Антология советского детектива-39. Компиляция. Книги 1-11 - Веденеев Василий Владимирович. Страница 68

— Тайник-то там действительно был? — спросил Смирнов.

— Был, Александр Иванович, был! — оживился Леонид (о деле заговорил). — Серьезная такая укладочка, аптечная, с понтапоном. По рыночным их ценам — тысяч на семь-восемь.

— Куш! — с уважением констатировал Роман.

— Как ты думаешь, Леонид, зачем этот добровольный осведомитель сдал тайник Трындину? — спросил Смирнов.

— Всего вероятнее одно: узнав о тайнике, сам взять опасался, будучи уверенным, что хозяева следят за марафетом неусыпно. Думаю, конкурент.

— Может быть, может быть. — Смирнов покряхтел, прилег подбородком на замысловатую рукоять своей роскошной палки. — А почему Трындину?

— Юра последнее время за наркоманов местных взялся, всерьез взялся. Выявил, кто просто так шуткует, кто всерьез на игле сидит. Даже схемку составил по участку: кто, где, когда, как. Серьезный паренек был. Эх, Юра, Юра!

— Значит, несчастный случай, — вяло напомнил Смирнов.

— Ничего нет, Александр Иванович, чтобы о другом думать. Сам понимаю, что наворот какой-то подозрительный: тайник, записка, несчастный случай. Леонид поднялся из-за стола, подошел к окну, из которого была видна крыша дома номер шесть. — Облазил все, все собственными руками ощупал до самого последнего гвоздика — ничего подстроенного, ничего сомнительного.

— Что делать собираешься?

— Ну, еще экспертизы впереди: медицинская, по записке. Вероятно, следственный эксперимент следует провести.

— Но ты-то уверен, что несчастный случай?

— На девяносто девять процентов.

— Почему же не на сто?

— Один процент на сверхъестественные чудеса.

— А бывает?

— Сам не видел, но, говорят, бывает.

Алик присматривался к Леониду, а Роман уже присмотрелся, знавал в свое время подобных, — сидел, покуривал, размышлял сам по себе.

— Так что же все-таки собираешься делать? — повторил свой главный вопрос Смирнов.

— Пойду по наркоманам, по их связям. Судя по тайнику, группа сбита весьма и весьма серьезная.

— А тайник? Тайник серьезный?

— Да нет, кустарщина, времянка. Судя по всему, одноразовый.

Встал и Смирнов, подошел к окну, глянул через окно на крышу и тронул Леонида за плечо:

— Что ж не поинтересуешься, о чем мы с Трындиным сегодня разговаривали?

— Жду, когда вы сами скажете, Александр Иванович.

Кухня окном своим выходила на другую сторону, и поэтому Смирнов повел Леонида на балкон.

— Вон в том доме, — Смирнов показал в каком, — до вчерашнего дня помещалось кооперативное кафе "Привал странников". Мы вчера втроем в нем весьма мило пообедали. А сегодня утром его как и не бывало. Вот по этому поводу мы с Трындиным сегодня очень удивлялись. Вчера заведение по всем правилам — с вывеской, тентом, занавесочками, а сегодня корова языком слизала.

— А был ли мальчик-то? — расхоже вопросил Леонид.

— Был, был, Леня. И не один мальчик-то. Поинтересуйся, а?

— Поинтересуюсь.

— И мне сообщи.

Капитан Махов записал телефон и ушел.

— Не наработался, Саня? — спросил Алик.

— Не наработался. — Смирнов налил себе коньяку, выпил рюмочку. Думал, что наработался, оказывается, нет. Да и время сейчас такое работать.

— Но не нам, — сказал Алик.

— Это почему же — не нам?

— Сегодня — это уже не наше время. Мы свое время отдали неизвестно кому, проиграв пятьдесят шестой.

— Пятьдесят третий, Алик, — возразил Смирнов. — В пятьдесят третьем надо было готовиться к пятьдесят шестому. А мы служили, полагая, что все идет как надо. Но ведь еще не поздно, братцы!

— Еще не вечер, еще не вечер, — гнусаво спел Роман.

— Сколько тебе лет, Саня? — ласково поинтересовался Алик.

— Шестьдесят пять.

— И старческой любви позорней сварливый старческий задор, продекламировал Казарян.

Смирнов задохнулся от злости и глазом прицелился: не дать ли Ромке в рыло? Алик положил ладонь на его сжавшийся кулак, а Казаряну сказал:

— Зачем же наотмашь?

