Королевский убийца - Хобб Робин. Страница 41

— Как ты мог допустить, чтобы это произошло? Неужели у тебя нет совсем никакого влияния на эту женщину? Она издевается над нами! Кто она такая, чтобы раздавать приказы и уводить из замка стражу? Кто она такая, чтобы нагло распоряжаться здесь? — голос Регала сорвался от бешенства.

— Моя жена, — сказал Верити тихо, — и твоя будущая королева, которую ты сам выбрал. Отец заверил меня, что ты выберешь женщину, достойную быть королевой. Думаю, ты справился с этим лучше, чем сам ожидал.

— Твоя жена? Твоя гибель, ты, осел! Она унижает тебя! Она перережет тебе глотку во сне! Она крадет их сердца, она создает себе имя! Неужели ты этого не видишь, ты, болван? Ты можешь быть доволен, если эта горная лисица стащит у тебя корону, а я нет.

Я быстро нагнулся и начал перешнуровывать сапог, чтобы не оказаться свидетелем того, как принц Верити ударит принца Регала. Я действительно услышал звук пощечины и подавленный вопль ярости. Когда я поднял глаза, Верити стоял так же спокойно, как прежде, а Регал наклонился вперед, прижав руку к носу и рту.

— Будущий король Верити не потерпит никаких оскорблений в адрес будущей королевы Кетриккен. И в свой адрес тоже. Я сказал, что моя леди пробудила гордость в сердцах наших солдат. Возможно, она расшевелила также и мою. — Сам Верити выглядел удивленным, обдумывая это.

— Король об этом узнает! — Регал отнял руку от лица и ошеломленно уставился на нее. Из его носа хлестала кровь. — Мой отец увидит эту кровь. — Голос его дрожал, он задыхался. Он слегка наклонился вперед и отвел в сторону руку, как бы боясь запачкать одежду.

— Что? Ты собираешься истекать кровью весь день, до вечера, когда встает наш отец? Если тебе это удастся, приходи и покажи мне тоже. — И мне: — Фитц! Неужели у тебя нет других дел, кроме как стоять здесь, разинув рот? Отправляйся! Проследи, чтобы команды моей леди были как следует выполнены.

Верити повернулся и пошел по коридору. Я поспешил выполнить его распоряжение и убраться подальше от Регала. Принц топал ногами и ругался, как раздраженный ребенок. Ни один из нас не смотрел в его сторону, но я, по крайней мере, надеялся, что никто из слуг не заметил этого происшествия.

Это был длинный, особенный день. Верити зашел в комнату короля Шрюда, а потом вернулся в свой кабинет. Я не знаю, что делал Регал. А все люди начали выполнять приказы королевы, работая быстро, но почти безмолвно, тихо переговариваясь между собой, когда готовили один зал для еды, а другой для покойников. Я отметил, что те женщины, которые были наиболее преданны королеве, теперь оказались окруженными вниманием, как будто они были тенью Кетриккен. Эти знатные дамы внезапно сочли незазорным для себя прийти в Малый зал, чтобы лично проследить, как идут дела с ароматизированием воды и раскладыванием одежды и полотна. Я помогал носить дрова для погребального костра.

Ранним вечером охотники вернулись. Они прибыли тихо, стража торжественно выстроилась вокруг наполненных повозок. Кетриккен ехала во главе. Она казалась усталой и застывшей — но не от холода. Я хотел подойти к ней, но не успел — сам Баррич подхватил под уздцы ее лошадь и помог королеве спешиться. Пятна свежей крови покрывали ее сапоги и спину Софтстеп. Она не приказывала своим солдатам делать то, чего не делала сама. Кетриккен тихо велела им помыться, расчесать волосы и бороды, переодеться и вернуться в зал. Когда Баррич увел Софтстеп, Кетриккен на некоторое время осталась одна. Тяжелой грустью повеяло от нее. Она устала. Очень устала.

Я тихо подошел к ней.

— Если вам что-нибудь нужно, моя леди, королева… — сказал я мягко.

Она не обернулась.

— Я должна сделать это сама. Но будь поблизости, на случай, если ты мне понадобишься. — Она говорила так тихо, что, я уверен, никто, кроме меня, ее не слышал. Потом она двинулась вперед, и люди из замка расступились перед ней. Головы склонялись, когда она серьезно приветствовала их. Она молча прошла через кухни, одобрив приготовленную еду, потом заглянула в Большой зал, снова одобрительно кивнула. В Малом зале она остановилась, потом сняла свою яркую, веселую шапочку и куртку, оставшись в простой мягкой рубашке из пурпурного льна. Шапку и куртку она отдала пажу, который был горд оказанной ему честью. Она подошла к торцу одного из столов и начала заворачивать рукава. Все в зале замерли, и все головы повернулись в ее сторону. Она встретила наши изумленные взгляды.

