Храм Фортуны II - Ходжер Эндрю. Страница 18

— Да пусть они сидят в своей норе, — сказал он пренебрежительно. — Не стоит эта кучка бандитов таких жертв. Мы уже отправили в Подземное царство несколько тысяч варваров и отправим еще столько же по пути назад. Они и теперь напуганы так, что больше и носа не покажут за Рен. А весной вернемся с осадными орудиями и без всякого риска по бревнышку раскатаем эту их берлогу.

Наша задача выполнена. Не очень-то почетно будет уложить сейчас здесь половину кадрового легиона, чтобы только добраться до какого-то жалкого дикаря, имевшего наглость, а вернее, не имевшего достаточно ума, чтобы принять великодушное предложение Германика.

Авл Плавтий постепенно сдавал позиции, но Агенобарб упорно стоял на своем. Это была хорошая возможность подорвать авторитет Германика (ведь штурм мог вообще закончиться неудачей), и Ливия наверняка осталась бы довольна таким оборотом событий.

Однако Вителлий тоже понимал всю опасность подобного шага и аргументированно убеждал своего командира не принимать поспешных решений, которые могут оказаться весьма пагубными и для него, и для армии.

В самый разгар дискуссии в ставку командующего прибыл гонец от легата Двадцатого Валериева легиона с тревожным известием. Этот легион находился в арьергарде, и вот его неожиданно атаковали превосходящие силы германцев.

— Как донесли лазутчики, — сказал гонец, хрипло дыша и вытирая со лба пот, — это подошел сам Херман с крупными силами.

Германик нахмурился. Положение резко осложнилось. Ведь он рассчитывал разбить врага по частям, уложившись в минимальное время и располагая минимальными силами. Но каким-то образом варварам стало известно о его прибытии и вот теперь в тылу у него оказался Херман, вождь могущественного племени херусков — союзников хаттов, главный виновник разгрома армии Квинтилия Вара шесть лет назад.

Именно Херман — весьма способный полководец и толковый стратег, прошедший обкатку в Риме, — втерся тогда в доверие к самовлюбленному и самоуверенному, но весьма недалекому проконсулу, с помощью грубой лести проник в его душу, а потом заманил в ловушку и бросил на растерзание своим свирепым воинам.

Тогда в Тевтобургском лесу погибло двадцать тысяч римлян и их союзников. И пятно позора все еще не было смыто.

Эта мысль была следующей, которая пришла в голову Германику. Молодой военачальник решительно поднялся на ноги, его глаза сверкали, лицо чуть побледнело.

— Ну что ж, — сказал он твердо. — Он-то мне и нужен. Мы встретимся с этим предателем лицом к лицу, и, клянусь Марсом, он кровью заплатит мне за свою подлость.

— Разумное решение, — похвалил Вителлий. — Пусть херусков там даже пятьдесят тысяч, на открытом месте мы легко с ними справимся. Надо выступать немедленно.

Германик кивнул и вышел из палатки отдать приказы. Домиций Агенобарб разочарованно вздохнул...

Римский корпус еще в тот же день двинулся в обратном направлении, провожаемый улюлюканьем и насмешками, которыми осыпали их люди Ульфганга, поднявшиеся на стены. Но дисциплинированные легионеры не обращали на них внимания. Они верили своему командиру и знали, что их час еще придет, никуда эти варвары не денутся.

При известии о том, что римляне отступают, приободрился и прочий лесной народ, который до того в ужасе удирал во все лопатки, забираясь в самую непролазную чащобу.

Зная уже о появлении друзей-херусков во главе с самим Херманом, вождь хаттов вышел из своей крепости и начал преследование противника, соблюдая, впрочем, максимальную осторожность и держась на безопасном расстоянии, чтобы не попасть ненароком в железные челюсти римского медведя.

А этот медведь шел себе спокойно через лес, окруженный — словно голодными, но трусливыми псами — небольшими отрядами хаттов, сигамбров, тенктеров. Шел, не отвечая на укусы и не реагируя на дикий вой и лязганье зубов.

Лишь иногда, когда варвары, увлекшись, теряли бдительность, он вдруг останавливался и наносил молниеносный разящий удар своей страшной когтистой лапой. И тогда в ужасе улепетывали псы, поливая землю своей кровью.

