Судьба Шута - Хобб Робин. Страница 76

– У меня для вас приготовлен горячий чай, – с поклоном сказал он.

Его голос донесся до нас сквозь немолчный шум ветра. Больше Шут ничего не прибавил. Затем он жестом пригласил нас к своей палатке, повернулся и зашагал к ней.

– Вы его знаете? Кто это? – осведомился Аркон Бладблейд, рука которого легла на рукоять меча.

– Я знаю его много лет, – угрюмо ответил Чейд. – Но как он сюда попал, не имею ни малейшего представления.

Принц пытался скрыть свое изумление. Он бросил вопросительный взгляд в мою сторону, но я быстро опустил глаза.

Это был лорд Голден? — Дьютифул искренне недоумевал, изменения внешности поставили его в тупик.

Нет. И это не Шут. Но они разные грани одного и того же.

Только не надо драматизировать, — раздраженно вмешался Чейд, недовольный нами обоими.

– Он для нас не опасен, – вслух сказал Чейд. – Я сам с ним разберусь. Пусть стражники останутся здесь и помогут разгрузить вещи. Необходимо перенести все за линию прибоя и надежно защитить от проникновения влаги.

Чейд с удивительной ловкостью избавился от меня, решив наедине поговорить с Шутом и выяснить, что происходит. Я хотел нарушить его приказ и вместе с ним пойти в палатку Шута. Но тут меня подтолкнул в бок Риддл.

– Похоже, нам придется им помочь.

К берегу подошла шлюпка с Олухом и свитой принца из обладателей Уита. Олух так вцепился в борта шлюпки, что костяшки его пальцев побелели. Уэб положил ему руку на плечо, но Олух лишь сжался. Я вздохнул и двинулся ему на помощь. На следующей шлюпке к берегу приближались воины Хетгарда.

Когда весь груз доставили с корабля на берег и надежно укрыли парусиной, уже стемнело. Я успел бросить быстрый взгляд на бочонки, которые Чейд приказал погрузить в самый последний момент. Нет, это не бренди. Из одного из них просыпался какой-то белый порошок. Меня охватили дурные предчувствия, когда я узнал субстанцию, с которой экспериментировал Чейд. Тогда он едва не взорвал свой кабинет. Теперь я понял, почему он так возражал, когда Хетгард принял решение ограничить количество воинов. Как он теперь использует свой порошок?

Я размышлял на эту тему, когда мы строили свое временное жилище. Лонгвик оказался хорошим командиром и всем нашел дело – стражникам и обладателям Уита. Он выбрал самую высокую возвышенность с плоской вершиной, откуда открывался хороший вид на окрестности. Наши палатки были установлены ровными рядами, стражники выкопали ямы для отбросов и собрали запасы плавника для костра. Неподалеку от лагеря обнаружился ручей с ледяной прозрачной водой.

Хеста, самого молодого из нас, Лонгвик поставил в первую стражу, Драба – здоровенного, как медведь, ветерана – назначил поваром. Дефт и Чарри отправились спать, чтобы позднее сменить Хеста. Риддл получил приказ повсюду сопровождать принца, а моим заботам, как и следовало ожидать, поручили Олуха. Обладатели Уита, которые временно оказались под началом Лонгвика, выполнив менее трудные задания, разбрелись по берегу.

Большинство из них не привыкли к такой работе, в особенности юный Сивил Брезинга. Надо отдать ему должное: юноша охотно выполнял все приказы Лонгвика. Несколько раз я видел, как Сивил бросает неодобрительные взгляды в сторону разноцветной палатки Шута, но свое недовольство он держал при себе. Чейд и принц вместе с нарческой, Пиоттром Блэкуотером и Арконом Бладблейдом приняли приглашение Шута и скрылись в его палатке.

Олух сразу же уселся в палатке, где он должен был жить вместе с Уэбом, Свифтом и мной. Неподалеку горел костер, возле которого возился Драб – варил кашу. Я поставил небольшой котелок на краю костра, чтобы согреть воды для чая. Да, очень скоро у нас возникнут проблемы с топливом – ведь на острове практически нет деревьев. Я нетерпеливо расхаживал возле палатки, дожидаясь, когда закипит вода. Все собаки бегают, где хотят, а мне приходится сидеть на привязи, с тоской подумал я.

