Храм Фортуны II - Ходжер Эндрю. Страница 31

Началась резня — рассвирепевшие от упорства защитников римские легионеры разбежались по улицам, убивая всех на своем пути — детей, женщин, стариков. Солдаты Ирода тоже не выказали особого гуманизма.

Царь бросился к легату Созию.

— Останови побоище! — крикнул он. — Или я должен быть царем пустыни? Прикажи своим воинам остановиться.

Созий пожал плечами.

— Но они столько лишений натерпелись за эту войну. Пусть немного погуляют.

Чтобы компенсировать легионерам перенесенные лишения, Ирод из своего кармана выложил крупную сумму. Но жители Иерусалима были спасены от полного истребления.

А захваченного в плен Антигона Созий отправил в Антиохию, где Антоний приказал отрубить ему голову топором. Узнав об этом, Ирод, наверное, не очень огорчился.

Квириний провел рукой по лицу и улыбнулся.

— Ну что, вам еще не надоело? — спросил он, хитро прищурившись.

— Нет, — искренне ответил Сабин. — Все это очень интересно. Но когда мы подойдем к главному?

— Терпение, молодой человек, — произнес наставительно Квириний. — Уже недолго осталось. Скоро все узнаете. Дайте-ка вот соберусь с мыслями, как бы это изложить...

Светоний Паулин по-прежнему молчал, глядя в стол. Он ждал возобновления рассказа.

Квириний продолжил свое увлекательное повествование:

— Казалось бы, все тревоги позади — Ирод утвердился на троне Иудеи и мог с оптимизмом смотреть в будущее. Но тут у него появился еще один противник. Кто? Да кто же еще, как не Клеопатра. Вы не забыли, что Ирод обидел ее отказом от предложенной должности? Так вот, теперь гордая царица решила отыграться на дерзком идумейце.

Пользуясь моментом, эта авантюристка нажала на влюбленного в нее и совсем потерявшего голову Антония, требуя все новых и новых подарков. Причем не каких-то там колец с рубинами или жемчужных ожерелий (хотя и от этого не отказывалась), нет, египтянка возжелала сделать свое государство самым могущественным на Востоке, чтобы потом — как я думаю — бросить вызов Риму.

Не будучи в состоянии отказать Клеопатре, Антоний принялся дарить ей одно за другим римские владения. Финикию, Халкиду, изрядный кусок Сирии, даже часть территории набатейцев, которые не посмели возразить.

Ну, а драгоценным камнем в этой роскошной оправе должна была стать — по глубокому убеждению ненасытной царицы — именно Иудея.

Однако тут Антоний уперся. Ирод был его другом и союзником, на которого можно было положиться и который уже не раз доказал свою лояльность. Римлянин отказал Клеопатре, но, дабы не доводить дело до конфликта, отобрал у иудеев и отдал Египту богатый город Иерихон.

Да, города Ирод лишился, но зато его страна сохранила независимость и это было главное в тот момент. Ну, а отношения между двумя монархами, естественно, не улучшились. Теперь уже и Ирод затаил обиду на алчную мстительную соседку.

Но прежде всего ему надо было думать, как укрепить свою власть и поднять из руин разрушенную войнами экономику страны.

Первым делом он приговорил к смерти сорок пять жрецов и аристократов — самых опасных своих противников. Остальных богачей обложил немилосердными налогами.

Затем сместил со всех постов и должностей тех, кто хоть косвенно содействовал Антигону, и заменил их своими людьми, надежными, проверенными, преданными.

Кроме того, вокруг нового царя сплотились те слои населения, представителей которых ранее гордые иудеи не признавали равными себе — идумейцы, самаритяне, греки. Таким образом он в короткое время стал действительно всенародным повелителем.

Пока Ирод занимался этим, Антоний готовился к новому грандиозному походу против парфян. Ему удалось собрать огромную армию, самую большую из тех, которыми римляне когда-либо располагали на Востоке.

Любящая Клеопатра провожала полководца до самого Евфрата. А на обратном пути посетила Иерусалим.

