Десять желаний (СИ) - Славина Анастасия. Страница 37

— И если бы сломалась, если бы хоть раз подумала, что жизнь ее похожа на зебру под грузовиком — меня бы не было. Голопузов бы моих не было. Племяш бы мой, хирург, детям сердце не пересаживал. Понимаешь?! А ты… Жизнь — это белая полоса. Почти всегда — белая. Черная — если тебе реку надо переплыть, а сил нет. Если семь голодных ртов зимой. А под грузовик — это ерунда, это современное искусство. Авангард — или как там. Пшик, в общем.

Ян придвинул шаткую табуретку к стене, прислонился спиной, прикрыл глаза. А Неман все шумел, и волны на нем вздымались, как на море. Где-то среди этих волн плыл человек. И если хорошо приглядеться, можно было рассмотреть шрам на его щеке.

* * *

Из-за отсутствия доски для объявлений, Катя прямо на двери нарисовала тюбиком с клеем жирный крест и поверх старых черно-белых рекламок наклеила свою, ультразеленую. Еще недавно в ее руках пестрела стопка подобных листков: апельсиново-оранжевые, розовые, как фламинго, желтые, словно одуванчики. На объявлениях красовался забавный слоненок, поднимающий хоботом гантель. Подпись гласила: «Хватит СЛОНяться! Занимайтесь спортом!» И ниже, шрифтом помельче: «Рядом с вами открылся тренажерный зал». Катя выполнила план на сегодня — наклеила триста таких объявлений по всему району.

Кроме расклейки объявлений она уместила в одни сутки подработку уборщицей в соседнем магазине, смену в казино, курсы английского, зубрежку английского, короткий сон — и все еще оставалось время, чтобы ждать Яна. Словно сутки раздвинулись, впустили в себя больше двадцати четырех часов. Пока Катя работала или училась, ожидание тлело спокойно и ровно, как уголек. Но стоило остановиться — раздувалось пламя. Горело в солнечном сплетении, жгло глаза.

Самым тяжелым было время перед сном. Если Катя не выматывала себя настолько, чтобы забыться сразу, воображение снова рисовало дорогу, по которой шел Ян. Там дул шквалистый ветер, палило солнце. Иногда, уже засыпая, она видела его в подвале среди крыс, которые пожирали контрольные ее мамы. Почти каждую ночь ей снилось, что он вернулся.

Краем глаза Катя заметила, как на крыльцо поднялся седовласый мужчина. Остановился позади ее, рассматривая наклеенную на дверь рекламу. Катя внутренне напряглась: наверное, она никогда не привыкнет к грубости.

— Наконец-то что-то жизнерадостное, — сказал мужчина — и оторвал клочок объявления с номером телефона.

Катя подождала, когда дверь подъезда закроется. Опустилась на верхнюю ступеньку крыльца, глотнула из пластиковой бутылки воды и прислонилась плечом к холодной плитке. На то, чтобы завинтить крышку, едва хватило сил. Но на обратной дороге Катя привычно зашла в церквушку, под чей колокольный звон по утрам она часто теперь просыпалась. Сидела на скамье до вечерней службы, молилась, как умела, ставила свечи за здравие.

Дома сняла одежду, пропахшую пылью и потом. Не включая света, надела ношеную майку Яна. Рухнула на его кровать, комом скрутила под щекой простынь. И в этот момент ей почудилось, что Ян увидел в конце дороги смутные, как мираж, очертания многоэтажек.

* * *

Через две недели, завершив все дела, Ян вошел в хату. Бабка только затолкала чугунный горшок в печь и оперлась о кочергу, чтобы передохнуть. Все поняла без слов. Отпустила. Только глаза ее стали печальнее. Жестом подозвала Яна, обхватила шершавыми ладонями его голову, наклонила к себе и трижды, звучно, крепко, расцеловала в щеки. А потом еще долго не убирала ладони, все смотрела Яну в глаза, словно хотела что-то сказать. Женя, прислонясь к «Жигулям», терпеливо ждал, пока они распрощаются.

Когда Ян вернулся домой, Кэт выбежала из его спальни: одетая в его майку, с зареванным лицом. Она бросилась к Яну, обняла его изо всех сил — и разрыдалась, а он непонимающе хлопал ресницами. Даже подумал — что-то стряслось с самой Кэт. И только, когда сквозь всхлипывания до него донеслось «Ты живой…», Ян понял, в чем дело.

