Странствия убийцы - Хобб Робин. Страница 29
— Я? Нет, не учился. Но у меня всегда была хорошая память. — Было трудно не удержаться от этой похвалы, хотя Хани фыркнула и покачала головой, услышав слова отца.
— Как по-твоему, ты можешь повторить всю балладу? — с вызовом спросил Джош.
— Может быть, — рискнул я. Я знал, что могу. Баррич и Чейд много тренировали мою память, а за сегодняшний день я услышал эту балладу столько раз, что не мог отделаться от нее.
— Тогда попробуй. Но только не проговаривай. Спой.
— У меня нет голоса.
— Если ты можешь разговаривать, значит, можешь и петь. Попробуй. Сделай одолжение старику.
Может, я просто слишком привык подчиняться старикам, чтобы возражать. Может, дело было в выражении лица Хани, которое ясно говорило о том, что она сомневается в моих способностях.
Я прочистил горло и начал. Я пел тихо, пока он не показал мне знаком, чтобы я прибавил голосу. Он кивал, пока я пробивался сквозь длинный рассказ, и морщился, когда я перевирал мотив. Я уже дошел почти до середины, когда Хани сухо заметила:
— Рыба горит.
Я оборвал песню и бросился к огню, чтобы вытолкнуть из углей камень с рыбой. Хвосты подгорели, но остальное было в порядке. Мы разделили рыбу. Я ел слишком быстро. Даже двойная порция не насытила бы меня, но приходилось довольствоваться тем, что было. Дорожный хлеб был на удивление вкусным, а потом Пайпер приготовила котелок чая. Мы устроились на одеялах у огня.
— Коб, ты хорошо зарабатываешь письмом? — неожиданно спросил меня Джош. Я хмыкнул.
— Не так хорошо, как мне хотелось бы. Но я обхожусь.
— Не так хорошо, как ему хотелось бы, — с издевкой проговорила Хани Пайпер.
Арфист Джош не обратил на нее внимания.
— Ты, конечно, слишком взрослый для этого, но тебя можно было бы научить петь. У тебя не такой плохой голос. Ты поешь как мальчик, еще не зная, что у твоего голоса мужская глубина и теперь ты можешь овладеть им. У тебя прекрасная память. Ты играешь на каком-нибудь инструменте?
— На морских рожках. Но не очень хорошо.
— Я мог бы научить тебя делать это как следует. Если бы ты остался с нами…
— Отец! Мы его едва знаем! — хмыкнула Хани.
— Я мог бы сказать тебе то же самое, когда ты ходила к нему прошлой ночью, — кротко возразил он.
— Папа, мы только разговаривали. — Она метнула в меня яростный взгляд, как будто я предал ее. Язык мой прилип к гортани.
— Я знаю, — кивнул Джош. — Слепота обострила мой слух. Но если ты рассудила, что будешь в безопасности, разговаривая с ним наедине, ночью, то я рассудил, что мы будем в безопасности, предложив ему наше общество. Что скажешь, Коб?
Я медленно покачал головой:
— Нет. И тем не менее спасибо вам. Я ценю то, что вы предложили мне, тем более что мы почти незнакомы. Я пойду с вами до следующего города и пожелаю вам найти там других спутников, которые могли бы защитить вас. Но… На самом деле я не хочу…
— Ты потерял кого-то дорогого тебе. Это я понял. Но полное одиночество не идет на пользу ни одному человеку, — тихо сказал Джош.
— Кого ты потерял? — прямо спросила Пайпер. Я пытался решить, что сказать, чтобы обезопасить себя от новых вопросов.
— Моего дедушку, — произнес я наконец, — и мою жену. — Сказать это было все равно что открыть старую рану.
— Что случилось? — спросила Пайпер.
— Мой дедушка умер. Моя жена ушла от меня. — Я говорил кратко, надеясь, что она оставит меня в покое.
— Старые в конце концов умирают, — мягко начал Джош, но Хани оборвала его.
— Что за любовь ты потерял? Что ты должен женщине, которая покинула тебя? Если только ты не дал ей повода уйти.
— Я не дал ей повода остаться, — против воли ответил я. — Пожалуйста, — добавил я тихо. — Я не хочу говорить об этом. Совсем. Я провожу вас до следующего города, а потом пойду своим путем.
— Прямо сказано, — с сожалением проговорил Джош. Что-то в его тоне заставило меня думать, что я был груб, но я не мог вспомнить слов, о которых стоило пожалеть.
