужчина? Чего доброго, в самом деле начнут тебя уважать.