Странствия убийцы - Хобб Робин. Страница 24

— А когда ты последний раз был лордом, молодой человек?

— Это только поговорка, — сказал я после мгновения смущения, — но я не пожалел бы пары медяков за песни, которые слышал. Особенно если вдобавок у вас найдется парочка новостей. Я иду к Речной дороге. Вы случайно не оттуда?

— Нет, мы как раз туда, — весело ответила вторая молодая женщина. Ей было около четырнадцати лет, и у нее были потрясающие голубые глаза.

Я увидел, как ее подруга делает знак, чтобы та замолчала. Она представилась:

— Как вы слышали, добрый сир, это арфист Джош, я Хани, а это моя кузина Пайпер…

Два промаха в таком коротком разговоре. Во-первых, я разговаривал с ними так, словно я все еще живу в Баккипе, а они заезжие менестрели, во-вторых, я не придумал заранее никакого имени. Я порылся в памяти, подыскивая подходящее, и после затянувшейся паузы выпалил:

— Коб, — а потом с содроганием подумал, почему это я выбрал имя человека, которого я когда-то знал и убил.

— Что ж… Коб. — Хани помолчала, прежде чем произносить это имя, так же как это сделал я. — Может быть, у нас и найдутся для тебя новости, и мы с удовольствием приняли бы кружечку чего-нибудь, все равно, был ты когда-то лордом или нет. Так кто должен тебя искать на дороге?

— Простите? — спросил я тихо и поднял кружку, чтобы подать сигнал кухонному мальчику.

— Это сбежавший подмастерье, отец, — сказала Хани с величайшей уверенностью. — У него с собой футляр писца, но волосы слишком длинные, а на пальцах нет ни капли чернил. — Она рассмеялась, увидев досаду на моем лице, о причине которой даже не подозревала. — Да ладно… Я менестрель. Когда мы не поем, то замечаем все вокруг, чтобы найти подходящий сюжет для песни. Ты же не думаешь, что все мы слепые.

— Я не сбежавший подмастерье, — сказал я тихо, но у меня не было готовой легенды, которая бы могла последовать за этим заявлением. Как бы стукнул меня по пальцам Чейд из-за такого промаха!

— Нам все равно, кто ты, парень, — успокоил меня Джош. — В любом случае, мы не слышали никаких криков разгневанных писцов, ищущих потерянного помощника. В эти дни многие были бы счастливы, если бы от них убежали парнишки-помощники. Голодным ртом меньше в эти тяжелые времена.

— А у мальчика-писца вряд ли будут такие шрамы на лице и сломанный нос, если ему повезет с хозяином, — заметила Пайпер с симпатией. — Так что нечего тебя винить, если ты удрал.

Пришел наконец кухонный мальчик, и они великодушно отнеслись к моему плоскому кошельку, заказав для себя только по кружке пива. Сперва Джош, а потом и женщины пересели за мой стол. Кухонный мальчик, вероятно, переменил свое отношение ко мне, увидев, что я хорошо отношусь к менестрелям, потому что наполнил и мою кружку, не взяв с меня денег. Тем не менее мне пришлось разменять еще одну серебряную монету, чтобы заплатить за угощение. Я попытался отнестись к этому философски и решил обязательно дать медяк мальчику, когда буду уходить.

— Итак, — начал я, когда мальчик ушел, — какие новости с реки?

— А разве ты сам не отсюда? — едко спросила Хани.

— Нет, моя леди. По правде говоря, я навещал друзей-пастухов, — сымпровизировал я. Манера Хани начинала утомлять меня.

— Моя леди, — сказала она тихонько Пайпер и выкатила глаза. Пайпер захихикала. Джош не обратил на них внимания.

— В эти дни идти вниз по реке почти то же самое, что и вверх. Становится только хуже, — сказал он мне. — Времена тяжелые, а для фермеров они скоро будут еще тяжелее. Все зерно, которое они собрали для еды, ушло на уплату налогов, так что детей кормят тем, что собирались посадить на будущий год. В поля пойдут только остатки, а никакой человек не сможет вырастить больше, посадив меньше. Со стадами и пастухами то же самое. И никаких надежд, что к следующему урожаю налоги уменьшатся. Даже девушки-гусятницы, которые собственных лет не могут сосчитать, знают, что, если от меньшего отнять большее, на столе останется только голод. Хуже всего тем, кто живет у моря. Если человек уходит ловить рыбу, он не может знать, что найдет на месте своего дома, когда вернется. Фермер засевает поле, зная, что зерна все равно не хватит для семьи и для налогов и совсем ничего не останется, если ему нанесут визит красные корабли. Есть одна неглупая песенка про фермера, в которой говорится сборщику налогов, что его работу уже сделали пираты.

