Королевский убийца - Хобб Робин. Страница 58

— Понимаю.

— Это означает подробное исследование деталей. У меня нет времени, чтобы посвятить себя такой работе. — Некоторое время он сидел, глядя на меня. Потом открыл маленькую каменную шкатулку на своем столе и вынул оттуда ключ. — У меня в спальне есть шкафчик, — сказал он медленно. — Я собрал там все найденные мною свитки, в которых хотя бы мимолетно упоминалось об Элдерлингах. Кроме того, есть несколько других, касающихся Скилла. Я разрешаю тебе посмотреть на них. Попроси у Федврена хорошей бумаги и записывай все, что обнаружишь. Ищи схему в этих записях. И приноси мне то, что у тебя получится, примерно раз в месяц.

Я взял у него маленький медный ключ. Он был странно тяжелым, как будто к нему была прикреплена задача, предложенная шутом и одобренная Верити. «Ищи схему», — сказал он. Внезапно я увидел частичку — паутинку, сотканную между мной и шутом, а потом между мной и Верити. Как и прочие детали, она не казалась случайностью. Я подумал, кто же создал ее. Я посмотрел на Верити, но он уже размышлял о другом. Я тихо встал.

Когда я коснулся двери, он заговорил со мной:

— Приходи ко мне. Очень рано, завтра утром. В мою башню.

— Сир?

— Может быть, мы найдем еще одного владеющего Скиллом, пока никем не заподозренного.

12. ЗАДАЧИ

Возможно, самым страшным в нашей войне с красными кораблями было охватившее нас ощущение беспомощности. Как будто паралич поразил землю и ее правителей. Тактика пиратов была настолько непредсказуемой, что в течение первого года мы ничего не предпринимали, как будто оцепенели. На второй год набегов мы пытались защититься. Но наши боевые искусства проржавели: слишком долго мы занимались только одиночными морскими разбойниками, случайными или безрассудными. Против организованных пиратов, которые изучили нашу береговую линию, расположение сторожевых башен, приливы и течения, мы были бессильны. Только Скилл принца Верити давал нам какую-то защиту. Сколько кораблей он повернул в сторону, скольких лоцманов он запутал, скольких рулевых смутил — мы никогда не узнаем. Но, поскольку никто слыхом не слыхивал о его самоотверженных трудах, все выглядело так, словно Видящие сидели сложа руки. Люди видели только те набеги, которые были успешными, и никогда не знали о кораблях, которые выносило на скалы, или о тех, что заплыли слишком далеко на юг во время шторма. Люди потеряли мужество. Внутренние Герцогства не спешили платить налоги, которые собирались для защиты береговой линии. Прибрежные Герцогства сгибались под тяжестью налогов, которые ничего не меняли. Так что если энтузиазм по поводу боевых кораблей Верити был непостоянным и зависел от изменения отношения людей к принцу, мы не можем винить их за это. Кажется, это была самая длинная зима в моей жизни.

Прямо из кабинета Верити я направился в покои Кетриккен. Я постучал, и мне открыла та же маленькая девочка-паж, что и раньше. Розмэри, с ее веселым личиком и темными кудрявыми волосами, напоминала мне какого-то озерного духа. Атмосфера в комнате казалась подавленной. Несколько леди были там, и все они сидели на табуретках вокруг рамы, на которую была натянута белая льняная ткань. Они яркими нитками вышивали кайму — цветы и зелень. Такие же рисунки я видел в комнатах миссис Хести. Обычно леди казались веселыми, добродушно подшучивали друг над другом, пока иголки протягивали яркие нитки сквозь плотную ткань. Но сейчас в комнате царило молчание. Женщины работали, опустив головы, прилежно, быстро, но без веселого разговора. Розовые и зеленые свечи горели в каждом углу комнаты. Их нежные ароматы смешивались над рамой. Кетриккен сидела в центре, ее руки сновали от стежка к стежку, как и у остальных. По-видимому, она и была источником тишины. Лицо ее было сдержанным, даже мирным. Ее погруженность в себя была настолько очевидной, что я почти видел окружавшие ее стены. Взгляд ее был приятным, глаза добрыми, но я вообще не ощущал ее присутствия. Она была подобна сосуду с прохладной неподвижной водой. На ней было простое зеленое платье — скорее горного стиля, чем баккипского. Драгоценности она сняла. Кетриккен посмотрела на меня и вопросительно улыбнулась. Я чувствовал себя так, словно грубо вторгся на урок. И вместо того, чтобы просто приветствовать ее, я попытался оправдать свое присутствие. Я заговорил официально, не забывая о наблюдающих женщинах.

