Ты теперь моя (СИ) - Тодорова Елена. Страница 16
Ничего не отвечает. Взгляд долго не отводит. Прорывается в душу. У меня кровь внезапно вскипает, бурлящими потоками распирает вены.
— Странно… — выдыхает, дрожа губами.
— Что?
— Вот это все, — очень тихо и медленно говорит она, неотрывно глядя мне в лицо. — Я тебя ненавижу. Но вдруг подумала: если бы ты меня сейчас обнял, я бы расплакалась.
Каменею. В груди возникает незнакомое жжение. Словно только-только пару стопок за раз опрокинул. Вдыхаю, но чувствую, что не выгорает. Распространяется это жжение, ползет в стороны.
— Но ты же этого не сделаешь, нет? — так же тихо спрашивает Юля.
И смотрит, мать ее, смотрит.
— Нет.
На кой хрен мне ее слезы? В моем арсенале не значится теплая жилетка для ревущих мурок. Терпеть не могу, когда бабы сырость разводят.
Только вот жжение это странное уже горло подпирает.
— Хорошо. Не хочу перед тобой плакать, — одобряет Юля и слабо улыбается. — Пойду в комнату, — отставляя на столик взявшийся пленкой чай, поднимается.
— А университет? У тебя нет занятий?
— Есть. Я сегодня не поеду. На завтрак тоже не ждите, я — уже.
Глоток чая — это ее завтрак?
Не останавливаю ее, решая, что в этот момент будет лучше, если уйдет.
Весь день проходит в разъездах. Мозги кипят от притока текущих задач и завала нерешенных старых. И вместе с этим Юля из головы не выходит. Горячей точкой сидит. Не беспокоит — я не умею волноваться. Но перманентно удерживает внимание. Не отвлекает, не мешает работать в привычном цейтноте. Но не отпускает.
— Катя, добрый день. Ты Юлю сегодня видела?
В динамике слышится какой-то шорох и громкий выдох домработницы.
— Видела лишь утром, перед завтраком. Она дала мне указания по меню на день, попросила чай и ушла.
Поднимая руку, бросаю взгляд на циферблат часов. Пятнадцать минут шестого.
— Собери что-то из еды, только без мяса, и отнеси ей в комнату.
После небольшой паузы Катерина спешит заверить:
— Хорошо, Роман Викторович. Будет сделано.
Во мне взмывает едкое раздражение.
— И впредь, если целый день жрать не спускается — относи. Будет отказываться, мне звони.
— Хорошо.
Проволочки с погрузкой малазийского судна отнимают еще два часа. Они хотят грузить больше, чем прописано в договоре. С приличной доплатой, конечно же. Такое мы практикуем. Но в конкретном случае требуемый ими тоннаж серьезно превышает грузоподъемность их теплохода. А мне такие риски нахрен не нужны. Утихомирить фрахтователя удается далеко не с первой попытки. В какой-то момент Назар психует и грозится выбросить «г*ндона» за борт. Хорошо, что славный русский язык малазийцы не понимают.
Домой приезжаю без четверти восемь.
— Поела? — спрашиваю, пока Катерина на стол накрывает.
— То, что я относила, поклевала. Просила больше не беспокоить сегодня.
Ужинаем на террасе. Осень затягивает вечерний воздух холодом, но горячая еда не дает прозябнуть. Мне нравится этот контраст. Могу трапезничать на улице, пока снег не упадет.
— Сауль, что ты решил с Северной Америкой?
— По химматериалам и химагрегатам хороший процент получается. Будем подписывать.
— Даже не верится, что такие бабки можно честным трудом заработать, — гогочет Назар.
— А ты думал, только геморрой? — подхватывает Семён.
Я беру в руку стакан и делаю терпкий согревающий глоток виски. Помедлив, осушаю до дна.
— Уже два года по всей стране менты «метут» самых крепких без разбора. Постепенно нужно все легализировать.
— Неужели прям все, Сауль? Может, успокоятся?
— Не успокоятся, Сеня. В новую эпоху входим. Надо это понимать. И менять концепцию подобру-поздорову. Ты думаешь, почему я в прошлом месяце от товарняка из Японии отказался? Не потому, что мне Нисимура не понравился, — выбивая из пачки сигарету, подкуриваю. — Палево.
