Место под солнцем (СИ) - Блэр Фей. Страница 37

- Это он, да, - тихо проговорила и она. – Он мне сказал, что это моя жизнь, и я имею право помнить… и что люди, все, имеют право знать, и я должна рассказать им… и велел спать. И я заснула…

- Бальд? – вопросительно проговорил Маркос, делая короткий шаг назад и доставая из кармана затянутой в тёмную перчатку рукой тонкую блестящую цепочку.

За столом поднялся гвалт, некоторые члены Совета вскочили, другие, хотя и продолжали сидеть, не сводя глаз с Бальда.

- Вы уверены, что это был именно он? – с удивительной лёгкостью перекрывая голосом поднявшийся шум, спросил Экхард.

- Пусть он скажет что-нибудь! – потребовал Поль. – Пускай скажет, что…

- Однако интервью вы не давали, - сказала ему черноволосая и черноглазая женщина. – Почему?

- Да потому что я не желал выглядеть идиотом! – воскликнул Поль. – Кто, ну кто сейчас поверит во всё это? – он обвёл руками комнату. – Да я вообще всё это помнить не хочу!

- Это легко устроить, - успокаивающе проговорил Аргел. – Совету ещё интересны эти люди? – осведомился он.

- Нет, - оглядев всех остальных, ответил Маркос. – Усыпи пока их – пускай ждут.

Аргел чуть заметно поклонился. Пока он занимался Кларой с Полем, дислокация членов Совета вокруг стола переменилась, и когда Аргел повернулся к Совету снова, все его члены стояли, почти окружив Бальда.

- Как защитник Себастьяна Мара и Доната Яворски, - очень официальным тоном заговорил Аргел, - я спрашиваю Совет: достаточно ли ему представленных доказательств в пользу их невиновности?

- Да кого они сейчас интересуют, - буркнул высокий и широкоплечий мужчина с тёмно-рыжими волосами. – У нас тут наметился очень интересный разговор, - проговорил он, щурясь и глядя на Бальда.

- Тогда я прошу Совет вынести свой приговор, - настойчиво сказал Аргел, подходя к столу. – Кто считает Себастьяна Мара и Доната Яворски невиновными и полагает, что их имена должны быть чисты от обвинений? Маркос?

- Невиновны, - сказал тот, по-прежнему не сводя глаз с Бальда.

- Бальд?

Тот только усмехнулся, его красные сейчас и полные ярости глаза сверкнули, но он не сказал ни слова.

- Россер? – продолжал Аргел.

- Невиновны, - отозвался тот.

Один за другим члены Советы повторяли это «невиновны», и последним его произнёс сам Аргел. И сказал, строго, сухо и, может быть, слегка торжественно:

- Таким образом, Совет единогласно, за исключением одного воздержавшегося, выносит вердикт о снятии всех обвинений с Себастьяна Мара и Доната Яворски, восстанавливая их во всех правах. Совет напоминает, что они не в праве требовать возврата того имущества, что было изъято из их дома за то время, что тот был открыт для свободного доступа всех обитателей Города. С данного момента доступ в их дома будет вновь закрыт, и всё их нынешнее имущество опять переходит под защиту законов Города.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍- Я всех извещу, - сказал Экхард, подходя к Мару и Донату. Отперев замки, он сам снял цепи с уже оправданных и вежливо проговорил: - По правилам, вам должен был бы принести извинения за несправедливое обвинение глава Совета, но по ряду обстоятельств, сейчас это представляет некоторую проблему.

- Мы всё понимаем, - не менее вежливо ответил ему Мар, вставая. – Я могу забрать своё имущество? – спросил он, указывая на Клару и Поля.

- О нём позаботятся, - пообещал Экхард. – Ты получишь их немного позже. Я вас провожу, - сказал он мягко и любезно, но за этой мягкостью слышалось требование, абсолютное и категоричное.

Мар и Донат спорить с ним не стали и, кивнув Совету, двинулись за Экхардом. Сперва до дверей, затем – по длинному слабо освещённому коридору, за которым следовал ещё один коридор, а потом ещё, ещё, ещё… Здесь был целый лабиринт, сделанный так странно, что даже вампиру запомнить путь было невозможно. Наконец, они поднялись по длинной-длинной лестнице, Экхард открыл очередную дверь, и они все оказались в одном из приёмных залов здания Совета.

- Ждите, - велел Экхард и скрылся за соседней дверь. Пара вампиров, сидевших на одной из каменных скамей, что стояли вдоль стен, с любопытством уставились на Доната и Мара, не предпринимая, впрочем, ничего: вероятно, о прошедшем слушанье Город был оповещён, и эти двое поняли всё верно.

