Храм Фортуны II - Ходжер Эндрю. Страница 3

Друз, избранный консулом на нынешний год, с радостью взял на себя организацию празднеств. Он очень любил повеселиться; особое предпочтение сын цезаря отдавал гладиаторским боям в амфитеатре, причем, чем больше крови лилось, тем большее удовольствие он получал.

Подготовка к играм была в разгаре, когда пришло известие из Могонтиака: Германик, главнокомандующий войсками обеих приграничных провинций, во главе своих легионов форсировал Рен и в нескольких битвах разгромил варваров, отбросив их в непролазные леса. Угроза вторжения германцев, которая вот уже несколько лет держала в страхе всю страну, была устранена. И хотя военные действия на правом берегу Рена еще продолжались, уже можно было говорить об успешной кампании.

Естественно, эта новость только добавила энтузиазма, и Друз, повсеместно приветствуемый толпами ликующего и снедаемого нетерпением народа, с удвоенной энергией продолжал подготовку к грандиозным торжествам.

Специальные корабли один за другим входили в порты Остии и Брундизия, доставляя из Африки и Азии всевозможных диких зверей: львов, тигров, пантер, слонов, носорогов. Из Испании везли злобных кантабрийских волков, из Германии — огромных свирепых медведей и диких туров, со всех концов необъятной Империи стекались в Рим сотни и тысячи обитателей лесов, полей, джунглей и саванн, дабы окропить своей кровью арену амфитеатра, доставив тем самым радость многочисленным зрителям и потешить самолюбие устроителей игр.

В повышенную, можно сказать, боевую готовность, были приведены и школы гладиаторов. Ланисты римских Людус Магнус на виа Лабикана и Людус Эмилия возле театра Помпея сбивались с ног, отбирая людей для предстоящего выступления. Не меньший переполох царил и в главных провинциальных заведениях такого рода — из Капуи, Пренесте и Равенны потянулись в столицу представители местных школ. Агенты Друза, не скупясь, вербовали и бродячие профессиональные труппы гладиаторов, которые кочевали по городам страны, давая свои представления.

Несколько сот лучших бойцов Империи должны были вскоре предстать пред взыскательными римскими зрителями, восхитить их своим искусством и потешить видом крови, хлещущей из ран.

В то время, правда, ни сами гладиаторы не горели особым желанием сложить голову на арене, ни ланисты, которые обучали их и организовывали выступления, не хотели лишаться доходного человеческого мяса. Если раньше в амфитеатрах сражались главным образом военнопленные и преступники, которым не приходилось рассчитывать на снисхождение публики, то сейчас ведущая роль постепенно переходила к профессионалам, а те, имея возможность неплохо зарабатывать своим опасным трудом, предпочитали покорять аудиторию не столько видом распоротых животов и срубленных голов, сколько своим мастерством во владении оружием, а потому частенько щадили друг друга, не нанося смертельных ударов.

И с этим приходилось считаться, но на сей раз Друз, которого вид крови приводил в гораздо большее возбуждение, нежели умело выполненный фехтовальный прием, вызвал к себе представителей Союза гладиаторов и различных школ и решительно потребовал, чтобы борьба была самая настоящая, иначе всем придется плохо. Ему не нужны халтура и жалкие пародии в столь торжественный день. А уж о надлежащей оплате он позаботится.

Поэтому хозяева объявили своим бойцам, что шутки кончились и придется драться всерьез. Друз позаботился, чтобы об этом его распоряжении узнали в городе, и люди теперь с еще большим нетерпением ожидали начала игр, ибо успели очень соскучиться по настоящему зрелищу — последнее, устроенное за полгода до смерти Августа, было откровенно скучным, и народ потом еще долго роптал и плевался.

Не были обойдены вниманием устроителя и соревнования колесниц. Большой Цирк во всю готовился к приему двадцати четырех забегов в день — максимально дозволенному законом числу. Сторонники четырех цирковых группировок — Красных, Белых, Зеленых и Синих — потирали руки в предвкушении интереснейших состязаний и уже заранее делали ставки на своих любимцев. У всех на устах были имена знаменитых возниц и их лошадей.