— Вносите наших мертвых, — сказала она просто.

Жалкие тела несчастных были разрывающим сердце зрелищем. Я не считал, сколько их было. Больше, чем я ожидал. Больше, чем мы могли предположить, судя по докладам Верити. Я шел за Кетриккен, держа сосуд с теплой ароматизированной водой, а она двигалась от тела к телу и осторожно омывала каждое изувеченное лицо и навеки закрывала незрячие глаза. За нами шли другие — извивающаяся змеей процессия. Они осторожно раздевали мертвых, омывали, расчесывали волосы и оборачивали тела чистой тканью. В какой-то момент я заметил, что Верити был здесь вместе с молодым писцом. Они переходили от тела к телу, записывая имена тех немногих, которых удалось опознать, и давая краткое описание остальных.

Одно имя я назвал ему сам. Керри. Последнее, что мы с Молли знали об этом уличном мальчишке, это то, что он стал помощником кукольника. Куклой он и закончил свои дни. Его смеющийся рот застыл навеки. Мальчиками мы вместе бегали по поручениям, чтобы заработать пенни-другой. Он был около меня в первый раз, когда я напился, и хохотал, пока его собственный желудок не подвел его. Это он спрятал тухлую рыбу от стола хозяина таверны, обвинившего нас в воровстве. Дни, которые мы провели вместе, теперь помнил я один. Я внезапно почувствовал себя неполноценным. Часть моего прошлого была «перекована».

Когда мы закончили и встали молча вокруг столов с телами, Верити вышел вперед и в тишине прочитал свой список. Имен было мало, но он не пренебрегал теми, кто остался неизвестен. «Молодой человек, у которого едва начала отрастать борода, темные волосы, на руках шрамы от рыбной ловли», — сказал он об одном, а о другой: «Женщина, кудрявая и миловидная, с татуировкой гильдии кукольников». Мы слушали литанию по тем, кого мы потеряли, и если кто-то не плакал, то у него должно было быть каменное сердце. Мы подняли наших мертвых и отнесли к погребальному костру, чтобы бережно уложить их на последнее ложе. Сам Верити поднял факел и вручил его королеве, стоявшей возле костра. Она подожгла политые смолой ветки и посмотрела в темные небеса.

— Вы не будете забыты! — крикнула она. Все эхом повторили ее крик. Блейд, старый сержант, стоял у костра с ножницами, он отрезал у каждого солдата прядь волос длиной с палец — знак скорби по павшим товарищам. Верити присоединился к очереди. Кетриккен встала рядом с ним, чтобы отдать Блейду светлый локон собственных волос.

За этим последовал поминальный ужин, какого я никогда прежде не видел. Большая часть жителей города пришла в замок, и всех пропускали, не задавая вопросов. По примеру королевы все, сменяя друг друга, стояли в почетном карауле, пока от погребального костра не остались только пепел и кости. Тогда Большой и Малый залы наполнились людьми, а во дворе в качестве столов были разложены доски для тех, кто не поместился внутри. Из погребов выкатили бочки с вином и вынесли такое количество хлеба, мяса и другой еды, что я не поверил своим глазам. Позже я узнал, как много продуктов было просто принесено из города — безо всяких просьб и совершенно бескорыстно.

Король спустился вниз, чего он не делал несколько недель, и восседал на троне за высоким столом, во главе собрания. Пришел шут, чтобы встать за его креслом, и принимал с тарелки короля все, что тот предлагал. Но в эту ночь он не веселил короля. Не было его шутовской болтовни, и даже колокольчики на его шапке и рукавах были обвязаны кусочками ткани, чтобы они не звенели. Только один раз наши глаза встретились, но я не прочел в его взгляде ничего, понятного мне. Справа от короля сидел Верити, слева Кетриккен. Регал, конечно, тоже был здесь, в роскошном черном костюме. Он хмурился, злился и пил, и я думаю, что многие приняли его угрюмое молчание за скорбь. Что до меня, то я чувствовал ярость, кипящую в нем, и знал, что кто-то где-то заплатит за то, что он считал оскорблением. Даже Пейшенс была здесь. Она выходила не чаще, чем король, и я чувствовал, что ее заставила прийти та же причина, что и его.