Хроники Раскола (СИ) - Сказкина Алена. Страница 32

Дежуривший снаружи дракон кивнул-поклонился.

— Фервинг, едешь со мной! Кадмия, свяжись с Валгосом, пусть готовится к… впрочем, не надо. Устроим ему сюрприз.

Мальчишка-грум, повинуясь жесту, привел двух каурых тонконогих жеребцов с лоснящимися крупами. Я вскочил в седло. Фервинг замешкался, решая, не приказать ли своему отряду сопровождать нас, и я ответил на невысказанный вопрос.

— Мы отправимся вдвоем.

— Эсса, смею заметить, это небезопасно, — озвучила Кадмия сомнения, появившиеся в глазах обоих драконов. Фервинг промолчал, но я чувствовал, что он солидарен с воительницей. Хаос, если я все-таки возьму его когтем и эти двое споются, мне понадобится немало сил, чтобы противостоять их сковывающей по рукам и ногам заботе. Тем более лорд Сэлерис не ограничится одними робкими замечаниями.

— Убежден, твои разведчики прочесали местность на сто верст окрест, уничтожив любой намек на вражеское присутствие. Так что не веди себя как наседка, квохчущая над цыплятами.

Сжал коленями бока коня, направляя вниз с холма. Фервинг спускался следом. Встреченные драконы провожали нас заинтересованными взглядами, особенно доставалось моему спутнику, которого явно не радовало всеобщее внимание — алый нахохлился, опустил лицо и нервно стискивал пальцами поводья. Тени не любят выходить на свет.

Я свернул влево, предпочитая сделать крюк и объехать лагерь по дуге, чем пробираться сквозь скопище палаток и их хаотично шатающихся обитателей, занятых повседневными делами.

Вставшая на отдых армия постепенно удалялась, как уплывает густонаселенный остров от покинувшего его корабля, тает за горизонтом вместе с гамом, суетливыми хлопотами, бьющей через край жизнью. Пепельная степь, тянущаяся до самого неба, сливающаяся с ним, напоминала замерший в угрюмом молчании океан. Невообразимые просторы, где ты лишь незаметная песчинка, затерявшаяся в бескрайности.

Мне до сих пор не доводилось выходить в море, но, судя по рассказам пьяного в стельку мичмана, с которым я однажды коротал ночь в трактире не самого высокого пошиба, ощущения должны быть схожи.

Рыжее солнце низко висело над горизонтом. Кони неспешно трусили по утоптанной земле, взбивая копытами золу. Подгонять их, делать что-то, нарушающее умиротворение подкрадывающегося вечера, не хотелось. Нас словно окружил кокон немоты, отделил от прочего мира незримым барьером. Изредка уединение прерывалось «рыбацкими лодками» дозорных отрядов, уходящих либо возвращающихся с патрулирования. Временами их курс сближался и шел параллельно нашему, но, узнавая, алые неизменно сворачивали в сторону

Фервинг следовал за мной, почтительно отставая на лошадиный корпус. Я жестом пригласил его ехать наравне, разрешил.

— Можешь говорить вольно.

Алый кивнул, промолчал, не уподобляясь большинству, в схожей ситуации несшему бред об оказанной им чести. Тишина надоедала. Развлекаясь и не только, я спросил.

— Расскажи о себе.

Это была та причина, по которой я не взял сопровождение: наедине драконы откровеннее, чем при толпе благодарных слушателей.

Фервинг неприятно усмехнулся.

— Хотите знать, почему птенец Селэрис две трети жизни провел пленником родового особняка, эсса?

Никакой ложной скромности, самоирония, легкий вызов — я удивленно отметил, что обаяние дамского угодника начинало действовать и на меня: проще говоря, Фервинг мне нравился. Но демонстрировать благосклонность было рановато, поэтому я просто ответил.

— Хочу.

— Надеюсь, вам знакома клятва «чистоты помыслов», принятая среди хранителей памяти?

Я подтвердил: культ служителей Древних — та еще закрытая секта, неохотно расстающаяся с собственными тайнами.

— Прежний глава рода, уважаемый мэтр Ранкер тиа Селэрис, имел близкие связи с хранителями памяти. Он регулярно жертвовал ордену щедрые членские взносы, в том числе собственными сыновьями, отданными в услужение. Меня готовили стать Гласом Отвергающим.