— Королева Кетриккен. Будущий король Верити просил меня передать вам послание.

Что-то, казалось, мелькнуло в ее глазах. Потом ее лицо снова застыло.

— Да, — отозвалась она равнодушно. Ни одна из иголок не замедлила своего танца, но я был уверен, что все леди навострили уши.

— На башне некогда был сад, называвшийся Садом Королевы. Раньше, по словам короля Верити, там были горшки с зеленью и пруды с водой. Там были цветущие растения, и рыбки, и ветряные колокольчики. Сад принадлежал его матери. Моя королева, он хочет, чтобы вы все восстановили.

За столом наступила полная тишина. Глаза Кетриккен широко раскрылись. Она осторожно спросила:

— Ты уверен в этом послании?

— Конечно, моя леди, — я был удивлен ее реакцией, — он сказал, что ему доставит огромное удовольствие увидеть сад восстановленным. Он говорил о нем с огромной любовью, особенно вспоминая клумбы эстрагона.

Радость на лице Кетриккен распустилась как лепестки цветка. Она поднесла руку ко рту и глубоко вздохнула. Кровь прилила к ее бледному лицу, окрасив щеки. Ее глаза сияли.

— Я должна увидеть его! — воскликнула она. — Я должна увидеть его немедленно! — Она внезапно вскочила. — Розмэри, мой плащ и перчатки, пожалуйста. — Она обвела сияющим взглядом своих леди. — Хотите составить мне компанию?

— Моя королева, сегодня такой свирепый шторм… — неуверенно начала одна из них. Но другая, более старшая, леди Модести, по-матерински посмотрев на Кетриккен, медленно встала.

— Я пойду с вами на башню. Плаг! — Маленький мальчик, дремавший в углу, немедленно вскочил на ноги. — Бегом! Принеси мой плащ с капюшоном и перчатки, — она повернулась к Кетриккен: — Я очень хорошо помню этот сад, еще со дней королевы Констанции. Я провела там в ее обществе много прекрасных часов. Я буду очень рада помочь восстановить его.

Наступила короткая пауза, после чего другие леди последовали примеру леди Модести. К тому времени, когда я вернулся со своим плащом, все они уже были готовы. Я чувствовал себя очень странно, ведя процессию леди через весь замок, а потом наверх, по длинной лестнице в Сад Королевы. К этому времени за Кетриккен и мной следовало уже около двух десятков человек, включая пажей и любопытных. Кетриккен шла по каменным ступенькам прямо за мной. Остальные длинным хвостом тянулись следом. Пока я толкал тяжелую дверь, пытаясь сдвинуть наметенный снаружи снежный сугроб, Кетриккен тихо спросила:

— Он простил меня, правда?

Я остановился, чтобы перевести дыхание. От возни с тяжелой дверью боль в моей ране на шее усилилась. Рука тупо ныла.

— Моя королева? — переспросил я.

— Мой лорд Верити простил меня. И он показывает это таким способом. О, я сделаю для нас сад. Я никогда больше не опозорю его. — Я смотрел на ее восхищенную улыбку, а она небрежно прислонилась плечом к двери и легко открыла ее. Пока я стоял, моргая от холодного света зимнего дня, она вышла на верхушку башни. Она шла по скрипучему снегу и не обращала на него никакого внимания. Я оглядел пустую площадку и подумал, не сошел ли я с ума. Тут ничего не было, только наметенный снег, покрытый корочкой наста, под свинцовым небом. Снег скрыл разобранные скульптуры и кадки, наваленные вдоль одной стены. Я приготовился увидеть разочарование Кетриккен. Вместо этого, дойдя до середины площадки, она вытянула руки и закружилась в снежном вихре, смеясь, как ребенок.

— Тут так красиво! — воскликнула она.

Я рискнул пойти за ней. Остальные тоже поднимались на башню. В одно мгновение Кетриккен оказалась у кучи статуй, ваз и кадок. Она смела снег со щеки херувима с такой нежностью, как будто была его матерью. Она смахнула снег с каменной скамейки, а потом подняла херувима и поставила его туда. Это была немаленькая статуя, но Кетриккен энергично вытаскивала из сугроба все новые и новые предметы. Она восторженно ахала над каждой новой находкой, настаивая, чтобы остальные женщины подошли и разделили ее восхищение.