Германик хорошо помнил урок, преподанный Вару, и строжайше приказал никому не отходить от колонны. Он досконально изучил тактику противника и знал, чего хотят варвары — заманить римлян куда-нибудь в чащу или на болота и там перебить по одному. Но не на тех напали. Германик не собирался повторять ошибку бывшего проконсула. Он без остановок шел и шел вперед, ожидая встречи с Херманом и его херусками. Встречи, которая должна была пройти по плану римского полководца.

И вот желанный день настал. Вождь херусков не ожидая столь быстрого маневра от своих врагов и не был готов к бою. Тем более, что римляне умелым обходом вынудили его отступить практически на открытое место, что резко снизило шансы варваров на успех, несмотря даже на их значительное численное превосходство.

Да, в лесу, прячась за деревьями и неожиданно небольшими группами атакуя из-за кустов, германцы представляли грозную силу, но на пустом пространстве их бесформенная толпа никак не могла противостоять прекрасно выученным и дисциплинированным римским когортам.

Варвары были разбиты вдребезги. После короткой, но ожесточенной и яростной рубки легионеры расстроили их ряды и погнали по широкой просеке, без жалости разя в спины.

Дальше местность была изрыта оврагами, дикари с воплями скатывались туда, а сверху их в упор расстреливали из луков галльские конники. Почти десять тысяч германцев полегло на поле боя, остальные в панике рассеялись по лесу. Римляне потеряли восемьсот человек убитыми и ранеными.

Сам Херман поначалу храбро сражался в первых рядах, но потом и он не выдержал и кинулся бежать. Ему удалось уйти, бросив свой богато украшенный щит, чтобы враги не распознали в нем вождя.

Союзнику — дерзкому Ульфгангу — повезло меньше. Его отряд не вовремя наткнулся на римлян, преследовавших разбитых херусков. Главарь хаттов попытался оказать сопротивление, но его люди были просто смяты и растоптаны ударом тяжелой пехоты. Тут же подоспевшие батавы засыпали их градом дротиков и камней.

Ульфганга — оглушенного и раненного в ногу — верные дружинники утащили с поля боя и без остановки рванули к своей крепости, которая теперь, после поражения главных германских сил, уже не казалась им такой прочной и неприступной.

Первый акт мести свершился. Германик одержал блестящую победу и мог теперь спокойно вернуться на зимние квартиры. Уж после такого побоища точно ни один варвар не сунется за Рен.

— А весной мы снова придем! — крикнул Германик своим солдатам, которые, построившись по легионам, приветствовали и поздравляли молодого полководца, колотя мечами по щитам. — И тогда окончательно разделаемся с этими бандитами. Спасибо вам, храбрые воины. Вы здорово поработали сегодня. Великий Рим не забудет своих защитников. Вы искупили вину, и теперь я опять могу с гордостью называть вас своими соотечественниками. С победой вас, братья!

— Ура Германику! — в едином порыве рявкнули тридцать тысяч человек. — Да здравствует наш командир! Да хранят его Бога!

Германик улыбнулся, еле сдерживая слезы. Да, он имел все основания гордиться этим днем. Но дело еще не закончено — враг еще силен, не возвращены пока знамена легионов, которые германцы захватили у Вара, не наказаны мятежники и дезертиры, предавшие свою страну.

— Мы еще вернемся, — тихо сказал Германик сам себе и оглянулся, скользя глазами по рядам своих солдат, которые продолжали издавать торжествующие крики.

Подъехавший Вителлий радостно обнял молодого полководца, хлопнул по плечу.

— Отлично сработано, — сказал он. — За такую победу цезарь и сенат обязательно должны предоставить тебе право на триумф.

— Мой триумф здесь, — махнул рукой Германик. — Я предпочитаю не показуху, а конкретные дела.

«Твоя скромность равна твоим военным талантам, — с некоторой грустью подумал Вителлий. — Вот если бы ты еще был не такой наивный и не до абсурда благородный... Хотя, может, в этом случае мы и не были бы с тобой друзьями. Ладно, Богам виднее».