В этот вечер было мало разговоров, и я был благодарен им за это. Пайпер сказала, что она будет сторожить наш сон первой, а Хани второй. Я не возражал, потому что знал, что в эту ночь нас будет охранять Ночной Волк. Мало кто может пройти мимо него. На открытом воздухе я спал лучше и быстро проснулся, когда Хани наклонилась и потрясла меня за плечо. Я сел, потянулся и кивнул ей, давая знать, что она может идти спать. Я встал, поворошил костер и сел около него. Хани подошла и села рядом со мной.
— Я тебе не нравлюсь, верно? — спросила она. Голос ее был мягким.
— Я не знаю тебя, — ответил я, как мог тактично.
— Угу. И не хочешь знать, — заключила она. Она оценивающе посмотрела на меня. — Но я хотела узнать тебя с тех пор, как увидела, что ты покраснел в трактире. Ничто так не вызывает моего любопытства, как мужчина, который краснеет. Я знала очень мало мужчин, которые становились совершенно пунцовыми только потому, что женщина засекла, как они на нее смотрят. — Голос ее стал низким и грудным, и она доверительно наклонилась вперед. — Мне бы очень хотелось узнать, отчего это кровь так прихлынула к твоему лицу?
— Только оттого, что я был очень груб, так как смотрел слишком пристально, — ответил я ей честно.
Она улыбнулась.
— Это не то, что я думала, когда смотрела на тебя. — Она облизнула губы и придвинулась ближе. Я внезапно ощутил такую пронзительную тоску по Молли, что мне стало больно.
— Мое сердце не подходит для этой игры, — сказал я прямо и встал. — Пойду-ка я наберу хворосту.
— Похоже, я знаю, почему твоя жена ушла от тебя, — ехидно сказала Хани. — Сердце, говоришь? Боюсь, твоя проблема малость пониже. — Она повернулась и ушла к своему одеялу. Все, что я испытывал, — это облегчение от того, что она отвязалась от меня. Я сделал то, что хотел, — пошел за хворостом.
Наутро я спросил Джоша:
— Далеко ли до следующего города?
— Если мы будем идти с той же скоростью, что и вчера, то будем там завтра к полудню.
Я отвернулся, услышав разочарование в его голосе.
Когда мы вскинули за плечи сумки и тюки и двинулись дальше, я с горечью размышлял о том, как ушел от людей, которых знал и любил, пытаясь избежать того, что подстерегло меня сейчас, в обществе незнакомцев. Я подумал, есть ли какая-нибудь возможность жить среди людей и не быть связанным их ожиданиями и доверием.
День был теплым, но не слишком. Если бы я был один, мне было бы даже приятно идти по дороге. С одной стороны в лесу перекликались птицы. С другой стороны сквозь редкие деревья была видна река. Вниз по течению двигались баржи, вверх медленно поднимались весельные корабли. Мы разговаривали мало, и через некоторое время Джош и Пайпер начали повторять «Жертву Кроссфайер». Когда она запнулась на какой-то строчке, я не подсказал ей.
Мысли мои блуждали. Все было настолько легче, когда мне не приходилось беспокоиться о следующей трапезе и чистоте рубашки. Я считал, что ловко обращаюсь с людьми и искусен в своей профессии. Но у меня был Чейд, с которым можно было строить планы, и было время подготовить то, что я скажу и сделаю. Я справлялся с делами не так хорошо, когда приходилось довольствоваться собственным разумом и тем, что я мог нести на своей спине. Лишенный всего, на что я когда-то бездумно полагался, я начал сомневаться не только в своем мужестве. Теперь я спрашивал себя, на что я вообще гожусь. Убийца, человек короля, воин, мужчина… Я пытался вспомнить порывистого юнца, который работал веслом на «Руриске», военном корабле Верити, и не задумываясь бросался в битву, размахивая топором. Трудно поверить, что это был я.
В полдень Хани разделила остатки дорожного хлеба. Его было не много. Женщины шли впереди, тихо разговаривая друг с другом, жевали сухой хлеб и запивали его водой. Я рискнул предложить Джошу разбить лагерь пораньше, чтобы у меня было время поохотиться или поймать рыбу.
— Тогда мы не доберемся до следующего города к завтрашнему полудню.
— Если мы сделаем это к завтрашнему вечеру, от меня не убудет, — тихо заверил я его. Он повернул голову, возможно, для того, чтобы лучше расслышать меня, но его затянутые дымкой глаза, казалось, смотрели прямо мне в душу. Было трудно вынести мольбу, которую я видел в них, но я не ответил на нее.