Волшебный корабль - Хобб Робин. Страница 91

— Поступайте так, как я вас научу. Следуйте за мной, и я приведу вас к миру и процветанию!

На сей раз он едва не оглох от радостного рева. И — улучил-таки момент, чтобы тайком опустить глаза и обменяться понимающей улыбкой с крохотным личиком у себя на запястье.

Празднество длилось долго. Оно заняло весь вечер, всю ночь и даже часть утра. Жители Кривохожего так насосались своего ужасающего пойла, что едва стояли на ногах. Как они умудрялись глотать подобный напиток — оставалось их тайной; Кеннит, едва пригубив его, и то ощутил, как прокисает нутро. Во время какой-то передышки в буйном веселье Соркор подобрался к своему капитану и умолял простить его за то, что имел грех в нем усомниться. Еще он сознался, что доселе считал Кеннита человеком полностью бессердечным, наделенным холодной жестокостью морского змея. Кеннит не стал спрашивать, что заставило его так резко переменить свое мнение. Он уже слышал, причем из нескольких разных уст, какое неизгладимое впечатление умудрился на всех произвести, когда — а ведь его по праву называли одним из самых закаленных капитанов пиратского архипелага! — так вот, когда этот капитан расплакался при виде страданий невольников в загаженном трюме. Итак, он их спас. Он плакал над ними. Он вернул им не только свободу, но и давно. утраченную родню.

Тут до него дошло (увы, слишком поздно) что при подобном раскладе он мог бы прибрать Кривохожий к рукам и не отдавая им задаром корабль… Но что сделано — то сделано. Всяко-разно половина от всего, что они сумеют захватить, ему точно достанется. Причем безо всяких дальнейших усилий.

Одним словом, начало было положено. И, кажется, неплохое начало…

— Я просто хотела бы повидать его перед отплытием. И мама тоже хотела бы…

* * *

Сказав так, Кефрия торопливо поднесла ко рту чайную чашку и отпила. Она пыталась сделать вид, будто мимоходом просит мужа о самой незначительной мелочи. А вовсе не о чем-то всепоглощающе важном.

Кайл Хэвен утер рот салфеткой и положил салфетку на стол.

— Я знаю, дорогая. Конечно, тебе тяжело: ты так долго не виделась с ним, а когда он вернулся после долгой разлуки, его тут же снова у тебя отобрали. Но ты помни вот о чем: из плавания я тебе привезу окрепшего и жизнерадостного паренька. Сына, которым ты сможешь гордиться. Пока же он попросту не понимает, на каком свете находится. Ему с трудом дается учение, он готов пасть духом, и бьюсь об заклад, что под вечер у него все кости трещат… — Кайл поднял свою чашку, заглянул в нее, нахмурился и вновь поставил на блюдце. — Подлей-ка мне еще чаю… То есть если я сейчас позволю ему вернуться домой, к маме и бабушке, он расценит это как возможность нажаловаться. Он примется ныть и скулить, расстроит вас обеих, а кончится тем, что пойдет прахом вся та наука, которую я успел кое-как в него вбить. Нет, Кефрия. Вам лучше не видеться, уж ты мне поверь. Для вас обоих так будет лучше. И для твоей матери тоже. Она и без того достаточно напереживалась из-за утраты Ефрона. Давай не будем причинять ей новую боль.

Кефрия между тем проворно наливала мужу чаи. Как она радовалась, когда он сказал, что позавтракает с нею. Как поверила, что сумеет вымолить у него столь желанную милость…

Он так давно не находил времени побыть с нею наедине. По вечерам он являлся домой совершенно измученный, а утром вскакивал еще до рассвета, чтобы сразу умчаться обратно на свой корабль. Поэтому сегодня, когда он позволил себе немного поваляться в постели, Кефрия сразу затаила надежду, что настроение супруга меняется к лучшему. Когда же он сообщил, что нынче они вместе позавтракают — надежда переросла почти что в уверенность. Но… когда они наконец заговорили об Уинтроу, она тотчас распознала в его голосе такие знакомые нотки. И поняла, что спорить бесполезно. Если она хотела мира в семье, с надеждами следовало распроститься.

