Сто и одна ночь (СИ) - Славина Анастасия. Страница 27
Граф — хищник. Игрок. Эти поцелуи в шею, эти «не уходи» — его будни. Наверняка, я интересна ему только потому, что еще способна уйти. Ну, и, конечно, из-за моей истории. Она — главная причина, почему мне нельзя сближаться с Графом. Когда я закончу ее, мы с Графом окажемся по разные стороны пропасти. И, дай Бог, чтобы в наших руках не было револьверов.
Смахиваю неожиданную слезу тыльной стороной запястья.
Да, история…
Я всегда должна помнить об этом.
— Эй, Шахерезада!
Я оборачиваюсь — и губы против моей воли расползаются в улыбке. Глупая, глупая женщина…
— Я провожу вас, раз вы решились прогуляться. Места здесь неспокойные, а сна у меня все равно ни в одном глазу. Чувствую себя крайне… — он усмехается, — воодушевленным. Возможно, на меня благотворно повлияет прогулка и ваша история.
— Твоя история.
Граф недоуменно приподнимает бровь.
— Ужин получился великолепным, так что теперь мы на «ты», — поясняю я.
— Точно! — Граф легонько ударяет себя ладонью по лбу.
Затем приподнимает руку, согнутую в локте, — предлагает мне взяться. Я с удовольствием принимаю его предложение. Хотелось бы испытывать поменьше радости от того, что он снова со мной, — но сегодня я уже устала с собой бороться.
— Итак, преступление… — начинаю я и набираю в легкие побольше прохладного кристального воздуха.
Я влюблена в осень.
И, кажется, я влюблена в Графа.
— В следующую пятницу кое-что изменилось.
Глеб, как обычно, привез Ксению в Большой город, но потом она попросила высадить ее на ближайшем перекрестке. Впервые за шесть пятниц Глеб вечером вернулся домой один. Машинально закрыл за собой входную дверь — и прислонился к ней спиной. Постоял, прислушиваясь к звукам в доме, — и, в то же время, не концентрируясь на них. Прошел в спальню в обуви, в куртке. Сел на матрас. Встал, подошел к окну…
Когда все так шатко, зыбко, любое изменение привычных вещей кажется катастрофой. Вечер пятницы — время, когда Ксения всегда была рядом. А теперь тишина квартиры казалась враждебной — будто плохое предзнаменование.
Глеб снял куртку, разулся, завалился на матрас с учебником по основам экономики. Вынырнул из цифр только тогда, когда раздался стук в дверь. Захлопнул книжку — и рванул в коридор. На ходу глянул на часы — девять вечера. Обычно в это время он уже отвозил Ксению домой.
Посмотрел в дверной глазок — и отступил. Взглянул еще раз.
Какая-то женщина — не Ксения — в плаще из черной лаковой кожи, с длинными каштановыми волосами, стояла перед дверью, опустив голову — и что-то завязывала на затылке.
Подумал — и открыл дверь.
Перед Глебом стояла незнакомка, половину ее лица скрывала черная ажурная маска. Волосы, сияющие даже в тусклом коридорном свете, волнами спадали на плечи, змеились до груди. В ушах поблескивали камешками длинные сережки-ниточки.
Яркие красные губы приоткрылись в улыбке — и Глеб эту улыбку узнал. Овал лица, изгиб бровей, серо-голубые глаза — обжигающе яркие — такой оттенок радужки он встречал только у одной женщины.
— Ксения? — выдавил Глеб.
Она заулыбалась — и сняла маску. Но не перестала от этого быть незнакомкой. Волосы, макияж, лаковый плащ, сапоги на шпильке — Ксения словно превратилась в другую женщину. Глеб скользил по ней взглядом, цепляясь за привычную округлость бедер, венку на шее, крохотную родинку на скуле — доказательства того, что это его Ксения.
Она прошло мимо него, снимая на ходу плащ. А под плащом — только черное кружевное платьице, больше напоминающее комбинацию. Глеб сглотнул ком в горле.
— И что на это скажет твой муж? — от волнения Глеб едва выговаривал слова.
— Я к нему не вернусь. И он мне не муж.
— Нет? — Глеб присел на матрас, чувствуя, как пол уходит из-под ног.
— А ты думал, что развлекаешься с чужой женой?
Глеб поморщился. Ему не нравилось слово «развлекаешься», произнесенное в этом контексте, — равно как и «чужая жена».
