Миссия Шута - Хобб Робин. Страница 41

В комнате воцарилась тишина. Шут прекрасно понимал, что я поделился с ним своими самыми сокровенными опасениями. Люди Древней Крови знают, кто я такой, им известно мое имя, а следовательно, они обладают властью надо мной. То, чего я никогда не говорил Старлинг, я совершенно спокойно открыл Шуту. Такая власть над человеком не должна принадлежать тем, кто плохо к нему относится. Но тут я ничего не мог поделать. Я жил вдалеке от людей Древней Крови, один, но ни на секунду не забывал, что уязвим. Я хотел было рассказать Шуту историю про менестреля, выступавшего на Весеннем празднике, – ту самую, что поведала мне Старлинг, но решил сделать это позднее. Неожиданно я понял, что погружаюсь в пучину черных, мрачных мыслей. Подняв голову, я увидел, что Шут не сводит с меня глаз.

– Это эльфовская кора, – прошептал Шут.

– Эльфовская кора, – раздраженно подтвердил я, хотя мне никак не удавалось убедить себя, что ощущение безнадежности, охватившее меня, возникло из-за того, что я выпил пару чашек настоя.

А может быть, причина в бессмысленности моей жизни?

Шут встал и принялся взволнованно расхаживать по комнате. Он дважды дошел до двери, оттуда к окну, а потом резко развернулся и направился к буфету, достал бренди и две кружки и поставил на стол. Что же, неплохая мысль, подумал я, не хуже любой другой. Я смотрел, как он наливает бренди в кружки.

Я помню, что мы пили весь вечер и далеко заполночь. Шут все время что-то говорил. Думаю, он пытался отвлечь меня от мрачных мыслей, но и у него настроение было не лучше. Он начал с анекдотов из Бингтауна, затем перешел к дикой истории о морских змеях, которые развиваются в коконах, а потом превращаются в драконов.

– Представляешь, – печально проговорил он, – они покидают коконы поздней весной, слабые и тощие, точно котята, родившиеся слишком рано. Время их величия впереди, но сейчас они себя стыдятся. Они даже не могут охотиться, чтобы добывать пропитание. – Я прекрасно помню взгляд, который появился в его золотистых глазах, смотревших на меня. – Может быть, это я во всем виноват? – едва слышно задал он напоследок вопрос, который не имел никакого отношения к его рассказу. – А вдруг я привязался не к тому человеку?

Шут наполнил свою кружку и решительно ее осушил, напомнив мне Баррича в его самые черные минуты.

Я не знаю, как лег в кровать той ночью, помню только, что лежал, обнимая за шею волка и сонно наблюдая за Шутом. Он достал забавный маленький инструмент с тремя струнами, уселся у камина и начал наигрывать не слишком благозвучную мелодию, под которую запел песню на незнакомом мне языке. Положив руку на запястье, я почувствовал присутствие Шута, но он не обернулся, чтобы на меня посмотреть, хотя и понял, что я сделал. Слова его песни стали мне вдруг понятны – он пел об изгнаннике, тоскующем по своей родине.

IX

СОЖАЛЕНИЯ МЕРТВЕЦА

Считается, что Скилл является наследственной магией династии Видящих и встречается практически у всех, в чьих жилах течет их кровь. Однако известно, что Скиллом в пассивном состоянии бывают наделены некоторые из обычных жителей Шести Герцогств. Во время правления первых королей мастер Скилла, служащий монарху из династии Видящих в Баккипе, разыскивал молодых людей, обладающих способностью к этой древней магии. Их привозили в Баккип и, если оказывалось, что они достаточно одарены, обучали Скиллу. Затем они входили в группы, как правило, из шести человек, целью которых являлось служение монарху. И, хотя сведений о таких группах почти не осталось, как будто манускрипты, посвященные им, были сознательно уничтожены, устные предания утверждают, что подобных отрядов едва ли набиралось больше двух или трех, поскольку сильные обладатели Скилла рождаются редко. Как мастера находили детей со скрытым даром, сейчас неизвестно. Король Баунти, отец короля Шрюда, отменил традицию создания отрядов, возможно, считая, что, ограничив количество тех, кто владеет этим видом магии, особами королевской крови, тем самым он расширяет и их возможности. Поэтому, когда во время правления короля Шрюда на берега Шести Герцогств пришла война, династия Видящих осталась без помощи.

