Теодор и Бланш - Митюгина Ольга. Страница 23
Так закончился первый месяц.
Второй месяц, в сущности, ничем не отличался от первого. Тед занимался с Бланш и сам учился у нее многому: чистоте, бескорыстию, открытости… Она помогала лучшей части его натуры взять верх над старой, над прежней. И вскоре Теодор перестал спорить сам с собой, как было когда-то, в нем не осталось сожалений — да и о чем стоило жалеть?.. А Бланш радовалась, что юноша день ото дня становится все нежнее с нею, мягче с окружающими — с той же Маргерит, — увереннее в себе… Что наконец-то приходит к согласию с самим собой — и от этого, конечно, больше всего выигрывает сам.
Но при всем при том Бланш так увлекали занятия, что она не особо задумывалась над нежностью Теодора и над природой своей собственной радости за него — а быть может, не позволяла себе задуматься. Конечно, ее больше интересуют занятия, а не молодой человек!
Так прошел второй месяц.
И вот наконец однажды, закончив ужин, Марш, очаровательно улыбнувшись Теодору, заявила с видом сытой кошки:
— Милый мой герцог, поздравляю вас! Вы победили: завтра днем я оставлю ваши владения вместе со своими друзьями и отправлюсь домой. Надо сказать, я добилась, чего хотела, так что тоже не в проигрыше. Надеюсь, мы расстанемся довольные друг другом… Завтра я попрощаюсь с вами, и, надеюсь, больше мы не свидимся. Условия снятия заклятья вам известны, в чем я искренне желаю вам успеха. До завтра, милорд. И теперь уж милорд в полной мере!
У Теда перехватило дыхание.
— Вы…
— Да, я возвращаю вам Валитан. С этой минуты он снова ваш! Делайте, что угодно — но не забывайте, что полных два месяца — лишь завтра…
Теодор рассмеялся.
— Вы неповторимы, Марш! Что ж… Скажите, в замке остались петарды дневного фейерверка?
— Конечно.
— Где они?
— Праздновать думаете? Что ж, я своими чарами помогу вам устроить фейерверк в парке — в последний раз тут что-то произойдет само собой. А после мы распрощаемся, Тед.
С этими словами волшебница вышла из-за стола и покинула трапезную.
Герцог порывисто обернулся к Бланш, стоявшей поодаль, как подобает прислуге.
— Вы слышали, Белый Цветок? — радостно вскричал он.
Девушка улыбнулась.
— Поздравляю вас, ваша милость. Несмотря ни на что Марш — честная противница.
— Да. Но когда дело доходит до ее интересов, она может быть коварной, жестокой и беспринципной до такой степени, что вы и вообразить не можете. Маршбанкс — это… Это стихия! Она подобна Вселенной — так же непостижима и прекрасна.
Бланш вдруг, неожиданно для себя, ощутила нечто, весьма похожее на ревность.
— Вам что, нравится Маршбанкс?.. — едва смогла пролепетать она. Но нет, это было бы так… так нечестно!
— Нравится?! — герцог даже рассмеялся. — Ее душа — это штормовая ночь, полная зарниц. Да, она полна какой-то величественной, грозной красоты, красоты дикой, свободной силы. Нравится? Да, нравится. Я понял, что она сделала для меня… Но мне не хотелось бы ни общаться с ней, ни, тем более, любить ее. Я боюсь ее! Понимаете? Можно с восхищением любоваться извержением вулкана издалека, но стремиться кинуться в лаву может только безумец. Марш выдавливала из меня жизнь, каплю за каплей! Пусть это пошло мне на пользу — воздух после грозы всегда чище, — но желать вечной бури я не могу. Мне кажется, очень мало найдется таких… желающих.
— Так завтра в честь ее ухода — фейерверк?
Тед покачал головой.
— Нет. В вашу честь.
— В мою? — поразилась Бланчефлер.
— Да.
— В парке?..
— Да.
У Бланш сердце сжалось, а горло перехватило.
— Мне надо отнести поднос на кухню, ваша светлость, — заторопилась она. — Сегодня, как я понимаю, последняя ночь, что мы будем вместе? Идите пока, я поднимусь!
— Бланш! — окликнул ее молодой человек.
— А?
— Что случилось?..
— Нет, ничего! Ничего!.. — поспешно заверила Бланш. — Простите, милорд!
— Бланш!..
Но девушка уже скрылась в дверях.