— Ну, Ромка, это я тебе припомню, — выпустив пар, пообещал Смирнов.

— Так узнавать в ОДТС насчет хлорвинилового кирпича? — как ни в чем не бывало поинтересовался Казарян.

— Узнавать.

Поздним утром, предварительно досмотрев "Крестного отца", Смирнов тщательно запер бордовую дверь (Алик по суетным своим делам убежал раньше), спустился на лифте и вышел на волю. Та сторона переулка была солнечной, и он поспешно поковылял туда, в тепло. Поковылял потому, что был без палки. Греясь на солнышке, ждал шального такси и разглядывал помещение бывшего "Приюта странников". Там все было так, как вчера. Таксомотор забрел в этот переулок минут через десять. Расслабленно вздохнув, Смирнов приказал:

— На улицу Горького.

Таксист был недоволен — на лице было написано, — но ничего не сказал: инвалид влез. По набережной до Каменного моста, вдоль Александровского сада, вокруг гостиницы "Москва". Только начали подниматься к Советской площади, как Смирнов решил:

— Здесь.

За все про все — рубль двадцать. И — в магазин "Подарки". На втором этаже нашел то, ради чего сюда приехал. В особой подставочке ежом торчали самшитовые трости. Долго трепал нервы продавщице, тщательно подбирая трость поудобнее. Выбрал наконец, заплатил непомерную цену и сквозь толпу провинциалов, через двери пробился на улицу Горького. После любимой невесомой камышовой самшитовая была тяжестью, кочергой, оружием. С палкой можно и муниципальным транспортом. Смирнов спустился в метро и доехал до Комсомольской площади.

Уже в электричке решил, что надо ехать до Болшева. Раз квартира номер 178, значит, дом здоровенный, такие Калининград ближе к Костину строит. Тайнинская, Мытищи, Подлипки. Мелькнул внушительный горб водовода, пробежал мимо сильно поредевший Комитетский лес, и вот оно, Болшево.

На остановке доброжелательные бабы подсказали, на каком автобусе ехать. Доехал и разыскал дом 16 "а". Здесь. Пятый подъезд, пятый этаж. Позвонил. Не опасаясь, открыла пожилая, огорченная на всю жизнь женщина.

— Мне бы товарища Шакина повидать, — объяснил цель визита Смирнов.

— Твой товарищ "козла" забивает, — ответила женщина и захлопнула дверь.

Во дворе, узком и необжитом, было пусто. Пришлось обратиться с вопросом к подъездным старушкам, которые охотно объяснили, куда ему идти.

Приют доминошников находился в зачахнувшей рощице, на которую наступали новостройки.

Двенадцать игроков, семеро болеют. Итого — девятнадцать. Отставляются пятеро допенсионного возраста бездельников. Теперь ручки-ручоночки. Восемь представителей класса-гегемона. По ручкам. Представителей тоже в сторону. Четверым около семидесяти и выше. Двое. Один с большущим родимым пятном во всю щеку. О такой примете Трындин рассказал бы в первую очередь. Вот он, Шакин. В шестьдесят один год уходят на пенсию в двух случаях: или уходящий не хочет работать на учреждение, или учреждение не хочет, чтобы он работал. Здесь определенно второй вариант. Плюгав, мелок в движениях, на лице, как каинова печать, все признаки сильно и регулярно употребляющего. Выберет такого представительствовать в официальных органах компания шустрых и неглупых деляг? Ой, нет! Что ж, просчитано и такое.

— Кто тут Шакин? — сурово спросил Смирнов.

Изгнанная из сквера гуляющими с младенцами заботливыми мамашами визгливая компания пацанов передислоцировалась на задворки домов, ожидавших капитального ремонта; оттуда тоже гоняли, но в основном по утрам. А сейчас, когда все ближе и ближе вожделенные два часа, бдительность стража ослабевала. Здесь было прекрасно. Двое попытались поднять, как штангу, неизвестно как сюда попавшую ось с двумя чугунными колесами от вагонетки. Не подняли, зато покатили, радуясь тому, что это катится. Двое других пинали жестянку из-под греческих маслин, изображая футболистов. Пятый же прогуливался в поисках чего-нибудь ценного и нашел. У двери черного входа в мертвый дом абсолютно доступно лежал пластиковый пакет с изображением обтянутой джинсами женской задницы, совершенно новый.