Золотой шут - Хобб Робин. Страница 129

– Я не знаю как, – повторил Дьютифул, но я почувствовал, что он старается.

Его разум бился о мое сознание, точно мотылек о стекло лампы. Он пытался добраться до моих мыслей, забыв о теле. Я слабо оттолкнул его. Мне не следовало этого делать.

На мгновение наши разумы соединились.

Нет, – сказал я Дьютифулу – Нет. Оставь меня в покое.

Принц тут же убрал руки.

– Он не хочет, чтобы мы это делали, – неуверенно проговорил Дьютифул.

– Мне наплевать! – яростно воскликнул Чейд. – Ему нельзя умирать. Я не позволяю. – Неожиданно его голос зазвучал громче, прямо возле моего правого уха. – Фитц, ты слышишь меня, мой мальчик? Я все равно не дам тебе умереть, так что лучше помоги нам. И хватит себя жалеть, сражайся и живи.

– Фитц? – Я услышал удивление и ужас в голосе Дьютифула.

Наступило мгновение тишины. Потом разом охрипший Чейд объяснил:

– Он бастард, как и я. У нас давным-давно родилась шутка, что это слово становится обидным только в устах тех людей, которые сами не являются бастардами.

«Очень слабо, Чейд. Слабо… – хотелось мне сказать. – Дьютифул знает тебя слишком хорошо, чтобы поверить».

Кто-то убрал с моего лба волосы и взял меня за руку. Я подумал, что это Шут, и попытался сжать узкую ладонь, чтобы дать ему знать, что попросил бы у него прощения – если бы мог. И вдруг вспомнил обо всех людях, с которыми не попрощался. Нед. Кетриккен. Баррич и Молли. Я всегда рассчитывал, что перед смертью успею объясниться со всеми.

– Пейшенс, мама, – сказал я, но никто меня не услышал.

Быть может, я не произнес эти слова вслух.

– Покажите мне рисунок, – сказал лорд Голден. Он отпустил мою руку, и я сразу же провалился в черный колодец. И падал до тех пор, пока не умер. С усыпанной мягким снегом вершины холма я наблюдал за зелеными лугами. В высокой траве мелькнула серая тень.

Ночной Волк! – позвал я.

Он повернулся и посмотрел на меня, оскалив зубы. Нет, не приближайся, предупреждал его оскал. Я попытался шагнуть к нему, но меня вновь потащило на поверхность. Я отчаянно сопротивлялся, точно рыба на крючке, но мое тело даже не пошевелилось.

– … Делал раньше. Во всяком случае, нечто похожее. Я был рядом, когда он использовал Скилл, чтобы исцелить волка. Кроме того, много лет назад я изучал, как устроено человеческое тело. Я не владею Скиллом, но я знаю Фи… Тома. Если ты сумеешь направить Скилл через меня, я готов. – Шут продолжал настаивать на своем.

– Мне нужно в уборную.

– Ладно, иди, Олух, но обязательно возвращайся. Ты меня понял? Сразу же вернись сюда, – в голосе Чейда слышалось раздражение. И неуверенность. – Ну, хуже не будет. Давай, Дьютифул, попробуй.

Я почувствовал, как Шут дотронулся до моей спины. Если руки Дьютифула показались мне холодными, то пальцы Шута были словно ледяные сосульки. Их жгучий холод вошел в мое тело. Мир замер, пока длилось это внушающее ужас и столь желанное прикосновение.

Много лет назад мы вместе с Шутом отправились в Горное Королевство на поиски Верити. Помогая мне ухаживать за изнуренным королем, он случайно задел своими пальцами посеребренные Скиллом руки Верити. Это физическое воплощение магии Скилла сверкало, точно ртуть. Контакт с чистой магией заставил Шута вздрогнуть и навсегда оставил на нем след. Со временем волшебство потускнело, но часть его сохранилась на кончиках его пальцев, и мне удавалось его увидеть, когда он занимался резьбой по дереву. Магия позволяла ему моментально познавать то, к чему он притрагивался, будь то дерево, растение или живое существо. Или я. Очень давно он оставил след на моем запястье. Перчатки лорда Голдена всегда защищали его посеребренные Скиллом пальцы от случайного контакта. Однако сейчас его обнаженные руки прикасались к коже моей спины.

