Ядовитые узы, или Два зельевара — гремучая смесь (СИ) - Лоринова Екатерина. Страница 52
Руки раздвигают ветви розолиста, внимательные глаза равнодушно наблюдают за моим падением, за траекторией черного жала. Шаги приближаются… Шаг, еще шаг, быстрее.
В такт биению сердца. Я не сразу осознаю, что видения больше нет – слезы размыли поверхность запечатленного, но снарр все еще стоит с затуманенными глазами – должно быть, переживая это вспоминание. Наши руки все еще соединены.
Снарр. Мой убийца. Знание просачивалось ядом сквозь неверие, призванное защитить. Проникало по капле и разъедало душу, все быстрее. Перед глазами разрасталась и густела черная пелена. Старухи шепотом рассказывали о давно изгнанных некромантах, способных умертвить жертву и поднять послушную марионетку. Снарр поступил куда хуже – умертвил тело при живой душе, да и в нее запустил щупальца своих ядовитых пут.
Ярость и жажда отмщения клокотали и выжигали все, что можно уничтожить. В тот момент вся любовь, что была подарена дедом, друзьями, любая светлая память, что могла остановить безрассудство, осталась далеко. Темное море затопило меня без остатка.
Я обошла эльфа со спины и изо всех сил, умноженных снартарийской кровью, толкнула вниз.
***
Волна схлынула стремительно – не отливом, не степенными толчками, давшими бы время осознать и привыкнуть. Я рухнула на тропу как подкошенная и уронила голову на колени. Это было не мое, не мое! Влияние его же крови, его ярость – то, как он бы поступил на моем месте. Из меня рвались то рыдания, то безумный смех, а в какой-то момент эмоциональный переключатель щелкнул, и наступила пустота. Словно наблюдателем из видения, я поднялась на ноги. Шагнула к обрыву – облака двадцатью ярдами ниже скрывали склон и подножие горы. Фил…имя мазнуло кровью на языке… погиб? Погиб сразу или страдал?
С выключенными эмоциями, я была почти безучастна – и к нему, и к себе. Спустя месяц, может раньше, его кровь полностью выйдет, как бы сказала Дана, естественным путем. А еще спустя месяц я в жутких мучениях умру. «Благодаря» ему.
Осторожно, чтобы не отправиться следом за зарвавшимся бастардом или кем он там был, я начала спуск. Спускаться всегда сложнее, но тропа ложилась под ноги на удивление легко. Эльфийская ловкость, конечно! И временное бесстрашие.
Нет, внизу тела не было. Но это ни о чем не говорило – Фил мог остаться на склоне, наколотый на какой-нибудь острый выступ, как насекомое.
«Фил?»
Чувства возвращались вместе с дрожью в руках и горящими щеками. Как бы там ни было, я убила. Убила эльфа. Отняла жизнь, а если верить жрецам, то теперь я даже на Серебряные поля не попаду – не примут после прегрешения против любимых детей Ниариса.
Взгляд удачно выхватил круглую беседку откровений – одну из многих, раскиданных по соседней горе. Испещренной тропами, как старческое лицо морщинами. По моему собственному лицу струились слезы. Что бы он ни сделал тогда, он хотел измениться. Хотел научиться доверять… Какая ирония – во мне его кровь, но прикосновения были для нас под запретом, ибо сразу вызывали не чувства, а видения – добрые или не очень, они полностью замещали все то, что мы могли бы испытать. Нет, какая глупость, романтические бредни. Но почему меня до сих пор преследует его голос? И едва уловимый шлейф цветущей циклонии, и шелест одежд…
Он не мог умереть. Я не видела его тела.
«Фил??»
Если бы внутренний голос можно было сорвать, это непременно случилось бы – столько раз я звала в пустоту.
Белая беседка замаячила совсем близко. Я замерла, внезапно споткнувшись о сомнение – так ли необходима исповедь? А если ничего не случилось? А если…
– Заходи, дитя, – в проходе выросла белая фигура жрицы. Белый – цвет священнослужителей. На поясе отливали золотом круглые металлические пластины – знак отличия, указывающий на высокий сан. В нижнем городе я видела только сестер, подпоясанных узелковым плетением, но здесь Селестар, и ранги соответствующие, – заходи же, – голубые глаза пожилой женщины смотрели так приветливо и мягко, что захотелось разрыдаться у нее на груди, – я верховная жрица Смея.