Должности-функции хранителей памяти назывались гласами, что временами служило причиной шуток об их здравомыслии: ведь когда в голове звучит сразу несколько голосов — это явный признак сумасшествия.

— Понятно. Внутренняя стража…

Где есть секреты, существуют и те, кто следит за соблюдением принесенных обетов. Из парня воспитывали карателя в масштабах отдельно взятого сообщества.

— Не только, — заметил Фервинг, непочтительно перебивая. — Иными временами Глас Приказывающий требует… устранения дракона, непричастного к ордену. Если исполнителя поймают, он будет отрицать какое-либо отношение к лиаро и понесет наказание по всей строгости законов клана.

Я нахмурился: внутренние разборки ордена — это внутренние разборки ордена, но последнее попахивало вмешательством в дела управления кланом, покушением на власть Альтэссы. Кагерос прав, утверждая, что хранители, прикрываясь именем Дракона, используют дарованные им привилегии ради собственных целей.

— Затворник без друзей и покровителей, которого семья с готовностью объявит душевнобольным… Я предпочитал служить, а не быть разменной фигурой, которую легко сбросит с доски чужое сумасбродство.

Как похоже! И лиаро, и Альтэсса руководствуются представлениями о высшем благе и светлом будущем, пусть ради этого будущего и придется пожертвовать кем-то из младших послушников. Если сказанное правда, у нас с Фервингом много общего: он тоже мечтает о едином оберегающем своих птенцов клане, тоже верит в ценность жизни каждого дракона.

Я прикусил губу: симпатия, которую вызывал алый, настораживала. Ему хотелось доверять, но доверие — слишком ценный дар, чтобы разбрасываться им направо и налево, особенно доверие мятежного эссы, за голову которого объявлена награда. Сомнения червями-древоточцами разъедали сердце.

Действует ли Фервинг по собственной воле? Говорит ли искренне, либо же вся его легенда – хорошо отрепетированный спектакль, чтобы заручиться моим расположением? Выполняет ли он приказ хранителей памяти? Или же Альянса? Я вспомнил слова Кадмии, что парень входил в основу теней, в элиту разведки кланов.

Кому принадлежит верность лорда Селэрис?

В любом случае его цель не устранить меня: возможностей у алого хватало — всего-то требовалось немного «опоздать» при штурме замка. И тем не менее я предпочитал держать опасного спутника в поле зрения, чем за спиной.

Мы проговорили несколько часов. Фервинг был не глуп, понимал, что я его испытываю, а потому с готовностью честно отвечал на вопросы или же настолько искусно лгал, что я не чувствовал ни грамма намеренной фальши, лишь временами легкую браваду и неосознанное стремление утаить кажущиеся постыдными или легкомысленными вещи, присущие любому разумному существу. Разговор с ним — непринужденный, наполненный самоиронией и неожиданной глубиной — доставлял истинное наслаждение. Давно я не беседовал с кем-то по-приятельски: приходилось постоянно держать себя в руках, чтобы не сболтнуть лишнего.

Сомнения утихли, посрамлено отступили, но не исчезли полностью. Поэтому, когда спутник предложил открыть портал, я настороженно следил за каркасом чар, готовый вмешаться, если Фервингу взбредет переправить нас к войскам Альянса.

Не взбрело.

Перемещение закончилось на окраине угрюмой деревушки. Солнце еще не село, но центральную, и единственную, улицу заполонили тревожные разбавляемые редким лаем собак сумерки. Дети попрятались по домам. Жители глядели испуганно, исподлобья, не спешили покидать дворы, а если возникала нужда, торопились укрыться за соседскими плетнями. Воины, ощущавшие неприязнь, даже враждебность крестьян, держались в боевой готовности, не спеша расслабляться. Напряжение, пропитавшее воздух, напоминало туго натянутую тетиву, которая вот-вот лопнет.

Валгосу лучше передислоцировать отряды, иначе не избежать расправ. Я не жалел людей, просто глупо резать овец, с которых собираешься стричь шерсть: даже драконы, не говоря уж об искателях легкой наживы, составляющих большую часть армии, не способны питаться одним эфиром — кому-то надо растить и собирать урожай, заготавливать провизию для армии.