— Не так сильно, котенок, — стиснув зубы от резкой боли в ребрах, прошептал Ян и попробовал разжать руки Кэт, но она вцепилась в него мертвой хваткой. Тогда Ян просто обнял ее.

— И что, ты две недели сидела в моей комнате и ревела? — спросил он, гладя ее по волосам.

— Месяц, Ян, — еще сильнее прижимаясь щекой к жесткой, колючей щетине, всхлипнула Кэт. — Тебя не было месяц…

Глава 20. Хорошее время

Главную героиню фашисты начали пытать минут через пятнадцать после начала фильма, и Ян подумал, что стало опасно ходить в кино на что попало — особенно, когда речь идет о фестивальных работах. Просто Кэт устала бродить по городу, хоть и не подавала вида, но Ян чувствовал. За тот месяц, который прошел после его возвращения, он научился очень хорошо ее чувствовать. Когда ей спокойно, когда грустно, когда неприятности на работе, или когда она просто устала. Ему нравилось проводить время с Кэт. Все время.

Первые недели Ян еще отлеживался — последствия драки давали о себе знать. Он выходил на улицу на полчаса, затем — на час, отсчитывая минуты, как таблетки. Кэт на прогулке всегда была рядом, держала его под руку. В этом не было необходимости, но ее забота умиляла, и Ян не противился.

Он был очень упорен в своем желании поправиться. Знала бы Кэт истинную причину! Теперь ему приходилось отводить глаза, чтобы она не прочла его мысли. Ян чувствовал себя щенком, который щемится к своей хозяйке. Но это было прекрасное чувство — когда знаешь, что очень скоро получишь свое.

К первой их близости — тогда, после рассказа о Маше — Ян едва ли Кэт не принудил. Нет, не силой. Но другими невинными уловками, умелой игрой, когда почти не остается шанса отказать. В следующий раз это должно было случиться по ее воле. Ян наблюдал за знаками, которые Кэт, не давая себе отчета, оставляла повсюду, как бабочка, зажатая в ладонях, оставляет пыльцу. Бретелька платья, случайно упавшая с плеча — и не поправленная. Локон, который Кэт завивала на палец, глядя Яну в глаза. Ее взгляды украдкой, которые он ловил в отражении оконного стекла. Это было даже волнительно — наблюдать за ней, пока она наблюдала за ним.

Ян много раз представлял себе их вторую близость: очень медленную в начале, с долгими взглядами глаза в глаза, когда каждая секунда, томительная и сладкая, переворачивает нутро. Фантазировал, что Кэт наденет легкое платье с длинным рядом пуговок — от горловины до подола, приоткрывающего коленки. Она будет стоять перед Яном, горя и изнывая от желания, а он, опытный мужчина, умеющий обуздывать свои эмоции, будет сидеть на краю кровати и мучительно-долго расстегивать эти пуговки, одну за другой.

Но однажды, когда Ян заваривал кофе, Кэт обняла его сзади. Секунды спустя раздался треск ткани — и пуговки ее платья, звеня и подпрыгивая, вмиг разлетелись по полу. Тогда, на кухне, и мысли не возникло о долгих взглядах. В тот день по квартире еще долго витал запах сбежавшего кофе… А потом, когда Кэт опустилась на его плечо, все еще горячая, со сбитым дыханием, он подумал — с неуместным для такого вывода спокойствием — что, возможно, его тело больше не захочет другой женщины.

Кэт работала в казино по двенадцать часов, два дня через два. Ян легко перенял ее график. Не спал по ночам, когда у нее была рабочая смена, и завтракал во время позднего обеда. Они вместе слушали музыку, гуляли по улицам, занесенным опавшими листьями. Остро пахло осенью. Воздух был чистый и прозрачный, словно ключевая вода.

К концу октября золотая осень закончилась. Погода портилась, хмурилась, а Кэт — расцветала. Без давления, без страха, без необходимости выполнять желания — она преображалась. У нее появился лоск леди — не при помощи ли Марго, с которой Кэт иногда встречалась? Она научилась смотреть ему в глаза, а когда опускала взгляд, это означало уже нечто другое. Но при этом она оставалась той же наивной Кэт, с которой когда-то ему захотелось сыграть в кошки-мышки. Ян наслаждался ее обществом.