Судьба Шута - Хобб Робин. Страница 31

– Ты уверен, что не хочешь вернуться в каюту? – спросил Олуха Дьютифул.

– Уверен. Там пол поднимается, а потом падает.

У принца на лице появилось озадаченное выражение.

– Но палуба тоже поднимается и опускается.

Теперь удивился Олух.

– Нет. Корабль скачет на воде. Это не так плохо.

– Понятно. – Похоже, Дьютифул потерял надежду договориться с Олухом. – Ладно, скоро ты привыкнешь, и твоя морская болезнь пройдет.

– Ничего не пройдет, – мрачно ответил Олух. – Сада сказала, что меня все будут утешать и говорить, будто я привыкну, но это вранье. Ее тошнит всякий раз, когда она садится на корабль, и ничего никуда не девается. Вот почему она не поплыла со мной.

Я понял, что начинаю ненавидеть Саду, а ведь я даже не был с ней знаком.

– Ну, Сада ошибается, – резко возразил Чейд.

– Ничего не ошибается, – упрямо повторил Олух. – Видишь, меня тошнит. – И он наклонился над перилами.

– У него пройдет, – сказал Чейд, но его голос звучал не так уверенно, как прежде.

– У тебя есть какие-нибудь травы? – спросил я. – Может быть, имбирь?

Чейд остановился.

– Отличная мысль, Баджерлок. Думаю, я смогу что-нибудь найти. Я попрошу заварить для него крепкий имбирный чай и пришлю сюда.

Когда прибыл чай, он пах не только имбирем, но еще валерианой и бальзамником. Я оценил идею Чейда. Сон может стать лучшим лекарством для болезни Олуха. Протягивая ему чашку, я твердо сказал, что это известное средство, которым моряки пользуются при морской болезни, и что оно наверняка ему поможет. Олух с сомнением посмотрел на чашку; по-видимому, мои слова казались ему не настолько заслуживающими доверия, как мнение Сады. Он сделал глоток, решил, что ему нравится вкус имбиря, и осушил чашку до дна. К сожалению, через пару минут чай с такой же скоростью извергся из него в море. Часть пошла носом, ошпарив нежную кожу, и Олух категорически отказался выпить еще даже маленькими глотками.

Я провел на борту корабля два дня, но мне казалось, что не меньше полугода.

Наконец солнце вышло из-за туч, но ветер и брызги уносили то малое тепло, которое оно нам обещало. Закутавшись в сырое одеяло, Олух провалился в сон. Он дергался и стонал, сражаясь с кошмарами, пропитанными его болезненной песней. Я сидел рядом с ним на мокрой палубе и пытался разобраться с заботами, свалившимися на мою голову. Здесь и нашел меня Уэб.

Я поднял голову, и он мне кивнул. Потом он встал около перил и поднял глаза к небу. Проследив за его взглядом, я увидел морскую птицу, которая лениво кружила над кораблем. Я никогда не встречал ее, но догадался, что это Рииск. Связь между человеком и птицей, казалось, была соткана из голубого неба и пенящейся воды. Я почувствовал их общее удовольствие, которым они приветствовали день, и постарался не думать о своем одиночестве. Магия Уита предстала передо мной в своем естественном проявлении, это было единение человека и животного, их взаимное уважение друг к другу и радость союза. Сердце Уэба парило вместе с птицей. Я знал, что они разговаривают, и представил себе, как Рииск делится радостью полета с человеком.

Только когда я чуть-чуть расслабился, я понял, как сильно были напряжены мои мышцы. Олух погрузился в более глубокий сон, его лицо немного разгладилось, а песня стала не такой пугающей. Покой, который излучал Уэб, коснулся нас обоих, но я понял это не сразу. Его теплое спокойствие окутало меня, и мои страхи и беспокойство куда-то отступили. Возможно, он использовал Уит, но я до сих пор ничего подобного не встречал и не переживал. Я вдруг обнаружил, что улыбаюсь, Уэб улыбнулся мне в ответ, и я увидел, как сверкнули белые зубы.

– Отличный день для молитвы. Впрочем, для молитвы годится любой день.

– Так вот вы что делали! Молились? – Он кивнул, и я поинтересовался: – И о чем вы просили богов?

– Просил? – Уэб удивленно приподнял брови.

– Разве не для этого нужна молитва? Чтобы попросить богов дать тебе то, что ты хочешь.

