Волшебный корабль - Хобб Робин. Страница 143

Но — волновался. Причем совершенно безбожно. И в особенности от того, что взгляд у Альтии был нехорошо рассредоточенный…

Он предупредил ее:

— Волосы выстричь придется.

Он ждал, что она примется возражать, но она лишь пробормотала:

— Валяй… если надо.

Он пристально посмотрел на нее:

— Так сколько раз тебя огрели?

— Дважды… кажется.

— Расскажи, как это было. Вообще расскажи все, что помнишь.

Она стала говорить. То связно, то не очень. Он тем временем взял ножницы и принялся выстригать волосы около раны. История, которую излагала Альтия, не давала ему повода гордиться собственной сообразительностью. Скорее наоборот. Все сходилось на том, что на них с «юнгой Эттом» с самого начала положили глаз цапуны. И, если бы не счастливая случайность, — сидеть бы им сейчас обоим в темном трюме «Резвушки», да пожалуй что в кандалах… Рана, которую он обнаружил у Альтии в волосах, была с его мизинец длиной. Кожа отставала от черепа, если потянуть за косичку. И кровь продолжала слабо сочиться даже после того, как он отчекрыжил изрядное количество прядей по сторонам. Он вытер все тряпочкой.

— Придется зашивать, — сообщил он Альтии. Ему все больше плохело и от последствий отравы, и от мысли о том, что вот сейчас придется протыкать иголкой ее кожу. По счастью, у Альтии, похоже, тумана перед глазами было еще больше, чем у него самого. Зелье, подмешанное цапунами им в пиво, действовало на совесть…

Щурясь на мерцающий желтоватый свет фонаря, он кое-как продел в кривую иголку тонкую нитку. Пальцы, огрубевшие от мозолей, едва ее осязали. Ко всему прочему нить была скользкая. «Сколько лет я штопаю одежду и чиню паруса?… Значит, и тут справиться должен…»

— Сиди смирно! — предупредил он ее, без особой, впрочем, нужды. И опасливо приставил острие иглы к ее коже. «Надо протыкать неглубоко, а то потом будет не вытащить…» Он слегка надавил на иглу. Она и не подумала втыкаться, лишь сдвинула весь кожный лоскут. Он надавил сильнее.

— Ой! — вскрикнула Альтия. И отшвырнула его руку. — Ты что там творишь?

Она повернулась и свирепо уставилась на него.

— Я же сказал тебе. Рану надо зашить.

— А-а… — и добавила, помолчав: — Я, верно, прослушала. — Она потерла глаза, потом потянулась к затылку, чтобы осторожно пощупать. Потом жалобно протянула: — Кажется, действительно шить надо… — Крепко зажмурила глаза, потом попробовала проморгаться. И посетовала: — Ни тебе как следует проснуться, ни сознание потерять! В тумане каком-то плаваю, чтоб его…

— Дай посмотрю, что у меня там найдется… — И, припав на колено, он снова начал рыться во врачебных припасах. — Да они годами лекарства не покупали! — проворчал он недовольно. Альтия заглядывала в короб через его плечо. — Половина коробок вовсе пустые. Травы, которым положено быть бурыми или зелеными, аж посерели от древности. А плесенью-то воняет…

— Может, так и положено, чтобы воняло? — предположила она. Он буркнул:

— Понятия не имею.

— Дай я сама посмотрю. Я на «Проказнице» всегда покупала снадобья, когда мы причаливали. — И она оперлась на его спину, чтобы получше рассмотреть содержимое короба. Посмотрела на свет несколько пузырьков и отставила их в сторонку. Открыла крохотный горшочек и неодобрительно сморщилась от незнакомого запаха. Вновь закрыла крышечку. — Ничего полезного, — вынесла она приговор. И плотнее устроилась на койке: — Ладно, шей так, а я буду держать. Постараюсь не очень вертеться…

— Погоди-ка, — проговорил Брэшен без особой охоты. Дело было в том, что он приберег кусочек циндина. Не очень большой кусочек, но все-таки способный скрасить ему какой-нибудь особо мерзопакостный день. Он вынул его из кармана куртки и смахнул приставшие крошки. Он показал кусочек Альтии и разломил его надвое, пояснив: — Циндин. Поможет проснуться… и подбодрит. Смотри, как это делается.