Воины Хетгарда поставили свои палатки – каждый для себя – немного в стороне от нас. Они привезли с собой собственные припасы. Я тайком приглядывал за ними. Все они были опытными ветеранами. Имен я не знал. Мне сказали, что для исполнения их долга имеет значение лишь клан, к которому принадлежит каждый из них. Определить клан можно было по татуировке. Медведь, массивный и темный, каким и положено быть медведю, руководил отрядом. Филин был худым стариком, поэтом и бардом. Ворон отличался темными волосами и блестящими глазами. Тюлень оказался низеньким грузным мужчиной, у которого не хватало двух пальцев на левой руке. Самым младшим был Лис, постоянно чем-то недовольный, ему явно не нравилось на Аслевджале.

Орел был высоким поджарым человеком средних лет. В эту ночь ему выпало быть часовым. Остальные устроились возле костра, чтобы поужинать, и о чем-то негромко разговаривали. Орел перехватил мой взгляд, но на его лице ничего не отразилось.

Я не ощущал ни малейшей враждебности с их стороны. В их задачу входило проследить за выполнением правил, навязанных нам Хетгардом, и они не собирались мешать. Более всего они напоминали зрителей, которые пришли понаблюдать за состязанием. На корабле они общались с нами, а их поэт даже подружился с Коклом. Теперь, когда мы оказались на острове, они предпочитали держаться особняком, но я не сомневался, что через пару дней это пройдет. Нас было мало, а окрестный пейзаж производил слишком гнетущее впечатление.

Рядом с разноцветной палаткой Шута поставили два более просторных шатра. В одном из них устроились нарческа и Пиоттр, в другом – Чейд и принц. После высадки я их практически не видел. Шут пригласил их в свою палатку, но что там происходило, осталось для меня тайной. Ни Чейд, ни принц даже намеком не дали мне понять, о чем они говорили с Шутом. Хотя я помогал ставить шатры возле палатки Шута, до меня доносились лишь отголоски их беседы и аромат травяного чая.

Когда спустились сумерки, Шут и группа Уита отправились на корабль, где давал прощальный пир Аркон Бладблейд. Ни он, ни воины клана кабана не собирались с нами оставаться. Я так и не понял, что это означало. Быть может, клан кабана хотел показать, что не имеет ничего общего с дурацким планом клана нарвала или они решили предоставить Пиоттру свободу действий? Я хмурился и пинал ногами камешки. Меня раздражало непонятное поведение наших хозяев. Мне хотелось осмотреть окрестности лагеря, но Олух категорически отказался подняться на борт корабля – даже обещание роскошной трапезы не заставило его изменить решение остаться на острове и разделить простую пищу со стражниками, охранявшими лагерь.

Неожиданно мое внимание привлек звук шагов по мерзлой земле, и я увидел Риддла, который улыбался и махал рукой.

– Райское местечко, – заявил он. – Если, конечно, ты любишь снег, траву и песок. – Он присел у костра и протянул руки к огню.

– Я думал, ты останешься с принцем ночевать на корабле.

– Нет. Он меня отпустил, сказал, что я ему больше не понадоблюсь. Впрочем, стоять и смотреть, как остальные едят, – не самое интересное занятие. А ты что собираешься делать?

– Как обычно. Составлю компанию Олуху. Сейчас я завариваю ему чай.

– Если хочешь, – негромко предложил Риддл, – я могу посидеть здесь и подождать, пока закипит вода. А ты сможешь размять ноги и осмотреть окрестности.

Я с благодарностью принял его предложение. Повернувшись к нашей палатке, я спросил:

– Олух, ты не возражаешь, если я немного пройдусь? Риддл приготовит для тебя чай.

Маленький человечек поплотнее закутался в одеяло.

– Мне все равно, – угрюмо ответил он, его голос все еще был сиплым.

– Ладно. Ты не хочешь составить мне компанию? Если ты будешь двигаться, то согреешься гораздо быстрее. Здесь не так уж холодно, Олух.

– Нет. – Он отвернулся.

Риддл сочувственно кивнул, предлагая мне побыстрее уходить. Я услышал, как он сказал:

– Давай, Олух, сыграй нам на своей свистульке. Быть может темнота немного отступит.

К моему удивлению, Олух согласился. Я даже успел услышать, что он начал наигрывать мелодию материнской колыбельной. Я в буквальном смысле ощутил, как он сосредоточился на музыке и как постепенно слабеет направленная в мою сторону враждебность. Мне вдруг показалось, что с моих плеч сняли тяжелую ношу. И хотя Олуху приходилось часто останавливаться, чтобы перевести дыхание, мне показалось, что его хворь отступает.