— Мой бедный, несчастный Стрелок… — Ксения бросила плащ рядом с Глебом, поправила сетчатые чулки. — А что на это скажешь ты?
Глеб, застыв, просто смотрел на нее. Ему казалось, этот мир рушится, — и вместо него возводится новый, неизведанный.
— Эта… — он сделал витиеватый жест рукой и облизал губы, — одежда… — и не договорил.
— Я же вижу, что нравится, — Ксения глянула на него из-за плеча. — Это просто костюм.
«Просто костюм…» — эхом про себя повторил Глеб. В нем медленно закипала злость. Потому что Ксения дразнила его. Потому что называла бедным и несчастным. А еще — потому, что эта девица в чулках не похожа была на его Ксению, но его все равно к ней тянуло — так, что на месте не устоять.
— Муж! — усмехнулась Ксения. — Ох, Стрелок, как же тебе, наверное, нелегко пришлось с твоими-то принципами… Разбил сердце прекрасной девушке — кажется, Лана ее зовут? Соблазнил чужую жену…
Глеб вскочил с матраса и оттеснил Ксению к столу. Она замерла, зажатая между его руками. Привычная и любимая игра — почти касание.
— Не очень-то и разбил… — едва сдерживая эмоции, Глеб укусил ее за мочку уха.
— Больно!
— Знаю… — он укусил ее за подбородок.
— Ох!..
— Потому что хватит со мной играть! Я же могу и разозлиться…
— Мой пылкий влюбленный Глеб… — Ксения обвила его шею руками. — С чего ты взял, что Лане не больно? — она провела кончиком языка по его губе — и отстранилась.
Глеб, словно магнит, потянулся за ней.
— Я видел ее с другим парнем — крутая тачка, крутые шмотки… — едва он коснулся ее губ, Ксения повернула голову — и поцелуй пришелся на щеку.
— Неужели ты думаешь, что она повелась на это?
— Лана поцеловала его — при мне, — Глеб положил ладонь Ксении на затылок — не увернуться.
Снова между их губами оставались лишь миллиметры. Крошечное расстояние, которое вызывало в нем не меньше желания, чем прикосновение. Глеб заметил, что дыхание Ксении участилось — и от этого ему стало не по себе.
— Лана это сделала специально — потому что все еще помнит тебя, — Ксения провела кончиком носа по его щеке, скуле — к уху. — Мой маленький, глупенький Глебушек…
Глеб резко отстранился. Ксения играла с ним — да еще и в открытую. Назвала его этим мягким аморфным словом. А, вдобавок ко всему, заставила думать о бывшей девушке.
— Если он тебе не муж — то кто? — перевел тему Глеб.
— Знакомый.
— Знакомый?!
— Да. Благодетель.
— И что за благие дела он вершит?
— Укрывает меня от плохих людей.
Глеб едва заметно покачал головой. Этим вечером новые сведения о Ксении обрушивалась на него, как цунами. Волна за волной.
— Он увез тебя отсюда, но позволяет каждую пятницу возвращаться? Одной?
— Не позволяет. Он не знает. Пьет.
— Каждую пятницу?! У него что, традиция такая?
— Если сам не пьет, я ему наливаю. Пятница — мой день.
Глеб прошелся от стены до стены. Зажмурился, потряс головой, сжал переносицу — и все равно не смог вместить в себя все то, что слышал. Остановился посреди комнаты, глядя на Ксению так, что она перестала улыбаться.
— Ты спаиваешь его, чтобы заниматься своими делами? Теми самыми, из-за которых тебе пришлось бежать с этим стариком, жить с ним?.. Что-то опасное. Наверняка, противозаконное… И ты втягиваешь в это меня?!
Ксения прищурила глаза.
— Ты можешь отказаться.
— Конечно же, я не откажусь, — то сжимая, то разжимая кулаки, ответил Глеб — едва ли ни прошипел. — Но ты была права, я потребую кое-что взамен.
— И что же это?
— Ты знаешь.
— О, ты становишься мужчиной, — ответила Ксения холодно, с насмешкой.
— Ты можешь отказаться, — в тон ей произнес Глеб.
— Конечно же, я не откажусь! — зло бросила Ксения и так быстро прошла мимо Глеба на кухню, что на него словно ветром повеяло.
«Упрямая! Гордячка! Ведьма!», — как по кругу, повторял про себя Глеб, сжав зубы. И сам не заметил, как успокоился, стал думать о ней с прежней страстью и нежностью: «Упрямая… Гордячка… Ведьма… Моя…»