Уэб рассмеялся, и его голос прозвучал точно порыв ветра, только добрее.

– Думаю, так молятся некоторые люди. Я – нет. Больше – нет.

– В каком смысле?

– Ну, мне кажется, дети просят богов помочь им отыскать пропавшую куклу, чтобы отец принес домой хороший улов рыбы или чтобы никто не вспомнил, что они не выполнили поручения. Дети думают, будто они знают, что для них лучше, и не боятся просить об этом богов. Но я повзрослел много лет назад, и мне стыдно заблуждаться на сей счет.

Я сел, поудобнее прислонившись к лееру. Думаю, если приспособиться к качке, в таком положении можно даже отдохнуть. Мои мышцы отчаянно протестовали, и я понял, что у меня болит все тело.

– Ну хорошо, а как молится взрослый мужчина?

Уэб с изумлением посмотрел на меня, а. потом опустился рядом.

– Разве вы не знаете? А как вы сами молитесь?

– Никак. – Впрочем, я подумал немного и, рассмеявшись, поправился: – Если только я не напуган до смерти. Тогда я молюсь, как молятся дети. «Помоги мне выбраться отсюда, и я больше не буду совершать глупостей. Позволь остаться в живых».

Уэб расхохотался вместе со мной.

– Ну, складывается впечатление, что до сих пор все ваши молитвы были услышаны. А вы сдержали слово, данное богам?

Я покачал головой и грустно улыбнулся.

– Боюсь, что нет. Просто я всякий раз нахожу новые приключения на свою голову и совершаю новые глупости.

– Именно. Мы все так поступаем. В конце концов я понял, что недостаточно мудр, чтобы просить что-нибудь у богов.

– Понятно. В таком случае, как же вы молитесь, если вы ни о чем не просите?

– Ну, для меня молитва – это скорее возможность послушать, чем попросить. После стольких лет у меня осталась всего одна молитва. Мне потребовалась целая жизнь, чтобы ее найти. Думаю, она одинакова для всех людей – нужно только подумать, и вы поймете.

– И какова же она?

– Подумайте, – улыбнувшись, предложил он мне. Потом Уэб встал и посмотрел на воду. Паруса плывущих за нами кораблей раздувались, точно горлышки голубей, ухаживающих за самками. Красивое зрелище. – Я всегда любил море. И начал плавать на кораблях еще прежде, чем научился говорить. Мне жаль, что у вашего друга сложится не слишком приятное впечатление о нашем путешествии. Скажите ему, пожалуйста, что это пройдет.

– Я пытался. Он мне не верит.

– Печально. Ну, желаю вам удачи. Возможно, когда он проснется, ему будет лучше.

Уэб уже собрался уйти, когда я вспомнил, что у меня к нему есть дело. Я вскочил на ноги и окликнул его.

– Уэб? Свифт сел на корабль вместе с вами? Помните, мальчик, о котором я вам говорил?

Он остановился и повернулся ко мне.

– Да. А что?

Я жестом попросил его подойти поближе.

– Вы помните, что именно с ним я просил вас поговорить? Про Уит?

– Разумеется. Вот почему я так обрадовался, когда он пришел ко мне и предложил стать моим пажом, если я соглашусь взять его к себе и учить. Можно подумать, я знаю, что должен делать паж! – Он рассмеялся такому очевидно забавному предположению, но тут же посерьезнел, увидев мое мрачное лицо. – А что такое?

– Я велел ему возвращаться домой, поскольку узнал, что он не получил разрешения родителей находиться в Баккипе. Они думают, что он сбежал из дома, и ужасно переживают из-за его исчезновения.

Уэб молча обдумывал новость, причем на его лице ничего не отразилось. Затем он с сочувствием покачал головой.

– Наверное, это ужасно, когда кто-то, кого ты любишь, вдруг исчезает и ты не знаешь, что с ним стало.

Я подумал о Пейшенс и спросил себя, не для меня ли предназначены его слова. Возможно, и нет, но упрек в них все равно меня задел.

– Я велел Свифту возвращаться домой. Он должен работать в доме своих родителей до тех пор, пока либо не станет взрослым, либо они не отпустят его.

– Так считают некоторые. – Тон Уэба говорил о том, что он не согласен. – Но порой родители предают своих детей, и тогда, я думаю, дети перестают быть их должниками. Я считаю, что дети, с которыми плохо обращаются в семье, поступают мудро, покинув свой дом.