Сто и одна ночь (СИ) - Славина Анастасия. Страница 27

Граф — хищник. Игрок. Эти поцелуи в шею, эти «не уходи» — его будни. Наверняка, я интересна ему только потому, что еще способна уйти. Ну, и, конечно, из-за моей истории. Она — главная причина, почему мне нельзя сближаться с Графом. Когда я закончу ее, мы с Графом окажемся по разные стороны пропасти. И, дай Бог, чтобы в наших руках не было револьверов.

Смахиваю неожиданную слезу тыльной стороной запястья.

Да, история…

Я всегда должна помнить об этом.

— Эй, Шахерезада!

Я оборачиваюсь — и губы против моей воли расползаются в улыбке. Глупая, глупая женщина…

— Я провожу вас, раз вы решились прогуляться. Места здесь неспокойные, а сна у меня все равно ни в одном глазу. Чувствую себя крайне… — он усмехается, — воодушевленным. Возможно, на меня благотворно повлияет прогулка и ваша история.

— Твоя история.

Граф недоуменно приподнимает бровь.

— Ужин получился великолепным, так что теперь мы на «ты», — поясняю я.

— Точно! — Граф легонько ударяет себя ладонью по лбу.

Затем приподнимает руку, согнутую в локте, — предлагает мне взяться. Я с удовольствием принимаю его предложение. Хотелось бы испытывать поменьше радости от того, что он снова со мной, — но сегодня я уже устала с собой бороться.

— Итак, преступление… — начинаю я и набираю в легкие побольше прохладного кристального воздуха.

Я влюблена в осень.

И, кажется, я влюблена в Графа.

— В следующую пятницу кое-что изменилось.

Глеб, как обычно, привез Ксению в Большой город, но потом она попросила высадить ее на ближайшем перекрестке. Впервые за шесть пятниц Глеб вечером вернулся домой один. Машинально закрыл за собой входную дверь — и прислонился к ней спиной. Постоял, прислушиваясь к звукам в доме, — и, в то же время, не концентрируясь на них. Прошел в спальню в обуви, в куртке. Сел на матрас. Встал, подошел к окну…

Когда все так шатко, зыбко, любое изменение привычных вещей кажется катастрофой. Вечер пятницы — время, когда Ксения всегда была рядом. А теперь тишина квартиры казалась враждебной — будто плохое предзнаменование.

Глеб снял куртку, разулся, завалился на матрас с учебником по основам экономики. Вынырнул из цифр только тогда, когда раздался стук в дверь. Захлопнул книжку — и рванул в коридор. На ходу глянул на часы — девять вечера. Обычно в это время он уже отвозил Ксению домой.

Посмотрел в дверной глазок — и отступил. Взглянул еще раз.

Какая-то женщина — не Ксения — в плаще из черной лаковой кожи, с длинными каштановыми волосами, стояла перед дверью, опустив голову — и что-то завязывала на затылке.

Подумал — и открыл дверь.

Перед Глебом стояла незнакомка, половину ее лица скрывала черная ажурная маска. Волосы, сияющие даже в тусклом коридорном свете, волнами спадали на плечи, змеились до груди. В ушах поблескивали камешками длинные сережки-ниточки.

Яркие красные губы приоткрылись в улыбке — и Глеб эту улыбку узнал. Овал лица, изгиб бровей, серо-голубые глаза — обжигающе яркие — такой оттенок радужки он встречал только у одной женщины.

— Ксения? — выдавил Глеб.

Она заулыбалась — и сняла маску. Но не перестала от этого быть незнакомкой. Волосы, макияж, лаковый плащ, сапоги на шпильке — Ксения словно превратилась в другую женщину. Глеб скользил по ней взглядом, цепляясь за привычную округлость бедер, венку на шее, крохотную родинку на скуле — доказательства того, что это его Ксения.

Она прошло мимо него, снимая на ходу плащ. А под плащом — только черное кружевное платьице, больше напоминающее комбинацию. Глеб сглотнул ком в горле.

— И что на это скажет твой муж? — от волнения Глеб едва выговаривал слова.

— Я к нему не вернусь. И он мне не муж.

— Нет? — Глеб присел на матрас, чувствуя, как пол уходит из-под ног.

— А ты думал, что развлекаешься с чужой женой?

Глеб поморщился. Ему не нравилось слово «развлекаешься», произнесенное в этом контексте, — равно как и «чужая жена».