Ирод принял египетскую царицу со всеми возможными почестями, осыпал ее подарками, пытаясь задобрить женщину, от которой так много зависело. Но Клеопатра ответила на это еще одним оскорблением — она «милостиво» согласилась отдать царю в аренду город Иерихон, отобранный в пользу Египта. В очередной раз Ирод был жестоко унижен, но внешне не показал ничего. Он проводил царицу до стен Пелузия, всячески заверяя ее в своей преданности и дружбе.

Однако в душе его все сильнее разгоралась ненависть к надменной любовнице Марка Антония.

Дверь комнаты неожиданно открылась, и в помещение вошли несколько слуг. Одни несли серебряные кадильницы, благоухающие ароматным дымом, другие — чаши с вином и подносы с закусками. Вперед выступил Протоген и вежливо поклонился:

— Достойный цезарь Тиберий просил узнать, не нужно ли вам чего? Если да, то я готов все сделать.

— Нет, поблагодари цезаря и скажи, что нам очень приятна его забота, — за всех ответил Светоний Паулин. — Но тут уже есть все, что нам требуется. Скажи еще, что мы внимательно и с интересом слушаем рассказ почтенного Квириния. Как только он закончит, мы сообщим об этом и будем просить цезаря принять нас.

Протоген еще раз поклонился; слуги расставили на столах то, что принесли, и все бесшумно выскользнули из комнаты. Дверь закрылась.

— Порядки в Риме стали, как при дворе Клеопатры, — то ли с грустью, то ли просто в задумчивости сказал Квириний. — Не то было раньше, не то...

Он помолчал, качая головой.

— Поход Антония завершился полной неудачей, — вновь заговорил старик. — Я принимал участие в этой экспедиции и видел все своими глазами. Соратник и ученик Цезаря, талантливый полководец, Антоний, казалось, совершенно растерял все свои лучшие качества.

Сначала он загнал армию в дикую глушь, но как ни старался, не смог взять столицу мидян, союзников Парфии.

А потом был этот страшный переход через горы Армении. Зимой, в лютый мороз... Люди замерзали сотнями. Немногим тогда удалось вернуться в границы Империи. Мне вот повезло...

А Антоний просто бросил свое войско и устремился в Сирию, где собирался встретиться с Клеопатрой. Больше ни до чего ему уже дела не было. Только эта шлюха и вино...

Вот тогда несколько офицеров из его армии — и я в том числе — пришли к вождю и потребовали отказаться от египтянки и заняться делами, достойными правителя. В таком случае — сказали мы — солдаты сохранят ему верность, памятуя о прошлых победах. Но если нет...

Антоний не стал нас слушать. Одно время даже казалось, что он прикажет казнить нас, но обошлось. Он просто уже совсем отупел от пьянства и плохо соображал, что делает.

— Ну что ж, — крикнул он в гневе. — Можете убираться куда хотите. Такие воины мне не нужны. У меня есть достаточно смелых и преданных бойцов, чтобы я не очень переживал по поводу трусливого бегства кучки предателей и дураков.

Вот так он ответил нам. И мы ушли, переправились в Италию и вступили в армию Октавиана. Что ж, теперь поступки Антония могут судить только Боги, но мне все же кажется, что он тогда совершил ошибку. Ведь можно еще было...

Квириний огорченно махнул рукой, на его лице было выражение горечи и обиды.

— Ладно, чего уж тут сейчас говорить... В общем, Антоний вернулся в Александрию, а мы вернемся к царю Ироду.

А Ирод пока разбирался со своей семьей. К тому времени — постоянно подвергаясь опасностям и постоянно живя в ожидании каких-то интриг и неприятностей — он очень изменился, стал болезненно подозрительным, недоверчивым и жестоким.

«Совсем, как Тиберий, — подумал Сабин. — История повторяется, учат философы... Да, похоже, что так».

— Теперь, когда царь расправился с оппозицией, — продолжал Квириний, — наибольшую опасность для него представляли — или, по крайней мере, так ему казалось — ближайшие родственники. В частности, теща Александра и ее сын, шестнадцатилетний Аристовул, брат Мартам.

Ирод уже давно подозревал, что теща интригует против него — она не могла смириться с тем, что ее зятем стал безродный идумеец. Но из-за жены, которую он очень любил, царь пока не предпринимал никаких шагов. Но с Аристовулом дело обстояло иначе.