Отельер из иного мира (СИ) - Чехин Сергей Николаевич. Страница 2
Дворец же представлял собой белокаменное двухэтажное здание с плоской обнесенной зубцами крышей. Главный корпус округлый, как бочонок, слева и справа под небольшими углами пристыковались крылья — каждое с отдельным входом. На крыльцах уже выстроилась немногочисленная прислуга — низкорослый бородатый старик (гном?), тощий мужчина со вздернутым носом и полотенцем на предплечье, златокудрая девушка, облаченная в строгое черное платье… кто-то еще таился в тени колонн, разглядеть его не удалось.
Меня пронесли мимо молчащего, как на похоронах, строя и окунули в пыльную прохладу недостроенного корпуса. Из памяти тут же вынырнули воспоминания о детском лагере в Анапе, где мне посчастливилось однажды отдыхать. Ощущения очень похожие, не хватало только несмолкающих голосов и вездесущего звона посуды. Маляры и резчики при виде нас отвлекались от работы и качали головами с таким видом, будто начальник опять выкинул постыдный фортель. И жжение на языке, треск в затылке и дикая жажда выдавали этот самый фортель с головой. Похоже, мастер Вильям пошел отдыхать на пляж, перебрал и полез купаться в жару. И хоть я не ощущал новое тело больным и разбитым, подобные нагрузки чреваты в любом возрасте. Я тонул в речке на Земле, он тонул в море… где-то. Если бы я придумывал новый сюжет для книги, то написал бы так: страх, ненависть и боль стали мостиком, связавших два бесконечно далеких мира. И теперь я в чужом теле на курорте, а мое тело достают баграми со дна… Красота, блин. Конечно, как и любой автор подобного жанра, я мечтал попасть и сам, но совершенно другим образом. Например, пройти через портал прямиком в гарем с соблазнительными эльфиечками…
— Кладите сюда, — раздался низкий усталый голос. — Что, мастер Вильям, опять взялись за старое?
Надо мной склонилась женщина лет тридцати — прекрасная, как богиня. Узкое лицо, прямой нос, большие, хоть и малость печальные изумрудные глаза в ореоле каре светлых прямых волос. Не портил облик даже толстый шрам ото лба до скулы, оставленный, судя по ровным краям, тяжелым клинком. На верхней губе чернела небольшая — с бисеринку — родинка, но самое удивительное — это торчащие из волос длинные острые уши. Предо мной стояла самая настоящая эльфийка, и я невольно улыбнулся.
— Не вижу ничего смешного, — она грубо раздвинула мне веки и поводила пальцами над зрачками. После взяла с полки старинный стетоскоп и коснулась раструбом груди.
Лекарь вопреки ожиданиям носила мужскую одежду — просторную сорочку, расстегнутую до крупной, но высокой груди, кожаные штаны и сапоги. На стене висели и халат, и фартук, но резать меня никто не собирался, вот и надевать лишнее не пришлось. И слава всем богам, потому что в лотках на столе поблескивал такой набор инструментов, что палачи передрались бы за него насмерть.
— Аритмия, хрипы, повышенное давление, — врач подошла к полке со склянками и смешала несколько порошков. — Вы уже давно не мальчик, мастер. И пить в такую жару, а потом лезть купаться — это верная смерть. Да еще и не сказали никому. Хорошо, Нэй прибиралась в беседках, а то вас бы вообще не нашли.
— Больше не буду, — сказал, потому что тут уж отмалчиваться глупо. Черт, до чего же хорош этот тембр — глубокий, бархатистый, проникновенный — с таким прямая дорога в дикторы.
— Хотелось бы верить, — она вздохнула и протянула раствор. — Да только сколько раз вас находили пьяным вдрызг? Но тогда вам хотя бы хватало ума не лезть в воду. Прочем, однажды вас выловили из фонтана, так что…
Я приподнялся на локте и выпил горькую жижу с омерзительным привкусом, после которой по венам словно пропустили ток, а в темя вонзили сосульку. Разум прояснился, зрение стало четким, а барабаны в ушах поутихли.
— Лучше?
— Да, спасибо, — крякнул и мотнул головой, как после стопки чистого спирта.
— Жалобы еще есть?
— Эм… — быстренько прикинул что к чему и решил, что лучшего случая может и не представиться. — Есть. Память… хуже стала.