Я отчетливо ощутил это мгновение. Словно маленькие холодные ножи, его пальцы проникли в меня, проникали вернее, чем удар клинка. Я не испытал ни боли, ни наслаждения. Между нами возникла связь, чистая и простая, словно мы стали едины. Я лежал неподвижно под его изучающими руками, у меня не осталось сил даже дрожать. Я лежал и молил всех богов, чтобы он больше ничего не делал. Впрочем, мне нечего было бояться. Я ощутил честь Шута в этом прикосновении, честь, которая пролегла между нами, подобно доспехам. Он касался лишь моего тела, но не сердца или разума. И тут я осознал – с растущим чувством вины – несправедливость своих упреков. Он никогда не попытался бы получить от меня то, чего я не предложил бы ему сам. Я услышал, как он заговорил, и его слова эхом Скилла отозвались в моем сознании.

Я вижу повреждения, Чейд. Мышцы подобны порвавшейся веревке. В тех местах, где их рассек меч, они гниют, туда попал яд из его внутренностей. Кровь разносит его по всему телу. И дело не только в том, что рана полна отравы. Поражено все тело, так краска распространяется в воде, а разложение поднимается по стволу дерева. Яд наполняет его, Чейд. Источник болезни не только в том месте, где в него вошел меч, но и в других частях, где тело пытается бороться, но все больше поддается воздействию яда.

– Ты можешь все исправить? Можешь исцелить тело? – Голос Чейда прозвучал едва слышно, впрочем, мне могло просто показаться, что мысли Шута звучат оглушительно громко.

Нет. Я вижу, что не так, но этого недостаточно, чтобы его исцелить. Он не кусок дерева, поэтому я не в силах просто отсечь ту часть, которая гниет. – Шут замолчал, но я чувствовал, как он продолжает бороться с собой. Когда Шут заговорил снова, я услышал в его голосе отчаяние. – Мы потерпели поражение. Он умирает.

– Нет, нет и нет. Нет, мой мальчик, нет, мой Фитц. Пожалуйста. – Легкие, словно сухие листья, руки старика опустились на мои плечи.

Я знал, как ужасно ему хочется исцелить меня. Потом мне показалось, что руки Чейда погрузились в меня, а жар его прикосновения обжег, точно бренди, пробежавшее по венам. Кто-то ахнул, а потом я почувствовал, почувствовал, как Шут объединил свой разум с разумом Чейда. Они вошли в контакт со мной. Они предприняли попытку применить Скилл – довольно жалкую. Голос старика дрогнул, когда он вскричал:

Дьютифул. Возьми меня за руку. Дай мне силу.

Теперь к ним присоединился Дьютифул, и все разрушилось. Свет вспыхнул и сменился тьмой.

– Позовите Олуха! – крикнул кто-то.

Это уже не имело значения. Я падал очень долго, становясь все меньше и меньше. Послышался вой волков, который с каждой минутой становился громче.

Потом на меня пролился свет. Он не был горячим, но каким-то непостижимым образом проникал повсюду. Я упал в него и сам стал светом. Казалось, его испускают мои глаза. И нет никакой возможности его избежать. Он опалял, но не освещал. Я ничего не видел. Невыносимо яркий свет неожиданно стал еще ярче, и с моих губ сорвался крик, все тело вопило от его мощи. Я стал сломанной веткой, которая вдруг выпрямилась, прорвавшей дамбу рекой, спутанными волосами, которые наконец-то расчесали быстрыми и уверенными движениями гребня. Во мне что-то изменилось. Но лекарство оказалось хуже болезни. У меня остановилось сердце, и я услышал крики отчаяния. И вдруг мое сердце вновь забилось. Воздух обжег легкие.

Я прошел через мгновение полного сознания, когда видел, чувствовал и понимал все. Они окружили меня. Посеребренные Скиллом пальцы Шута касались моей спины. Чейд сжимал его свободную руку, а другой рукой – ладонь Дьютифула. Дьютифул вцепился в широкую кисть Олуха, который стоял совершенно неподвижно, но Скилл кипел в нем, точно обезумевшее пламя. Глаза Чейда были широко раскрыты, губы раздвинулись в широкой ухмылке, открыв стиснутые зубы. Лицо Дьютифула побледнело от страха, он крепко зажмурил глаза. А Шут… Шут был золото и радость, и летящие по бескрайнему голубому небу сверкающие драконы. А потом он пронзительно, женским голосом выкрикнул:

– Прекратите! Прекратите! Это уже слишком! Мы зашли слишком далеко!

И они отпустили меня. Однако я продолжал мчаться вперед и без них. Я уже не мог остановиться. Подобно потоку, стремительно заливающему лощину, который сметает все на своем пути, я мчался все дальше и дальше.