- Ты их и теперь отпустишь? – спросил Донат, тоже усаживаясь на скамейку у стены.

- Я думаю, как теперь стирать им память, - ответил Мар. – И стирать ли.

- Тебе мало неприятностей? – изумился Донат.

- Не в том дело, - Мар закинул ногу на ногу. – Они пара – и они расстались, - принялся он объяснять. – Это раз. И два – статья-то никуда не денется. Как я понял, её многие прочли из их окружения – согласись, что будет крайне странно, если Клара обо всём забудет. Нет, тут надо как-то тоньше – и я думаю пока что, как.

- Аргел обещал сам сделать это, - напомнил Донат.

- Обещал, - кивнул Мар. – Он не подл и не глуп…

- Это как сказать, - хмыкнул Донат. – Где-то там он спрятал Леонара, помнишь?

- Тут другое, - возразил Мар. – Это подло, да, согласен – но это подлость в ответ на подлость же. В любом случае, пока мне их не вернут, я ничего не сделаю. У тебя дома было много ценного? – спросил он с сочувствием.

- Было кое-что, - Донат поморщился. – Большинство вещей не жалко – но вот кое-что… эх, - он вздохнул, - надо было это спрятать перед тем, как их тащить туда. Людей.

- Мне жаль, - искренне проговорил Мар. – Можно будет попытаться после выкупить хоть что-то – я прошу, позволь мне…

- Я сам сглупил, - оборвал его Донат. – Своё выкупай.

- Да я-то… - Мар вздохнул и, махнув рукой, умолк.

Ему было стыдно перед Донатом и скверно от того, что он ничего уже не мог исправить. Они замолчали – время шло, и большие золотые стрелки огромных установленных под потолком часов сделали почти четыре полных оборота прежде, чем боковая дверь, за которой исчез Экхард, наконец, открылась, выпуская его, и бессменный секретарь Совета и хранитель Архива города подошёл к Мару с Донатом и протянул обоим по шерстяному белому плащу с продольной синей полосой и широкой шерстяной повязке на голову, тоже бело-синей – символами оправданных Советом обвиняемых.

- Рекомендую носить их ближайшую неделю, не снимая, - сказал он.

- Мы вернём, - с благодарностью проговорил Мар, поднимаясь и надевая сперва плащ, а затем повязку.

- Через две недели, - кивнул Экхард.

И ушёл – а Мар с Донатам неспешно пересекли зал и вышли, наконец, на улицу, где натолкнулись на довольно многочисленную толпу, встретившую их заинтересованными возгласами и даже аплодисментами.

- До завтра, - сказал Мар, пожимая руку Донату. – Мне правда жаль.

- Сочтёмся, - ухмыльнулся тот. – Жизнь длинная.

Пробравшись сквозь толпу, Мар двинулся по улице, гадая, найдёт ли дома хотя бы что-нибудь, или же ему придётся обживаться заново – по крайней мере, здесь. И думая о том, что в наличии жилья вне города есть, определённо, плюсы.

Когда он свернул на одну из небольших улочек, стало совсем тихо – и в этой тишине он успел услышать чьи-то лёгкие и быстрые шаги. Что-то в них насторожило Мара, и хотя обернуться он и не успел, но времени присесть ему хватило – и удар, что должен был бы снести ему голову, просто чиркнул по макушке.

Мар упал и, перекатившись по мостовой, хотел было подняться, но не успел – налетевший на него Бальд опрокинул его, но всё же не прижал: Мар в самый последний вывернулся, и началась борьба.

Не на жизнь.

На смерть.

Борьба, в которой у Мара не было шансов: Бальд был старше, опытней, сильнее и выносливей. И хотя Мар дрался, отдавая этому все силы, грязный, залитый и своей, и чужой кровью – ран было столько, что они не успевали затягиваться – он быстро слабел. Мар с самого начала этой безумной схватки не рассчитывал не то что на победу, но даже на то, что сможет продержаться сколько-нибудь долго – но он смог. С некоторой иронией он понимал, что не взбреди Бальду в голову блажь лично расправиться с ним, он, скорее всего, попросту был бы разорван сторонниками поверженного главы Города, так что сознательно или нет, но тот подарил ему возможность умереть с честью – один из самых щедрых подарков, который только может сделать один вампир – или человек – другому. Шансов у Мара не было: Бальд был и сильнее, и опытнее, и регенерация у него проходила быстрее, а потому и крови он от таких же ран терял меньше – а значит, меньше и слабел.