Наследие Евы (СИ) - Рицнер Алекс "Ritsner". Страница 26
— Я спрошу. Когда поедем в Питер. Буду спрашивать каждый раз. Может, однажды ты ответишь, — усмехается.
Тим утыкается носом в его плечо и замирает. Касается коленкой коленки. Стах отталкивает своей как будто шутливо. А на самом деле — нет, ни фига не шутливо. У Тима такие коленки, что лучше бы их от греха подальше.
IV
Стах прогулял урок. Это второй раз в жизни. И все потому же. Об учебе думать как-то не получается. И о том, что прогулял. Хотя, наверное, надо.
Теперь его положение зависит от того, нарушит ли Антоша обещание, что больше ни за что не прикроет. Если нарушит — Стах окончательно перестанет его уважать, зато не получит дома. Не нарушит — придется зауважать. Лучше бы нарушил… а то Стах и дома получит, и Антошу еще начнет считать за нормального человека… Так себе события.
Он входит в кабинет. Ждет, что его спросят. Где был, куда пропал. Молчит даже Архипова. Значит, она думает, что в курсе и скучно. А если она в курсе и скучно… Вот Антоша, ну что за человек такой?.. Тряпка, а не человек. Но — спасибо.
V
Уже минут десять от урока — смешки. Хотя половина класса порядком раздражена. Судя по общим настроениям — всем надоело еще за прошлый урок. Стах понимает: его Антоша в принципе бесит, а сегодня так и вовсе бьет все рекорды…
Он переспросил уже раз двадцать, что там, на доске. Перебивая объяснения. Сначала нервировал учителя и одноклассников, потом нервировал соседку по парте. Она так взвилась, что на него накричала.
И со всех сторон: «Шест, задолбал! Где ты очки посеял, придурок? Иди домой уже!»
Стах с грохотом отодвигает стул.
— Можно выйти?
— Ну иди…
Стах встает с места, а потом подходит к Антоше и тянет вверх за шкирку.
— И куда вы вдвоем собрались? Сакевич?
— Надо поговорить.
Стах вытягивает Антошу из-за парты и толкает вперед, как на эшафот. Класс гудит.
— Знаю я эти ваши разговоры! Куда? Вернитесь! Сакевич.
Стах выставляет Антошу за дверь, выходит сам. Учительница вроде хочет за ними пойти, но Стах перед тем, как закрыть, уставляется на нее. Качает головой, мол, не надо. И, может, что-то в нем есть — твердое, убежденное или убеждающее, потому что она неохотно, но все-таки дает согласие.
Стах запирает. Наступает — и Антоша пятится, пока не вжимается в подоконник. Стах скрещивает руки на груди.
— Где очки?
Антоша молчит.
Стах уже был дипломатичным и понимающим до скрипа зубов. Теперь он обычный, и он шепчет:
— У меня лимит терпения исчерпан за сегодня. Я тебе по роже съезжу насчет три. Раз.
— Я споткнулся и сломал их, ясно? Что ты прикопался?.. Надо просто носить линзы, как ты… но с ними же в глазах ковы-…
— Два.
— Да ты слушаешь или нет?!
— Двух с половиной не будет, — предупреждает.
— Ну и бей, пожалуйста!.. — и весь сжимается.
Стах набирает полный рот воздуха и с шумом выпускает. Смотрит на Антошу, как на пропащего. Не врубается:
— Было бы кого защищать…
— Я сломал, я тебе говорю. Я упал.
Стах захватывает Антошу, почти душит.
— Я похож на идиота?! Ты меня плохо знаешь? Или я тебя? Думаешь: не чую, когда ты мне заливаешь? Что они тебе сказали?
Антоша хрипит:
— Я сломал, я сломал, я сломал!..
— Сакевич! — учительница все-таки решает их проверить. — Я твою маму вызову! Ты понял?! Что ты здесь устроил?!
Стах отпускает Антошу и прячет руки в карманы.
— У него свистнули очки.
— Что?..
— Я сломал!
— Не ври.
— Я не вру!.. — кричит Антоша с отчаянием. — Я сломал! Я сломал, ты слышишь, что я говорю?!
Стах цокает. Антоша проскальзывает в кабинет мимо учительницы.
— Сакевич… — говорит она впечатленно. — Я от тебя не ожидала…
Бывает.
— Такой мальчик…
Пусть ему платят за эту фразу всякий раз, как ее произносят. Он проходит мимо и говорит:
— Напишите замечание. Может, полегчает.
