Миссия Шута - Хобб Робин. Страница 37
– Значит, все-таки понял, что тебе нужно знать то, чему я могу тебя научить, – вместо приветствия заявил он.
Вокруг дома все пропахло медведем, и нам с Ночным Волком стало ужасно не по себе. Однако я кивнул.
Рольф громко фыркнул и улыбнулся в густые заросли своей бороды. Я уже успел забыть, какой он громадный. Он сделал шаг вперед и сжал меня в объятиях так сильно, что у меня затрещали кости. Мне даже показалось, что он что-то мысленно сказал Хильде, животному, с которым у него была связь.
– Древняя Кровь приветствует Древнюю Кровь, – с серьезным видом поздоровалась со мной Холли, жена Рольфа, стройная, очень тихая женщина. На запястье у нее сидел коршун по имени Слит, с которым она была связана Уитом. Он посмотрел на меня одним блестящим глазом, а потом слетел с руки Холли, когда она направилась к нам. Она улыбнулась и покачала головой, глядя ему вслед. Она приветствовала нас сдержаннее, чем Рольф, но я уловил в ее словах теплоту.
– Добро пожаловать, – пригласила она.
Затем, повернув голову, искоса на нас посмотрела и улыбнулась, но тут же опустила голову, пытаясь скрыть улыбку. Миниатюрная Холли очень необычно смотрелась рядом с могучим Рольфом.
– Заходите, я вас накормлю, – предложила она.
– А после прогуляемся и подыщем местечко, чтобы построить вам берлогу, – заявил Рольф, такой же прямой и резкий, как и всегда. Потом он поднял голову и посмотрел на затянутое тучами небо. – Зима приближается. Вам не стоило так долго тянуть.
Вот так мы вошли в семью наделенных Уитом, живших в окрестностях Вороньего горла. Они предпочитали селиться в лесу, а в город ездили только за тем, что не могли сделать сами. Они скрывали свою магию от горожан, потому что владение Уитом каралось смертью. Ни Рольф, ни Холли, ни их соседи не произносили вслух слово «Уит». Его употребляли люди, которые ненавидят и боятся Звериной магии, считая, что каждого, кто ее практикует, следует повесить. Между собой наделенные Уитом называли себя Древней Кровью и жалели тех из своих детей, кто рождался без способности установить духовную связь с каким-нибудь животным, – так сочувствуют ребенку, появившемуся на свет слепым или глухим.
Представителей Древней Крови было немного; не больше пяти семей, раскиданных по лесам Вороньего горла. Преследования научили их селиться не слишком близко друг от друга. Они умели распознавать себе подобных, и это заменяло им общение. Семьи Древней Крови, как правило, занимались мелкой торговлей, позволявшей им жить вдалеке от обычных людей, но достаточно близко от городов, чтобы пользоваться благами, которые можно там получить. Они были, дровосеками и охотниками. Одна семья построила свой дом на берегу реки вместе с бобрами, где они добывали глину и делали на удивление изящную посуду. Другой старик, связанный с кабаном, существовал на деньги, которые ему платили богатые горожане за собранные ими трюфели.
В основном они отличались мирным нравом и принимали свою связь с природой спокойно и очень серьезно. Нельзя сказать, что те же чувства они испытывали к остальному человечеству в целом. Я часто слышал, как они с негодованием говорят о городских жителях, которые относятся к животным как к простым слугам или домашним любимцам, лишенным сознания. А еще они не слишком жаловали представителей Древней Крови, решивших поселиться среди обычных людей и отказавшихся от своей магии. Многие считали, что я родился в такой семье, и мне было трудно развеять их заблуждения, не открывая правду о себе.
– Тебе удалось? – тихо спросил Шут.
У меня возникло неприятное ощущение, что он задал свой вопрос, зная о моем поражении.
– По правде говоря, здесь у меня возникли серьезные трудности, – вздохнув, ответил я. – Не раз я думал о том, что совершил серьезную ошибку, придя к ним. Когда я впервые встретился с Рольфом и Холли много лет назад, они знали меня под именем Фитц. И еще им было известно, как сильно я ненавидел Регала. Сообразить, сложив все вместе, что я Фитц Бастард, оказалось совсем не трудно. И Рольф, естественно, об этом догадался и даже однажды попытался поделиться со мной своим открытием. Однако я твердо заявил, что он ошибается и дело в простом совпадении, – а мое имя и связь с волком уже и без того доставили мне кучу неприятностей. Я упрямо стоял на своем, и даже бесхитростный Рольф вскоре сообразил, что ему не удастся заставить меня признаться. Он знал, что я соврал, но я твердо дал ему понять, что не намерен открывать правду. Я уверен, что Холли все понимала, но предпочитала молчать.
