Поездка за город. Том 1 (СИ) - Савенков Святослав. Страница 36
Сделав подсечку, Алес Солмич толкнул подчиненного на стену, не дал восстановить равновесие, развернул, заломил. Чувствуя, как трещит чудовищно вывернутая за спину рука, Даллас в беззвучном вопле раскрыл рот. Из глаз хлынули слезы. Зафиксировав результат, лейтенант ударил Кайла по колену. Боец просел еще на полметра к полу. Он так и не закричал, хотя был уверен — разъяренный командир не воспитанием занимается, а целенаправленно делает его инвалидом. Но кричать Даллас не станет. Не доставит ему такого удовольствия.
Покорив новую вершину, боль остановилась. Прошло несколько бесконечных секунд.
— Передо мной стоят непростые задачи, — заговорил Солмич. Голос его был тих и безразличен, словно их разговор прервал не садистский болевой захват, а гудок уходящего поезда где-нибудь на вокзале Седьмого Блока. — Может быть, мне придется взять под арест или даже ликвидировать бойцов элитного спецподразделения. Действовать нужно будет быстро. Расчётливо. И для этого мне нужен помощник. Я выбрал тебя, урод.
Лейтенант надавил еще немного. Даллас чуть не потерял сознание от боли.
— Мне нужен надежный человек. А ты что? Даешь себя спровоцировать. Готов сорваться, в гневе выдать информацию врагу. Хуже всего — забываешь субординацию. Ты что, парень, совсем идиот?
Коленно-полулоктевая поза болезненно скрючившегося и пускающего слюни с соплями Далласа давала некоторую пищу для размышления, но боец, конечно, промолчал. Ему было не до размышлений.
— Я предупреждаю тебя в первый и последний раз, — Солмич наклонился и говорил теперь почти в самое ухо Далласа. — Я и полковник многого от тебя ждем. Ты многое знаешь. Еще одна такая выходка, еще одна причина в тебе усомниться — я тебя убью. Убью тебя, пацан.
Лейтенант разжал захват. Молодой надзиратель бесформенной кучей упал на пол, хрипло втянул воздух. В его темном взгляде пылала ненависть, глаза не отрывались от отошедшего на пару шагов командира. Рука Солмича лежала на нагрудной пистолетной кобуре. Расстегнутой.
— Еще раз, — спокойно сказал он. — Ты меня понял, боец?
— Понял, — ответил Даллас. Хотел независимо и сильно, но голос подвел, надломился, выдал не слово, а какое-то хриплое влажное бульканье. Но лейтенант удовлетворенно кивнул.
Солмич выпрямился, опустил руку.
— Свободен, боец.
Доктор Стивен Куинн дотронулся до никелированной поверхности для хирургических приборов, провел пальцами по набору скальпелей, пинцетов и ножниц, дружелюбно похлопал пузатый портативный УЗИ-аппарат. На секунду задумался. Зачем он совершал эти механические действия? Что побудило его бродить по небольшому медицинскому блоку «Гериона», теребя оборудование и уделяя такое внимание дыханию? Ведь к нему вот-вот придут и застанут за этим нелогичными и весьма тенденциозными занятиями.
Ах да. В том-то и дело.
Куинн усмехнулся. Привычку трогать медицинские инструменты и оборудование он приобрел в наиболее беспокойный период своей практики — будучи военным хирургом. Конечно, это был речевой оборот. Никаким военным хирургом он не был, потому как армию расформировали десятки лет назад. Однако ему нравилось думать о своей работе при штабах по чрезвычайным ситуациям как о военной службе. Невинный каприз человека, прошедшего все этапы медицинской практики и испробовавшего все, получившего весь доступный его профессии опыт. Не виноват же он в том, что в городе не осталось военных, а, значит, его еще до рождения лишили возможности получить звание военного врача? А он хотел быть именно военными врачом, считал себя достойным этого титула, а потому так себя и величал.
Начинал Стивен Куинн стажером в травматологии, будучи тогда студентом четвертого курса Военно-медицинской академии имени Лазарева. Его темперамент уже тогда сдерживало хорошо развитое чувство собственного достоинства и умение подстраиваться.