— Память? — эльфийка изогнула тонкую бровь. — Странно. Головой нигде не бились?
— Не помню… Но череп побаливает.
— Хм… — она села рядом и обхватила мою многострадальную дыню, и в такой позе ее собственные дыни оказались в двух пальцах от лица. И признаться честно, я редко бывал столь близко к столь шикарным женщинам. Эльфийка пахла травами и солью, и мне пришлось собрать всю волю в кулак, чтобы не засопеть, как загнанный пес. — Так больно?
— Не очень, — покряхтел для пущей достоверности.
— А так? — пальцы взъерошили пряди и слегка нажали на виски.
— Так больнее…
— Скорее всего, тепловой удар, — врач к моему неудовольствию пересела за уставленный стопками бумаг стол. — Но от него память не особо страдает. Вот если бы вы захлебнулись, тогда мозгу пришлось бы несладко… А какие именно симптомы? Легкая забывчивость, временные провалы?
— Кажется, я забыл все… Даже свое имя.
Женщина медленно обернулась и уставилась таким взглядом, будто я только что оскорбил ее род до седьмого колена. Конечно, прикинуться дурачком — очень опасная игра, но в ином случае мое поведение и знание (вернее, незнание) мира вызовут слишком много вопросов. А так и причина есть, и следствие. То, как мою полуживую тушку таскали по крепости, видели, наверное, все. А кто каким-то чудом пропустил сие зрелище, уже узнали из разлетевшихся по округе слухов. Начальник — алкоголик, напекло темя, стало плохо, чуть не утонул, вот и повредился умом. А если бы здоровый вел себя как идиот, мое приключение в новом мире завершилось бы, едва начавшись, причем не самым гуманным образом.
— Это очень неудачная шутка, — холодно произнесла лекарь. — Неудачная и неуместная. Вам через три луны сдавать крепость, а вы… Боги, — она шумно выдохнула и потерла лоб. — Надеюсь, вы помните, что с вами сделают в случае провала? Забыли? Лучше не вспоминайте.
— Да не переживайте вы так, — попытался улыбнуться, но вышло кисло и вымученно. — Повторение — мать учения. Вот расскажут мне все — память и вернется. Даже терапия такая есть, вам ли не знать.
Эльфийка замолчала, а у меня все съежилось и похолодело внутри — более шаткое и неуверенное положение еще поискать надо. Сейчас я в буквальном смысле зависел от решения этой остроухой красотки. Пойдет мне навстречу — и все закончится относительно хорошо. Вздумает упрямиться, пичкать всякой дрянью или отправит на лечение в столицу — и я окажусь в такой заднице, откуда уже не выберусь. Ведь здесь, вдали от цивилизации и посторонних глаз еще можно как-то извернуться, а на большой земле первый же дознаватель или инквизитор вмиг раскусит, кто я и откуда. И вряд ли с горящими глазами помчит помогать залетному попаданцу.
— Надо посовещаться, — она встала и стянула шнуровку на груди. — Ждите здесь, я скоро.
Прошедшие пять минут растянулись на час. Пользуясь случаем, подошел к большому круглому зеркалу на кронштейне, что играло роль дополнительной лампы, отражая бьющий из стрельчатого окна свет. И то, что увидел, весьма впечатлило. Из отражения смотрел высокий подтянутый мужчина лет тридцати с благородными чертами, чем-то похожий на Виталия Соломина в том же возрасте. И хотя врач намекала на злоупотребление, характерных следов не заметил — ни мешков под голубыми пронзительными глазами, ни опухлостей, ни лопнувших капилляров на орлином носу. Если я (а точнее тот, чье тело занял) и начал пить, то совсем недавно.
Интересно, что вынудило заливать за воротник человека на столь высокой и наверняка хлебной должности. Ведь если ничего не перепутал, восстанавливать здравницу мастера послал сам император. Значит, он не чинуша среднего звена, а уважаемый аристократ — быть может, даже министр. Сильно сомневаюсь, что люди подобного толка бросаются во все тяжкие, будто съехавшие от родителей подростки. С моим-то статусом можно развлечься куда более занятными способами, чем надираться до беспамятства. Странно все это. Но интересно. Загадками и тайнами запахло, а уж я поднапрячь мозги никогда не прочь — даром что ли отличник?