Верховная жрица – человек? На сердце потеплело от гордости за свою расу. Как пишут в учебниках, век назад такой пост могли занимать исключительно эльфы, и долгое время в храме правила бессменная пророчица Майра – на гравюрах ее изображали прекрасной девой со снежными волосами.
Женщина взяла меня за локоть и завела через арочный проход. Беседка была абсолютно круглой, но внутри оказалась в два раза просторнее, чем думалось, глядя на нее с тропы. Купол неизвестные мастера выложили абстрактными витражами – проходя сквозь них, солнечный свет создавал иллюзию другой реальности, а посредине небесным оком синело небо. От окошка вниз отходил почти осязаемый световой столб. На меня снизошло умиротворение и какая-то отрешенность от мира.
– Я знаю, зачем ты пришла, девочка, – я даже вздрогнула, совершенно забыв, что не одна.
– Вы тоже пророчица? – должно быть, невежливо задавать такие вопросы, но жрица располагала к непринужденной беседе.
– Как моя предшественница? – Смея подмигнула и села на широкую циновку, подобрав под себя ноги, – едва ли, но иногда вижу то, что за гранью. Твоя душа и помыслы мне открыты.
– Он жив? – выпалила я, вглядываясь в лицо женщины, чтобы не пропустить ни малейшего движения мимики, ни малейшей подсказки.
– Судьба Сияющего от меня закрыта.
– Простите, – я начала сомневаться, что жрица действительно Видит, а потом поняла, что не знаю ни его истинного имени, ни имени рода. Только прозвище, на всеобщем означающее «чувство». Поистине, он заставил меня чувствовать – ценность жизни, страх и бесстрашие. И вот у меня появился шанс что-то узнать о нем, – Вы говорите, его зовут, – я не смогла произнести «звали», – Сияющим? Это на эльфийском?
– Ты сама все узнаешь, в свое время.
– Вы хотите сказать, что у меня это время будет? Я не умру через два месяца?
– В сплетении вероятностей шанс довольно велик, – жрица смотрела по-матерински тепло, – концентрация его крови в твоей велика. Взгляни на нее и убедись.
Смутно догадываясь, куда она клонит, я царапнула ногтем по подушечке пальца. Выступившая капля содержала золотистые вкрапления.
– Твои зельевары смогут ее использовать для антидота, как чистую эльфийскую, – улыбка стала добродушно-хитрой.
Я упала ей в ноги, почти смеясь от счастья. Рассыпалась в благодарностях, но жрица мягко пресекла мое словоизлияние.
– Иди же, поспеши. Самый большой шанс – сейчас, с каждым днем его будет меньше.
– Понимаю…
Когда я покидала беседку моей спасительницы, жрица окликнула.
– Сайерона. Когда-нибудь у тебя будет сын, береги его.
Предупреждение показалось странным. Пока я не видела себя матерью, а если стану – неужели не буду заботиться о ребенке?
– Просто запомни мои слова, потом ты все поймешь.
В свое время, конечно же.
Главное, оно у меня было. Как мало мы порой ценим жизнь…
Эпилог
Дана и Рин сварили зелье за три дня – но его эффективность мы смогли проверить только через месяц, а окончательно – через два, когда я не умерла и продолжала чувствовать себя превосходно. Эта парочка гениальна, и они поистине подходили друг другу. Глядя на чету Вейден, на их мимолетные взгляды и касания (когда они думали, что никто не видит), я разрывалась от двух полярных чувств – во сто крат сильнее ощущала собственное одиночество и в то же время… жила надеждой, что когда-нибудь и со мной случится чудо.
Но шли месяцы, годы, мы завершили практику и переехали в средний город… Дана сказала, что моя аура стала прежней… А я так и не смогла никого полюбить. Наконец, когда даже Лили вышла замуж за постройневшего Бретта, ставшего настоящим красавцем, а дед отчудил больше всех, сделав предложение старшей лиронне Вейден, я уступила долгим просьбам Робина. В конце-концов, Вейдены уже нянчили милейших близнецов, а время шло. Благодаря эльфу и истории взбалмошных знахарей, я знала ему цену. С Робом было хорошо, он понимал меня с полуслова – как было у Вейденов, и как у них же, нас объединяли общие интересы…