И он сунул катышек за губу, придавив языком. Во рту разлилась знакомая горечь. «Да… Если бы не вкус циндина, я бы, может, ту пакость в пиве и распознал…» Гадать было все равно без толку. Он отодвинул циндин подальше от уже полученного и саднившего ожога.

— Сначала будет очень горько, — предупредил он Альтию. — Это из-за полыни, которую туда добавляют. Чтоб соки в тебе быстрее бежали…

Она с большим сомнением взяла предложенный кусочек и положила в рот. Сморщилась… потом стала ждать глядя ему в глаза. И спросила:

— Жжет… так и положено?

Он кивнул:

— Крепкое зелье попалось. Двигай его во рту, не держи на одном месте подолгу. — Выражение ее лица начало постепенно меняться, и он почувствовал, как по его собственной физиономии расползается ответная улыбка: — Ну как? Ничего?

Она негромко рассмеялась:

— И быстро подействовало…

— Так же быстро и кончится. Честно говоря, я не сталкивался, чтобы он кому-нибудь навредил… Если только прямо на вахте не начинали жевать.

Было видно, как неуклюже с непривычки она двигает горький катышек за губой.

— Мой отец всегда говорил, что люди балуются циндином в ущерб сну. И потом заступают на вахту, а у самих глаза слипаются. Если же действие циндина еще продолжается, моряки делаются слишком самоуверенными и только и делают, что понапрасну рискуют… «Рисковые ребята весь корабль губят». Он любил это повторять…

— Я помню, — кивнул Брэшен. — Пока плавал на «Проказнице», Альтия, ни разу не прикасался к циндину. Я слишком уважал твоего отца и не пробовал его обмануть.

Они помолчали. Потом она вздохнула:

— Ладно… Шей, что ли.

— Сейчас. — И он снова взял в руки нитку с иголкой. Альтия следила за ней глазами. Уж не слишком ли пробудил ее циндин?… — Тесно тут у меня, — пожаловался Брэшен. — Вот что, ложись-ка на койку и поверни голову. Вот так… очень хорошо… — И он присел на корточки рядом с койкой. Так действительно было лучше: он мог видеть, что делает… ну, почти. Он снова промокнул слабо сочившуюся кровь и вынул из раны несколько прилипших волосков. — Теперь держи кожу… Нет, не так, а то я тебе пальцы к затылку пришью… Давай покажу. — Он расположил ее руки так, чтобы было удобнее шить, а его собственное запястье вовсе не случайно мешало ей подглядывать за его работой. — Ну, терпи. Постараюсь побыстрее управиться…

— Лучше шей тщательно, — попросила она. — И туго не затягивай. Просто чтобы края сошлись. А то потом они знаешь как вспучатся?

— Попробую… Я, знаешь, никогда прежде не пробовал… Зато много раз видел, как это делается!

Она снова передвинула во рту циндин, и он последовал ее благому примеру. Вот она стиснула челюсти… И он начал шить. Он старался не думать о боли, которую поневоле ей причиняет. Лишь о том, чтобы сделать все по возможности тщательней. Вот ему удалось наконец проколоть кожу… ее пришлось плотно прижимать пальцем к черепу, продергивая иглу. Самым сложным оказалось протащить нить. Звук при этом раздавался такой, словно она должна была вот-вот рассечь кожу. Очень неприятно. Альтия крепко сжимала зубы. Каждый очередной стежок заставлял ее содрогаться, но она так и не вскрикнула.

Когда все было готово, он завязал последний узелок и обрезал излишек нити.

— Ну вот, — сказал он Альтии и бросил иглу в сторону. — Можешь отпускать. Посмотрю хоть, что получилось.

Ее руки сползли на койку. У нее все лицо было в поту. Брэшен критически осмотрел шов… Не шедевр, конечно, а впрочем, кожа держалась. Он удовлетворенно кивнул.

— Спасибо, — тихо поблагодарила она.

— Это тебе спасибо. — Наконец-то он выговорил то, что давно следовало сказать. — Я у тебя в долгу… Если б не ты, сидел бы я сейчас как миленький в трюме «Резвушки»…

Наклонился и поцеловал Альтию в щеку. Он никак не ждал, что ее рука обовьет его шею, а вместо щеки его рот натолкнется на ее губы. Брэшен потерял равновесие и вынужден был ухватиться за край койки… но поцелуя не оборвал. Ее губы отдавали циндином. Ее рука лежала на его шее, и это прикосновение пьянило не менее самого поцелуя.

Как же долго к нему никто не прикасался вот так…