Не думаю, что остальные члены маленького сообщества сумели связать очевидные факты воедино. Я представился как Том, и они меня так и называли, даже Холли и Рольф. Я молил всех святых, чтобы мир продолжал считать Фитца погибшим и похороненным.
– Значит, они знали, – проговорил Шут. – Кое-кто, по крайней мере, понимал, что Фитц, бастард Чивэла, не умер.
Я пожал плечами, удивившись тому, что старое слово, даже произнесенное Шутом, причиняет мне боль. Мне казалось, что прежние обиды остались в прошлом. Когда-то я думал о себе только как о бастарде. Но с тех пор миновало много времени, и я сумел понять, что человек становится таким, каким сам себя делает, и не важно, кем он родился. Неожиданно я вспомнил, как удивилась колдунья Джинна, глядя на мои разные ладони. Я удержался от того, чтобы на них взглянуть, и вместо этого налил нам обоим еще чая из эльфовской коры. Потом отправился в кладовку поискать чего-нибудь, что поможет прогнать горечь во рту, взял бутылку с остатками бренди из Песчаного Края, но тут же поставил ее на место. Мне удалось отыскать кусок сыра, немного подсохший, но еще ароматный, и краюху хлеба. Мы не ели с самого утра, и теперь, когда головная боль начала отступать, я почувствовал, что страшно проголодался. Шут, похоже, тоже. Я резал сыр, а он взялся за хлеб.
Моя история, словно незаконченная сеть, повисла в воздухе между нами.
– Я ничего не мог поделать с тем, о чем они догадались, а о чем нет, – вздохнув, проговорил я. – Мы с Ночным Волком нуждались в их знаниях. Только они могли научить нас тому, что нам было необходимо.
Шут кивнул и, положив кусок сыра на хлеб, принялся есть. Он ждал продолжения.
Слова давались мне с трудом. Я не люблю вспоминать тот год. Однако мне удалось многому научиться не только благодаря урокам Рольфа, но и просто потому, что я жил среди них.
– Рольфа нельзя назвать лучшим из учителей. Он отличается вспыльчивым, нетерпеливым нравом, особенно когда приближается время еды. Он частенько сердился, ворчал, а порой даже рычал, возмущаясь моей непонятливостью. Он просто не мог поверить, насколько мало я знаю о традициях и обычаях представителей Древней Крови. Думаю, он считал меня плохо воспитанным грубияном. Мои «громкие» разговоры при помощи Уита с Ночным Волком портили охоту другим животным, связанным с людьми. Я не имел ни малейшего представления о том, что мы должны при помощи Уита сообщать о своем присутствии, если мы переходим на чужую территорию. В Баккипе я вообще не слышал о существовании поселений, где живут люди, обладающие Уитом, не говоря уже о том, что у них имеются собственные правила и законы.
– Подожди, – перебил меня Шут. – По-твоему получается, что обладатели Уита могут делиться мыслями с себе подобными так же, как те, кто владеет Скиллом. – Казалось, это предположение привело его в страшное возбуждение.
– Нет, – покачав головой, сказал я. – Тут несколько иначе. Я могу почувствовать, если другой человек, обладающий Уитом, разговаривает со своим животным… если они не соблюдают осторожность и общаются открыто, как это делали мы с Ночным Волком. Тогда я узнаю, что кто-то пользуется Уитом, но не смогу услышать мысли, которыми они обмениваются. Это все равно что перебирать струны арфы. – Я грустно улыбнулся. – Так Баррич следил за мной, чтобы убедиться, что я не пользуюсь Уитом, когда он понял, что я им обладаю. Сам он никогда к нему не прибегал и закрывался от животных, которые пытались с ним связаться. Именно по этой причине он довольно долго не знал о моих способностях. Он поставил стену против Уита – так же точно Верити научил меня защищаться от Скилла. Но, узнав про мой Уит, он разрушил свою стену, чтобы приглядывать за мной. – Я замолчал, увидев удивление в глазах Шута. – Ты понимаешь, о чем я говорю?