Право на счастье (СИ) - Таирова Таша. Страница 24

— Борис Николаевич, вы член совета директоров, так что останьтесь. А теперь, Лизавета, когда остались самые близкие и заинтересованные, говори. Решила титул прикупить, Павел прав?

— А что? Предлагаете мне всю жизнь со своим пролетарским происхождением мыкаться?

— Вот уж не скажи. И отец твой, и мама были далеки от рабочего народа. Как видишь, и мы тоже работаем, как-то справляемся со своими проблемами.

— Ну да, это ты на свои кровные такую домину купил?

— Да, — Прозоров почему-то улыбнулся, — мало того, потратил на это почти всё заработанное. Зато этот дом помог мне найти своё счастье. И начать жить.

— Что, уже забыл о моей маме? Быстро! А совесть не мучает? За то, что ты виноват в её смерти! Ты меня оставил сиротой! Лишил меня отца! И теперь я должна выпрашивать у тебя, бывшего слуги, деньги!

Никита встал и вцепился пальцами в спинку стула:

— Я ни на минуту не забывал о том, что произошло тогда. И вину свою чувствую, не переживай, всё помню. И Марту помню, и Аню! Знаешь, иногда я думаю, хорошо, что Марта… не дожила до этого дня, не слышит тебя и не видит, во что превратилась её дочь.

— Правда? — Лиза тоже плавно поднялась, бросила взгляд в сторону и вдруг спокойно спросила: — А как… поведёт себя твоя распрекрасная Аня, когда узнает, что гостит в доме, где живёт сестра убийцы её матери? Мало того, с ней спит хозяин дома, её друг и спаситель! К тому же здесь ещё бегает малолетняя дрянь, рождённая от мужика, что, возможно, отымел нашу Анюту во все дыры! — закончила она и резко сделала шаг назад, потому что молчавший до этого мгновения Владимир перегнулся через стол, пытаясь схватить её за шею. — Убери руки! — взвизгнула Лиза и попыталась спрятаться за широкой спиной Павла.

Никита перехватил руку Демьянова и с силой опустил её вниз:

— Володь, не тронь говно, вонять не будет.

Лиза раздула ноздри от возмущения, но промолчала, следя за разъярённым мужчиной. Они сверлили друг друга взглядом, не замечая двух женщин, что стояли в проёмах дверей, ведущих в столовую с двух противоположных сторон.

…Анна медленно поднялась и тихо прошептала лежащему у приоткрытой двери Герою:

— Ты присмотришь за Серёжей, правда? Знаешь, я ведь никогда не оставляла его одного, но меня ждут за столом, надо идти, хотя… — Она вздохнула и с тоской посмотрела в окно, за которым медленно падал снег. — …Я не хочу туда возвращаться. Это, наверное, очень плохо, но я не хочу видеть Лизу. Хм, я даже её сестрой назвать не могу. Скажи, разве сёстры так относятся друг к другу? А ещё… мне кажется, что Никита что-то скрывает от меня. И эта девочка, Инга, она так смотрит на меня, будто знает что-то такое, от чего мне будет плохо. Как ты думаешь?

Герой чуть поднял голову и зевнул, широко раскрыв пасть с острыми зубами.

— Таня сказала, что ты спас ей жизнь. Ты, наверное, очень сильный и смелый, раз тебя Никита взял в дом, он не очень жалует живность в помещении. Жаль, что ты не можешь говорить. — Герой положил широкую морду на передние лапы и уставился голубыми глазами на говорящую женщину. Анна встала и медленно подошла к окну. — Скоро Рождество. Если бы ты знал, как я не люблю этот день… И скучаю по маме.

Она помолчала, потом обернулась и посмотрела на спящего сына:

— А ведь мне говорили, что у меня не будет детей. Но я так люблю Володю, что смогла порадовать его сыном. А ты заметил, как они похожи? Вот ничего моего нет, только папа, — с улыбкой закончила она, обращаясь к лежащему псу. — И волосы, и ямочки на щеках, глаза, правда, пока то серые, то голубые. И головой качает как Володя. Я бы, наверное, умерла, если бы он не появился в моей жизни. Ведь я всё помню. Всё. Иногда по ночам смотрю в потолок и стараюсь не плакать, чтобы не разбудить Володю, но всё равно я думаю, что он знает об этом. А мне страшно, я боюсь приезжать сюда, мне всё чудится, что он жив, что я его не застрелила, что он смеётся и обещает убить меня, Сергея и Володю. И слышу, как умирающий Серёжа кричит «отдай пистолет, девочка». Он спас меня от кошмаров, взял на себя вину за убийство, поэтому я назвала сына в его честь. — Она присела на корточки, стараясь не измять платье, провела пальцами по лбу прикрывшей глаза собаки и вздохнула: — Пошла я, Герой. Ты громко-громко лай в случае чего, ладно?