— Тут не могу не восхититься твоим решением, — басит Назар. — Наступить себе на горло, зная, какие заманчивые миллионы в руки плывут — не каждый может. Я бы не смог.
— Меня тоже переколбасило, — усмехается Семён.
— Жадность фраера сгубила, — произношу с растяжкой. — Это тоже надо помнить.
— И когда американцы пожалуют?
Ответить не успеваю. Нас прерывает телефонный звонок.
— Слушаю.
— Здравствуйте, Роман Викторович, — узнаю Антонину. — Извините, что беспокою так поздно… — выпаливает это быстро, выдавая нетерпение перейти к основной цели своего звонка.
— Что случилось?
— Юля не отвечает. А я хотела порадовать, что операция Владимира Александровича закончилась благополучно. Уже в себя пришел.
— Я передам.
— Пожалуйста, — добавляет она.
— До свиданья.
— До свиданья.
В спальне Юли темно и тихо. Она спит. Но едва я опускаюсь на матрас и трогаю ее колено, вскакивает и принимается лихорадочно шарить по одеялу ладонью.
— Я уснула…
Отыскав телефон, снимает блокировку. Я не отбираю его только потому, что голубая подсветка освещает ее взволнованное лицо.
Хочу ее видеть.
— Три пропущенных… — в голосе слышна паника.
Чуть качнувшись, продолжает бесцельно пялиться в экран. Не решается звонить. Боится новостей.
— Все нормально, — отнимаю все-таки аппарат. Закрывая, откладываю на тумбочку. — Операция прошла хорошо. Антонина звонила мне.
— Тоня? Правда? Точно все хорошо? — голос Юли так звенит, охота поморщиться.
— Да.
— Что Тоня еще сказала? Что?
— Сказала, отец уже пришел в себя.
— Точно? Ты меня не обманываешь?
— Зачем мне это делать? — почти удивляюсь такому вопросу.
— И правда, — слышу шумный и протяжный выдох Юли. — Незачем.
В слабом мерцании лунного света вижу, как она прижимает к губам пальцы. Моргает, пока из глаз не исчезает блеск. Овладев эмоциями, берет мою руку в свои ладони. Сдержанно сжимает.
— Спасибо.
В другой день я бы пожелал остаться, велел ей раздеться и бесцеремонно выжал бы из ее тела максимум. Но сегодня не могу. Хочу, но не могу. Все же я не последняя сволочь, вот так открытие.
— Не за что.
Выхожу из комнаты.
Глава 15
Летит моя душа
На красный свет, на чёрный день.
Солнца белый шар
Закрыла мне от крыльев тень.
© Слот «Ангел ОК»
Юля
Стоит волнениям чуть притихнуть, во мне восстает дух противоречия. Знаю, что не должна провоцировать конфликты, что лучше нам мирно сосуществовать. Но какие-то новые чувства все прибывают и прибывают, не успеваю их анализировать. Аж трясет изнутри, когда вижу Саульского. Особенно из-за того, что сам он, кажется, меня не замечает. Только приказы отдает. И то чаще всего даже не ко мне обращается, а к Чарли.
У меня нет причин привлекать внимание Сауля намеренно. Я не должна этого делать! Только вот, чтобы не сорваться, приходится повторять себе это сто раз на дню.
День рождения Риты празднуем в одном из папиных ресторанов. Савельева долго не могла определиться с местом: то ей накладно по деньгам выходило, то не устраивал банкетный зал. Я и предложила ей отцовский ресторан. С неприличной скидкой, разумеется.
Чарли с Семёном целый вечер глаз с меня не спускают. Взгляды «томные» бросают, стоит только подняться и приблизиться к танцплощадке. Сеня коротким мотанием головы напоминают, что танцевать не велено.
Что странно, отчего-то не сильно и хочется. Не понимаю, что со мной происходит. Не понимаю… Семь недель прошло со дня свадьбы, папа успешно прооперирован, готовится к новому курсу химиотерапии, Саульский занят своими делами — есть время, чтобы выдохнуть и расслабиться. Но нет же. По ощущениям все как будто только усугубляется. Неуёмное беспокойство раскручивается внутри меня, словно вертолетный винт, попутно наматывая нервы и накаляя градус напряжения до неизвестного мне максимума. Рванет?
Глушу эту тревогу шампанским. Слабо помогает, надо признать.