— Мой бедный, несчастный Стрелок… — Ксения бросила плащ рядом с Глебом, поправила сетчатые чулки. — А что на это скажешь ты?

Глеб, застыв, просто смотрел на нее. Ему казалось, этот мир рушится, — и вместо него возводится новый, неизведанный.

— Эта… — он сделал витиеватый жест рукой и облизал губы, — одежда… — и не договорил.

— Я же вижу, что нравится, — Ксения глянула на него из-за плеча. — Это просто костюм.

«Просто костюм…» — эхом про себя повторил Глеб. В нем медленно закипала злость. Потому что Ксения дразнила его. Потому что называла бедным и несчастным. А еще — потому, что эта девица в чулках не похожа была на его Ксению, но его все равно к ней тянуло — так, что на месте не устоять.

— Муж! — усмехнулась Ксения. — Ох, Стрелок, как же тебе, наверное, нелегко пришлось с твоими-то принципами… Разбил сердце прекрасной девушке — кажется, Лана ее зовут? Соблазнил чужую жену…

Глеб вскочил с матраса и оттеснил Ксению к столу. Она замерла, зажатая между его руками. Привычная и любимая игра — почти касание.

— Не очень-то и разбил… — едва сдерживая эмоции, Глеб укусил ее за мочку уха.

— Больно!

— Знаю… — он укусил ее за подбородок.

— Ох!..

— Потому что хватит со мной играть! Я же могу и разозлиться…

— Мой пылкий влюбленный Глеб… — Ксения обвила его шею руками. — С чего ты взял, что Лане не больно? — она провела кончиком языка по его губе — и отстранилась.

Глеб, словно магнит, потянулся за ней.

— Я видел ее с другим парнем — крутая тачка, крутые шмотки… — едва он коснулся ее губ, Ксения повернула голову — и поцелуй пришелся на щеку.

— Неужели ты думаешь, что она повелась на это?

— Лана поцеловала его — при мне, — Глеб положил ладонь Ксении на затылок — не увернуться.

Снова между их губами оставались лишь миллиметры. Крошечное расстояние, которое вызывало в нем не меньше желания, чем прикосновение. Глеб заметил, что дыхание Ксении участилось — и от этого ему стало не по себе.

— Лана это сделала специально — потому что все еще помнит тебя, — Ксения провела кончиком носа по его щеке, скуле — к уху. — Мой маленький, глупенький Глебушек…

Глеб резко отстранился. Ксения играла с ним — да еще и в открытую. Назвала его этим мягким аморфным словом. А, вдобавок ко всему, заставила думать о бывшей девушке.

— Если он тебе не муж — то кто? — перевел тему Глеб.

— Знакомый.

— Знакомый?!

— Да. Благодетель.

— И что за благие дела он вершит?

— Укрывает меня от плохих людей.

Глеб едва заметно покачал головой. Этим вечером новые сведения о Ксении обрушивалась на него, как цунами. Волна за волной.

— Он увез тебя отсюда, но позволяет каждую пятницу возвращаться? Одной?

— Не позволяет. Он не знает. Пьет.

— Каждую пятницу?! У него что, традиция такая?

— Если сам не пьет, я ему наливаю. Пятница — мой день.

Глеб прошелся от стены до стены. Зажмурился, потряс головой, сжал переносицу — и все равно не смог вместить в себя все то, что слышал. Остановился посреди комнаты, глядя на Ксению так, что она перестала улыбаться.

— Ты спаиваешь его, чтобы заниматься своими делами? Теми самыми, из-за которых тебе пришлось бежать с этим стариком, жить с ним?.. Что-то опасное. Наверняка, противозаконное… И ты втягиваешь в это меня?!

Ксения прищурила глаза.

— Ты можешь отказаться.

— Конечно же, я не откажусь, — то сжимая, то разжимая кулаки, ответил Глеб — едва ли ни прошипел. — Но ты была права, я потребую кое-что взамен.

— И что же это?

— Ты знаешь.

— О, ты становишься мужчиной, — ответила Ксения холодно, с насмешкой.

— Ты можешь отказаться, — в тон ей произнес Глеб.

— Конечно же, я не откажусь! — зло бросила Ксения и так быстро прошла мимо Глеба на кухню, что на него словно ветром повеяло.

«Упрямая! Гордячка! Ведьма!», — как по кругу, повторял про себя Глеб, сжав зубы. И сам не заметил, как успокоился, стал думать о ней с прежней страстью и нежностью: «Упрямая… Гордячка… Ведьма… Моя…»