А в столичных театрах труппы лучших актеров — преимущественно греков — проводили последние репетиции своих спектаклей. Трагедии и драмы не пользовались особой любовью римской публики, а потому в программе были главным образом комедии, фарсы, фривольные ателланы и пантомимы. Приехали на гастроли и танцевальные группы из Сирии и Малой Азии. В городе поговаривали, что знаменитый Диомед из Апамеи привез новую постановку, в которой девушки из его балета будут выступать полностью обнаженными.

Так шло время; одни нетерпеливо ждали, считая дни, другие напряженно готовились, чтобы не ударить лицом в грязь. Кто-то уже подсчитывал возможные барыши, кто-то приносил жертвы Богам, моля сохранить ему жизнь или даровать победу, а в вивариях и подземных клетках по ночам грозно рычали львы и тигры. Рычали от голода и предчувствия скорой смерти.

И вот, наконец, наступило двадцать первое апреля — день Богини Паллы, День пастухов, день основания Рима и тот великий день, который должен был снискать Друзу, Германику и всей цезарской семье еще большую любовь и уважение народа.

Сначала, с самого раннего утра, сразу же по восходу солнца, за свои ритуалы принялись почитатели Богини Паллы.

По традиции на жертвенниках покровительницы пастухов возжигали странную смесь, которую приготовляли девственные весталки: засохшую кровь лошади, убитой в честь Марса во время прошлогоднего праздника, смешивали с пеплом умерщвленного несколькими днями ранее ягненка и разными травами, преимущественно со стеблями фасоли. Нежная Богиня не любила кровавых жертв.

Затем, помолившись, люди старательно выметали свои конюшни и загоны для скота новыми метлами, самих животных окропляли чистой родниковой водой, а в садах на деревьях развешивали венки.

На кухне, в присутствии всех домочадцев и рабов, отец семейства разжигал в очаге огонь. Топливом служили ветки оливкового и лаврового деревьев и засохшие цветы. Если дрова начинали громко потрескивать, все бурно радовались — хорошая примета.

Затем приносили еще одну жертву — из хлеба и молока, призывая при этом Богиню помочь им в трудах, умножить стада, дать хорошую траву и воду и простить грехи.

На этом первая часть ритуала заканчивалась. Вторая и последняя наступит ночью, когда запылают костры из соломы, а люди будут прыгать через них, пить молоко и вино и славить свою добрую покровительницу.

Теперь, когда солнце стояло уже довольно высоко над головой, начиналась самая торжественная часть праздника, в которой каждый хотел принять участие, а потому последние молитвы, обращенные к Богине Палле, звучали уже несколько торопливо; народ повалил на улицы.

Сначала устроитель игр Друз в сопровождении своего отца, цезаря Тиберия, и нескольких наиболее достойных сенаторов принес жертву в храме Юпитера на Капитолии, поблагодарив Бога за помощь и пообещав не забывать его в будущем. Затем члены коллегии Верховных жрецов совершили тот же обряд в святилище Аполлона на склоне Палатинского холма.

После этого наступила очередь прочих римских Богов — их храмы заполнились людьми, а служители того или иного культа принялись старательно выполнять свои обязанности. Брызнула кровь жертвенных животных — быков, овец, коз, голубей, затрещало пламя на алтарях, взметнулись клубы дыма над великолепными мраморными строениями: жилищами Юноны и Нептуна, Минервы и Венеры, Меркурия и Цереры, Вулкана и Марса, Геркулеса, Фортуны, Латоны и многих других.

Жрецы чужеземных Богов — таких, как Изида, Астарта или Кибела, — не принимали действенного участия в торжествах и лишь выполняли свои обычные функции. Рим очень терпимо относился к завезенным из покоренных стран религиям, но все же официальными они по-прежнему не считались.

Ливия и другие женщины из цезарской семьи, а также жены и дочери сенаторов, совершали свой обряд в храме Весты, где представительницы прекрасного пола — в отличие от других святилищ — пользовались большими правами, нежели мужчины.