Вот уже две недели прошло с того дня, когда Кайл, влепив сыну затрещину, отослал его на корабль. И за все это время он ни разу не заговорил об Уинтроу первым. А когда Кефрия принималась расспрашивать — отвечал односложно. Она чувствовала себя почти так же, как когда-то, в первые дни после его отбытия в монастырь. Не имея представления о том, что с ним сталось, она даже поволноваться за него как следует не могла, ибо не знала, о чем следует беспокоиться. Ей просто мерещились неведомые опасности, расплывчатые, безымянные и оттого еще более страшные. Мерещились все время, пока ее ум не оказывался занят чем-либо иным: Кефрия переживала то за мать, молча несшую свое горе, то за Альтию, пропавшую неизвестно куда. Что ж, ей оставалось утешаться хоть тем, что на сей раз она доподлинно знала, где находится Уинтроу. И потом, Кайл был ему все же отцом. Уж он не допустит, чтобы с мальчиком произошло какое-либо несчастье. И не утаит от нее, если в самом деле будет о чем беспокоиться. Кому, как не отцу, лучше всех знать, как следует поступать с сыном?… Да и твердая рука все же великое дело и иногда ой как требуется! В конце концов, что она, Кефрия, могла понимать в воспитании подрастающих мальчиков?…

Она глубоко вздохнула, силясь привести нервы в порядок, и перешла к следующей теме:

— А… приходила ли Альтия к кораблю?

Кайл сдвинул брови.

— Ни разу с того дня, когда ее прогнал прочь этот идиот Торк. Я же распорядился только на борт ее не пускать, но с причала гонять ее не приказывал. Жалко, что у недоумка не хватило соображения позвать меня, когда она появилась. Уж я бы силком оттащил ее туда, где она должна находиться — домой!

Было вполне очевидно, что мнением самой Альтии по данному вопросу он интересовался в самую последнюю очередь. Если интересовался вообще.

В комнате никого не было, только горничная прислуживавшая за столом, но Кефрия невольно понизила голос:

— Представь, она даже не зашла навестить маму. Я знаю, я спрашивала. Она вообще дома не появлялась! Кайл, как ты думаешь, где она может сейчас быть? Мне уже кошмары по ночам снятся. Что если ее убили? Или… похуже что сделали? А сегодня ночью мне знаешь какая мысль пришла? А вдруг она… как-нибудь тайно пробралась на Проказницу? У нее всегда была такая прочная связь с кораблем… И у нее достанет упрямства проникнуть на борт, где-нибудь спрятаться и тихо сидеть, пока вы не уйдете далеко в море и возвращаться станет слишком хлопотно, и…

— На корабле ее нет. — Тон, которым произнес это Кайл, однозначно свидетельствовал о его отношении к женским глупостям. — Скорее всего, она прячется где-нибудь в городе. Кончатся денежки — и заявится домой как миленькая… Так вот, когда это произойдет, я хочу, чтобы ты была с ней построже. Никаких чтобы мне ахов, охов и рассказов о том, как вы за нее волновались. Не квохчи, как курица. И с бранью на нее не налетай, она ее пропустит мимо ушей. Просто прояви твердость. Держи ее без гроша, пока не начнет вести себя как положено. Да и потом вожжи не очень-то распускай! — Он дотянулся через стол и ласково взял руку жены, что плохо вязалось с его жесткими речами: — Могу я довериться тебе в этом, дорогая? Ты ведь сделаешь это? Для ее же блага, так?

— Ну… — замялась Кефрия. — Это будет не особенно просто… Альтия привыкла добиваться своего. И потом, наша мама…

— Я знаю. Твоя мать сейчас сомневается в правильности решений, которые недавно приняла. Поэтому в нашем деле она очень скверный советчик. Она только что потеряла мужа и боится лишиться еще и дочери. Но она вернее всего потеряет Альтию именно в том случае, если начнет потакать ее диким выходкам. Если же она хочет, чтобы у нее были по-прежнему две дочери, пусть вынудит ее вернуться домой и начать жить как подобает. Я, впрочем, догадываюсь, что твоя мать сейчас несколько иначе смотрит на вещи… И тем не менее, дай ей какое-то время, Кефрия. Если уж на то пошло, дай время им обоим. Обожди немного, и они еще увидят нашу правоту, еще придут нас же с тобой благодарить. Э… что там еще?

Кайл и Кефрия оглянулись на стук в дверь. Из-за угла выглянула Малта.

— Можно войти? — осведомилась она боязливо.