Анна резко встала, гордо подняла голову и вышла в коридор, прошла к двери в столовую и замерла, услышав окончание разговора. Инга сестра Беса, убийцы мамы? И Эрика может быть дочерью убитого ею Демона?

…Инга молча сидела на кровати возле спящей дочери, сжав пальцы в кулаки и вспоминая взгляд Никиты, когда она отодвинула от себя бокал с шампанским. Ей на миг показалось, что в его глазах мелькнула обида. Но она не может переступить через свой страх. Никто не знает, что она помнит почти всё. И ненавидит себя и этот так называемый «семейный» праздник.

Семья… Инга смутно помнила светловолосого мужчину, что поднимал её высоко-высоко, чтобы маленькая девочка могла надеть звезду на верхушку ёлки. И мама, красивая, улыбающаяся, хлопающая в ладоши. И в один день всё это закончилось… после того, как папа не вернулся с работы, а мама тихо плакала. Потом они уехали из того маленького городка, долго летели на самолёте, а после этого была комната с узкой кроватью и старым скрипящим шкафом, запах каши и молока. И чужой мужчина, что приходил к маме, целовал её руку и приносил Инге апельсины.

Эрика захныкала во сне, Инга склонилась к дочери и поправила лёгкое одеяло, прикрывая хрупкое плечико. Дочь, единственный родной после мамы и отца человечек, что появился в её жизни.

И одинокие новогодние праздники. И день, когда она потеряла веру в человечность и перестала доверять всем без исключения. Воспоминания о том проклятом праздничном дне вспыхивали в её сознании урывками, кусками, иногда ей казалось, что она помнит всё, но чаще она слышала только громкий смех мужчин и музыку. Она больше никогда не слышала ту песню и боялась услышать, зная, что тогда память вернёт ей всё. Всё, что она пыталась похоронить. А ведь она знала, что Юрий никогда не любил и презирал её, не упускал случая подчеркнуть, что она никто, что её оставили в семье Бестемьяновых из жалости. Но когда Инге исполнилось шестнадцать, в их доме появился странный человек с внешностью доброго дядюшки, что приносил девушке вкусные пирожные, но однажды безразличным голосом заявил «да, красивая сучка выросла, жаль брезгую‎‎». После этого заявления Инга уговорила отчима и уехала учиться в другой город, чтобы не видеть похотливых взглядов, не слышать скабрезных шуток, не сжиматься от страха, ожидая мерзкого ощущения чужих рук на своём теле. И она смогла жить и радоваться жизни, пока… Пока не вернулась обратно.

…Они смеялись и кричали «пей до дна, пей до дна», а потом хохотали, глядя на неё, цепляющуюся руками за стол и стены. Она падала, ползла куда-то, чтобы укрыться от этого смеха, от грубых мужских рук, что срывали с неё одежду, держали её, прижав к холодным простыням. И боль. Страшная, разрывающая пополам. И кровь, много крови. Она пыталась кричать, но не могла произнести ни звука, язык не слушался, слёзы текли по щекам. А вокруг смеялись… смеялись… они смеялись над её болью, над её растерзанным телом… смеялись…

…Инга открыла глаза и посмотрела на свои ладошки, на которых отпечатались полулунные следы от ноготков. Четыре года она старалась не думать о случившемся, молча терпела сначала недовольные разговоры, потом удары, помня слова своего врача Надежды Николаевны: «‎Твоя девочка будет только твоим ребёнком; она маленькая, беззащитная, она ни в чём не виновата; она будет любить тебя, потому что ты её мама». И она поверила в это — Эрика её дочь, только её. Любимая, родная. И Инга была готова на всё, лишь бы с её девочкой ничего не случилось. Хотя Никита, наверное, был прав, когда говорил, что отчим продал её Горелову.

Никита… Единственный, кому она позволила прикоснуться к себе. Единственный, кого она не боялась, потому что поверила. Впервые за четыре года поверила и сдалась. Сама попросила о ласке и нежности, доверила себя. И свою девочку. Даже стала привыкать к тому, что есть мужчина, который поможет, решит все проблемы, спросит её мнение и успокоит. Но всё закончилось с приездом этой Лизы. А она красивая. Талия тонкая, грудь высокая, походка королевы. Когда она вошла в столовую, Инга даже сжалась под её взглядом, будто Лизе известно что-то такое, что может разрушить её жизнь. Поэтому и возвращаться не хочется. Но надо. Надо вернуться и заставить себя сделать хотя бы один глоток вина, чтобы Никита забыл, как она отодвинула от себя бокал с шампанским.