Глава 5
ОБЪЯСНЕНИЕ
Ночью Бланш снился сон. Она вновь была маленькой девочкой, восторгавшейся своим прекрасным господином. Вновь в яркий солнечный день пряталась в ветвях могучего дуба, снова слышала разговор милорда и его служанки, очарованной красотой хозяина и его галантностью — и почему-то леденящий ужас пронизывал душу от тихих слов герцога: «…рад, что доставил вам удовольствие… ни разу не удавалось разочаровать свою девушку… рад, что не утратил практики… вы превосходите всех моих знакомых…»
И, как эхо, вторил голос Марш: «Я не достойна таких слов…»
«Более чем достойны! Именно вы. Я не могу позволить… при моей красоте… чтобы какая-то заурядная девчонка… Вы видите, что я испытываю к вам… трудно даже дышать без вас… Я люблю вас… А вы?..»
Как похотливо блестели его глаза, как сладенько улыбались губы! Бланш во сне задыхалась от какой-то неясной тяжести, от ужаса, от отвращения, от всей этой мерзкой, гадкой лжи…
— Нет… Нет! — стонала она, не в силах освободиться от липких тенет кошмара, и голова ее со спутанными, слипшимися от пота волосами моталась из стороны в сторону.
— Бланш! Бланш!..
Она смогла наконец открыть глаза. Над ней склонилось лицо Теодора — человека, вовсе не похожего на того, из ее сна. Его глубокие черные глаза с тревогой и заботой всматривались в нее.
— Что с вами? Бланш, вы так стонали во сне, что я за вас испугался! Вы вся мокрая от пота… Что-то дурное приснилось?
— Мне плохо, Тед. Мне душно… — прошептала она. — Меня мутит…
— Я позову Маргерит! — Теодор вскочил.
— Нет, не надо! — девушка схватила его за руку, удержав. — Сегодня последняя ночь, когда нам нельзя разлучаться.
— Бланш!
— Не надо. Я отлежусь. Мне уже легче.
— Да пошло оно все к черту, если вам плохо! Я за Маргерит.
— Нет, пожалуйста, Тед! Пожалуйста, не уходите… Не оставляйте меня одну… Мне страшно. И мне правда уже легче. Это просто сон. Ужасный. Спасибо, что разбудили меня.
— Что вы, я так перепугался за вас… — уступая ее просьбам, юноша вернулся и лег на свой тюфячок рядом с девушкой, не спуская с нее встревоженных глаз.
— Тед, можно, я попрошу вас? Вас это не шокирует?.. Но мне так тяжело! Положите свою руку мне на сердце — ваши руки такие холодные… Мне будет легче.
Молодой человек выполнил ее просьбу, осторожно положив свою холодную ладонь на жесткую ткань домотканого платья Бланш — туда, где стремительно билось сердце девушки. Он сделал это очень легко, тактично, с бесконечной заботой и уважением, чтобы даже запястьем ненароком не коснуться вздымавшейся в тяжелом дыхании груди.
— Так легче?
— Да, — кивнула она. — Подержите с минуту и уберите, ладно? Тед, я боюсь засыпать! Мне снился ужасный сон…
— Ну и забудьте о нем. Это же только сон, да? — ласково улыбнулся герцог.
— Нет… Это было. Было пятнадцать лет назад. Было на самом деле. Такая противная история…
— Вам должно было быть пять лет! Что же такого произошло, если вы переживаете даже сейчас?
Губы ее задрожали.
— Не знаю… Я давно не вспоминала… Теперь вдруг всплыло, не знаю почему… Знаете, наяву, тогда, я пережила ту сцену много-много легче, чем теперь, во сне. Так ясно все увидела… Тед, я словно вернулась в прошлое. Вы говорили… — она осеклась. — Ах, Теодор, наверное, все это похоже на бессвязный бред?.. Простите!
— Все хорошо, — мягко ответил герцог. — Продолжайте.
Она всматривалась в его лицо совершенно больными глазами — и, не замечая того, все сильнее и сильнее сжимала его пальцы, словно боялась, что Тед исчезнет.
— Вот скажите, можно любить человека и не догадываться об этом? — спросила она наконец.
— Нет, — улыбнулся юноша. — Любовь сама заявит о себе — и невозможно не слушать ее.
— Тогда почему я так расстроилась?
— В самом деле! Столько переживаний из-за какого-то глупого сна, вытащившего на свет события вековой давности! — с шутливой строгостью покачал головой Теодор. — Что может быть глупее? Отдыхайте, Бланш. Завтра у нас праздник!