Уже многое изведавший, но еще не нагулявшийся, молодой Стивен Куинн тогда уже напоминал себя сегодняшнего. Он был подобен огню, заточенному плотником в элегантный глиняный сосуд. Пламя не показывалось на виду, но любой, кто брал чашу в руки, чувствовал кипящий внутри жар. С годами, это с первого взгляда хрупкое перемирие между двумя чертами его натуры превратилось в нечто чертовски мужественное, облаченное в благородный класс. Куинн стал известным франтом, которого безумно любили женщины. И сам он женщин любил не меньше, чем в юношестве, разве что стал опытнее и рисковей — большинство женщин, привлекавших его внимание, были замужем.
Но до всего этого оставалось еще несколько лет. А тогда студента-медика прикрепили к пухлому сорокалетнему еврею по фамилии Фассдеккер — хирургу травматологии с добрыми глазами и полным отсутствием чувства сострадания. В смене кроме Фассдеккера были еще двое специалистов, но в первый рабочий день стажера Куинна звезды сложились совершенно особенным образом. Одного из медиков срочно вызвали в отделение, а второй внезапно — и очень накладно — отравился и слег под капельницу. Их с руководителем практики могло пронести, но не пронесло. Или пронесло по полной программе, это уж как посмотреть. За смену поступили две аварийки: ножевое и падение с высоты. Миловидного бесчувственного еврея и ошалевшего стажера ждали четыре тяжелых трехчасовых полостных операции. У Куинна слезились глаза, он постоянно что-то путал, а спать и есть хотелось так, что организм, казалось, никак не мог решить, от чего же престижнее свалиться в обморок: от голода или переутомления?
Куинн, конечно, все перенес. Он очень себя любил и не мог позволить себе такой афронт в добрых глазах безразличного наставника.
В ту ночь, когда стажер в полубреду выбрался из больницы и ввалился в расположенную неподалеку кафешку, он заснул прямо за столом, едва не угодив лицом в жидкий супец. Хозяин заведения не разозлился, наоборот: разбудил парня, помог ему управиться с блюдом, поставил сто грамм коньяка за свой счет и вызвал ему такси. Несмотря на юный возраст, Куинн сразу предстал в глазах мужчины действующим врачом. Хозяин десять лет проработал на скорой помощи и знал, о чем говорит.
Потом было торжественное окончание учебы с отличием и работа санитаром в реанимации. Не то, чтобы Стивен не мог найти более престижное место, просто ему хотелось познать медицину на практике, начиная с низов. Только во имя такой великой идеи и имело смысл идти санитаром.
Потом пошло быстро. Городские больницы, ассистирование именитым зубрам хирургии, связи, знакомства. Было время, когда Куинн растерялся: он вдруг стал зарабатывать хорошие марки, гражданский статус летел вверх, он все чаще выходил в свет. Не помешает ли это работе? Работе, которую Куинн искренне любил, в которой терял себя без остатка?
Быстро выяснилось, что нет, не помешает. Наоборот: в его профессии, чем выше заберешься, тем с более серьезными вызовами придется столкнуться. Окончательно он убедился в этом, когда сам стал тем самым именитым зубром хирургии. И вдруг начал получать назначения в штабы при чрезвычайных ситуациях. Ликвидации последствий прорыва аберрантов, полицейские и специальные операции, пожары, техногенные катастрофы.
Хирургический стол Куинна пачкали своей кровью сотни человек. И когда в очередной раз доктор дожидался новой партии клиентов, он успокаивал себя этими механическими и простыми действиями. Трогал утонченные, пока что стерильно-чистые инструменты, глубоко дышал. Успокаивал себя перед готовившимся развернуться неминуемым безумием.
И вот теперь, ожидая беседы с этим человеком, он интуитивно готовился к тому же.
— Доктор Куинн.
Стивен тихо усмехнулся, выпрямился, обернулся к вошедшему.
— Профессор. Входите, пожалуйста.
— Благодарю.
Иван Орлов выглядел, как всегда, царственно и величественно. Его не слишком потрепала гонка по пересеченной местности и, вероятно, не сильно поразила быстрая гибель одного из участников экспедиции. Возможно, дело было в том, что Сарин все же не был его подчиненным. С точки зрения научной братии, солдаты могли выглядеть дикими, неопрятными и не вполне предсказуемыми мордоворотами с пушками наперевес. Возможно, дело и правда было только в этом.