— Правда, только глупые менестрели поют ее, — жестко напомнила ему Хани.

— Значит, красные корабли продолжают терзать берега Бакка, — тихо сказал я.

Джош коротко и горько рассмеялся.

— Бакка, Бернса, Риппона и Шокса… Вряд ли пиратов волнует, где кончается одно герцогство и начинается другое. Если у берегов плещется море, они придут к ним.

— А наши корабли?

— Те, которые пираты отняли у нас, в полном порядке. Те, которые остались защищать нас, — что ж, они причиняют пиратам столько же хлопот, сколько комары коровам.

— Разве теперь никто не защищает Бакк? — Я услышал отчаяние в собственном голосе.

— Леди Баккипа. Есть люди, которые говорят, что она только кричит и бранится, но другие знают: она ни от кого не требует того, чего не смогла сделать сама. — Арфист Джош говорил так, как будто знал это из первых рук.

Я был заинтригован, но не хотел показаться излишне невежественным.

— Например?

— Все, что она может. Она больше не носит драгоценностей. Она продала их все и вложила деньги в оплату патрульных кораблей. Она продала свои родовые земли и заплатила этими деньгами наемникам, чтобы оснастить башни. Говорят, что она продала ожерелье, которое ей подарил принц Чивэл, — рубины его бабушки — самому королю Регалу, чтобы купить зерно и строительный лес для поселков Бакка, которые нужно восстанавливать.

— Пейшенс, — прошептал я.

Я видел однажды эти рубины, давно, когда мы только что познакомились. Она считала их слишком ценными даже для того, чтобы надевать, но показала их мне и сказала, что когда-нибудь их будет носить моя невеста. Давным-давно. Я отвернулся, чтобы не выдать себя.

— Где ты проспал весь прошлый год… Коб, что ничего этого не знаешь? — саркастически спросила Хани.

— Я уезжал, — ответил я тихо, снова повернулся к столу и с трудом встретил ее взгляд. Я надеялся, что на моем лице ничего не отразилось.

Она склонила голову набок и улыбнулась мне.

— Куда? — весело контратаковала она. Она мне совсем не нравилась.

— Я жил один, в лесу, — сказал я наконец.

— Почему? — Она улыбалась, нажимая на меня. Я был уверен, что она знает, в какое неловкое положение ставит меня.

— Вероятно, потому, что я так хотел. — Это прозвучало очень похоже на Баррича, и я чуть было не оглянулся поискать его.

Она поджала губы, ничуть не раскаиваясь, но арфист Джош слишком резко поставил на стол кружку с элем. Взгляд его слепых глаз, который он метнул на дочь, был всего лишь короткой вспышкой, но Хани внезапно успокоилась. Она положила руки на край стола, как ребенок, которого выбранили. Я думал, что она смущена, пока не встретил брошенный из-под ресниц взгляд. Ее быстрая улыбка была вызывающей. Я отвернулся, не понимая, почему она все время клюет меня. Лицо Пайпер покраснело от сдерживаемого смеха. Я опустил глаза, ненавидя краску, которая неожиданно залила мое лицо.

Пытаясь снова завязать разговор, я спросил:

— Есть свежие новости из Баккипа?

Арфист Джош засмеялся:

— Немного свежих неприятностей, о которых стоило бы рассказывать. Все одно и то же, меняются только названия городов и поселков. О, есть, правда, одна новость, очень даже интересная. Говорят, что король Регал собрался повесить самого Рябого Человека.

Я как раз делал очередной глоток. Поперхнувшись, я спросил:

— Что?

— Это глупая шутка, — заявила Хани. — Король Регал велел кричать на каждом углу, что он заплатит сто золотых любому, кто приведет ему человека в шрамах от оспы, или сотню серебряных монет каждому человеку, который может что-нибудь рассказать о нем.

— Человек в шрамах от оспы? Это все описание? — спросил я осторожно.