Я проснулся посреди ночи, спохватившись, что оставил Малту на склоне холма. Пони наверняка вернулся домой и сам зашел в сарай, но я оставил лошадь Шута на целый день без воды.

Пришлось мне, стараясь не шуметь, встать и выйти из дома, оставив дверь открытой, чтобы не разбудить Шута. Я даже волка оставил спать и ушел один. По дороге я остановился около сарая и, прикоснувшись Уитом к пони, понял, что он спит. Я не стал его беспокоить.

Я взобрался вверх по склону к тому месту, где оставил лошадь Шута, радуясь, что сейчас не зима, а на небе сияют луна и звезды. Впрочем, я так хорошо знал тропинку, что мне не нужно было ее видеть, чтобы не оступиться. Когда я подошел к Малте, лошадка сердито фыркнула, словно упрекая меня за невнимательность. Я отвязал ее и повел вниз по склону. Как только мы подошли к реке, которая несла свои воды в море, я остановился и позволил кобыле напиться.

Стояла великолепная летняя ночь. Стрекотали насекомые, Малта, отфыркиваясь, пила воду. А я, наслаждаясь покоем и тишиной, впитывал эту теплую тихую ночь, укравшую цвета у травы и деревьев, окрасив их в черные с серыми пятнами тона, так что окружающий меня знакомый пейзаж казался загадочным и таинственным. Прохладный влажный воздух наполняли ароматы лета, дремавшие днем. Я сделал глубокий вдох и заставил себя на время забыть о своих человеческих заботах, погрузившись в миг настоящего, который вдруг превратился для меня в бесконечность. Мой Уит набрал силу, и я стал единым целым с бархатным великолепием ночи.

Уит дарит ощущение эйфории. Он похож и одновременно не похож на Скилл. Человек, обладающий Унтом, погружается в жизнь вокруг себя – я ощущал не только присутствие лошади, но и мириады насекомых в траве и даже могучую силу огромного дуба, тянувшего свои ветви к луне и ко мне. На склоне холма под кустом спрятался заяц. Я ощущал его неясное присутствие как человек, который вдруг начинает различать один определенный голос в шуме базарной толпы. Но что самое главное, я испытал физическое родство со всеми живыми существами, населяющими наш мир. Я имел право здесь находиться, потому что был такой же частью этой ночи, как и вода, журчащая у моих ног. Я думаю, древняя магия черпает силы именно в осознании того, что мы – крупицы огромного мира, не больше, но и, разумеется, не меньше зайца.

Это ощущение чистого единства омыло меня и прогнало прочь жажду Скилла, которая испачкала мою душу сегодня днем. Я сделал еще один глубокий вдох, а потом выдохнул так, словно наступили последние минуты моей жизни, на которые я хотел слиться воедино с чистой, ласковой летней ночью.

На мгновение в глазах у меня потемнело, а потом все начало двоиться, но вскоре и это прошло, и я вдруг перестал быть самим собой, я больше не стоял на склоне холма у своего уединенного домика, я не был один.

Я снова стал мальчишкой, я бежал от давящих на меня со всех сторон стен, выбрался из спутанных простыней. Я мчался босиком по овечьему выпасу, испещренному тут и там клочьями травы, я очень спешил, но все равно не поспевал за своей спутницей. Она была красива, точно звездная ночь, ее коричневую шкуру раскрасили темные пятна. Она мчалась вперед легко, словно сама ночь, а я следовал за ней, ведомый Уитом, соединившим нас. Я был пьян от любви к ней и этой ночи, одурманен несущейся мне навстречу безграничной свободой. Я знал, что должен вернуться, прежде чем встанет солнце. А она, столь же уверенно, считала, что нам не нужно возвращаться, что лучшего времени бежать отсюда не будет.

Но в следующее мгновение все вернулось на свои места. Вокруг меня по-прежнему цвела ночь, которая звала меня за собой, но я снова стал взрослым – мальчишка, утонувший в чудесных ощущениях своей первой связи через Уит, исчез. Я не знал, кого коснулись мои ощущения, где находился тот мальчик и почему наши сознания слились воедино – пусть и на короткую долю секунды. Мне стало интересно, почувствовал ли он мое присутствие. Впрочем, это не имело особого значения. Кем бы они ни были и где бы ни находились, я пожелал им удачи в ночной охоте. А еще – чтобы их связь оставалась долгой и прочной.