Она, видно, выпадает в осадок, потому что не находится с ответом. Она просит дневник. Стах отдает. Стекает вниз на стуле и полулежит за партой с расслабленным видом. С расслабленным хотя бы от того, что все взгляды — обращены в его сторону.
Пока учительница пишет, класс сидит в гробом молчании, как будто понимает, чем грозит. Никто не смеется, никто не охает, никто не злорадствует. Стах усмехается: нет, ни хрена они не понимают.
— Вот полюбуйтесь, что пришлось писать! — говорит она и поднимается с места. Зачитывает вслух: — «Увел одноклассника посреди урока в коридор, чтобы избить». За такое, Аристарх, вообще-то, отчисляют. Я бы твою маму попросила прийти, если бы не знала, как она строго к этому относится…
Она бросает дневник ему на парту со словами:
— Я в тебе разочарована.
Он усмехается. У него почему-то в голове застрял эпизод из страны чудес:
— «Рубить сплеча…» — прочитал Король и снова взглянул на Королеву. — Разве ты когда-нибудь рубишь сплеча, душечка?
— Никогда, — сказала Королева.
И, отвернувшись, закричала, указывая пальцем на бедного Билля:
— Рубите ему голову! Голову с плеч!
VI
Едва звенит звонок, Стах собирает вещи и вылетает из кабинета. Антоша, застегивая рюкзак на ходу, семенит за ним. По дороге сносит парту.
— Шест, ну получишь же…
— Боже, что за идиот?..
Антоша догоняет Стаха. Тот с разворота заряжает ему в скулу кулаком. Антоша, пошатнувшись, уставляется во все глаза. Стах поправляет ему пиджак. Отряхивает. Приближает лицо к его уху и говорит:
— Три.
— Стах, прости, что так вышло…
— Все. Хватит, Шест. Разговоры окончены. И об этом я скажу один раз. Я скажу один раз — и если ты вякнешь, я за себя не отвечаю. Кивни, если понял.
Антоша кивает и наконец отстает.
VII
Стах замирает в туалете, упираясь ладонями на раковину. С лица капает вода. Он тяжело дышит. Он чувствует, что его замыкает — и кислорода становится чудовищно мало. Сам виноват. Что ж его так коротнуло, что ж он не дождался звонка? Черт.
Черт-черт-черт-черт-черт.
Может, его клинит. Может, Антоша ни хрена не врет, а у него уже дефицит справедливости, а виноватых — целый класс.
Ну что за кретин. Он же получит. Он получит — и не за прогул. Прогул — это фигня теперь. Молодец.
Пошатнувшись, он отступает — к стене. Скользит по ней вниз. Ему перекрыло дыхание и перекрыло мысль. Кровь пульсирует в висках, перед глазами — она же.
Он зажмуривается и пытается — протолкнуть проклятый кислород. Давай же. Десять, девять, восемь…
Несется поезд.
Это в Питер.
Однажды заберет. И Тим будет смотреть в окно, пока не покажется, что небо за ними бежит — и не может догнать. А там в квартире… такие большие окна, словно весь этот город — в солнце — может поместиться в одной их комнате.
Свет просачивается сквозь кровавую пелену.
Стах выдыхает и открывает глаза. Вода все еще бежит. Возвращается звук — идут мимо гимназисты. Он разрешает себе полминуты. А затем встает на ноги. Намыливает руки в третий раз. Смывает. Закручивает краны. Подхватывает с пола рюкзак, закидывает на плечо и выходит.
Он дал Тиму слово. Значит, они уедут. А до тех пор — пропади все пропадом.
========== Глава 15. Мальчик, который играет с огнем ==========
I
У Стаха было время принять неизбежное. Может, он и думал не показывать дневник, выдрать страницу или потерять весь рюкзак к чертовой матери где-нибудь в канализации. Но потом… потом он решил, что нечего бегать. Она найдет другой повод. Не сегодня, так завтра. Какая разница?
Он не собирается ждать, оттягивать. Едва садится за уроки, едва она заходит и ставит табурет, он говорит:
— Мам. Сегодня кое-что произошло в гимназии.
Она садится, как падает, с готовностью играть в трагедии главную роль.
— Аристаша, что такое?..
— Шест посеял очки. И над ним смеялись, что он переспрашивал, чего написано на доске. Я не выдержал и главного клоуна вытащил из кабинета. Я в курсе, что не прав и что меня могли бы вытурить. Но все уже случилось.